Мобилизация

Мобилизация

Маски, призраки, моделирование. Референциальная ценность признака стирается.

Жан Бодрийяр задумал общую семиотику моделирования, основанную на предположении о конце референциальности и в экономике, и в языке. Процесс дематериализации ценности — это часть общего процесса отчуждения, который является общей тенденцией капитализма. Теория стоимости Маркса основывается на концепции абстрактного труда: рабочее время является источником и мерой стоимости. Это означает, что, с точки зрения валоризации[10], конкретная полезность трудовой деятельности не имеет значения. Что важно, так это абстрактное рабочее время, а не конкретное содержание продуктивной деятельности.

В сфере рынка вещи не рассматриваются в соответствии с их полезностью, но только с точки зрения их обмениваемости. Аналогичным образом в области языка слова меняются и оцениваются в соответствии с их перформативностью, то есть их прагматической эффективностью. Эффективность — вот относительно чего мы измеряем ценность в сфере коммуникации. Прагматика, в отличие от герменевтики, является методологией социальной коммуникации, особенно в эпоху всепроникающей массовой информации: при том, что информационные потоки проникают в любое пространство общественного дискурса и сознания людей, моделирование занимает центральное место в происхождении коллективной галлюцинации, которую мы называем «мир».

Знаки обмениваются на знаки, а не на реальные вещи.

В «Смерти и символическом обмене» (Death and Symbolic Exchange) Бодрийяр говорит об «эмансипации знаков». Освобождение знаков от ссылочной функции можно рассматривать как общую тенденцию позднего модерна. Эта тенденция преобладает не только в литературе и искусстве, но и в политике и экономике.

С такой точки зрения можно увидеть, что деньги стали не столько показателем стоимости, сколько фактором мобилизации.

Слово «мобилизация» изначально относится к военным сборам и активизации социального тела народа, когда родина вступает в войну против врага. С XIX века благодаря введению призыва на военную службу и современных систем транспорта война стала подразумевать всеобщую мобилизацию населения. Поздний капитализм трансформировал военную логику мобилизации в сферу экономики: работа, производство и обмен — все превращается в поле битвы, единственное правило на котором — конкуренция.

Вся наша неустойчивая жизнь подчиняется этому императиву — конкуренция.

Все наши коллективные энергии служат одной цели — войне против всех остальных, чтобы выжить. Мобилизация уступает исступлению и в конечном итоге может привести к панике, после чего следует депрессия.

Похожие эффекты подчинения, обнищания и эксплуатации происходят от применения всепроникающей системы долга. Долг функционирует как оружие против автономии общества, превращая деньги в средство шантажа. Молодые люди обязаны брать кредиты в банке, чтобы оплатить учебу, так как государственная система образования была уничтожена неолиберальным фанатизмом, а частные школы являются непомерно дорогими. По окончании университета они обязаны соглашаться на любые условия работы для того, чтобы погасить свои долги, страдая в полной мере от шантажа в этом процессе. Роль денег, которые изначально предполагались как мера стоимости, настолько изменилась в настоящее время, что они превратились в инструмент для полного подчинения. Задолженность стала чем-то вроде проклятия. В этом метафизическом долге деньги, язык и чувство вины — все переплелось. Задолженность — это вина и, как вина она вступает в область бессознательного, где деньги трансформируют одни объекты в другие.