ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ

ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ

30 сентября 2003 0

40(514)

Date: 01-10-2003

Author: Свидетельство Д. КОТОМКИНА, выпускника Московской консерватории

ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ

...Сначала приходит звук. Жестяное нестройное стаккато, напоминающее о дожде, ударяющем в крышу, о приближении грозы. (Каждая трагическая эпоха имеет, убежден, свою звуковую доминанту. Надвигающийся лязг никелированных, друг друга задевающих краями омоновских щитов и мембранные команды карателей на фоне пулеметной пальбы запомнятся русским так же, как топот чоновских продотрядов, как скрип тормозов черных "марусь" Большого Террора.) Сидя на крыше одного из коммерческих киосков возле станции метро "Баррикадная" 29 сентября сего года, в 19.30, я вижу, как одна из четырех сверкающих, лязгающих, ощеренных дубинами когорт идет на народ в упор, начав движение от цоколя "высотки", другая надвигается слева, от Садового кольца, третья — справа, с Красной Пресни, четвертая... о, ее мы тоже скоро увидим: она мистически материализуется за нашими спинами, отгородив нас от метро. Это случится скоро, очень скоро.

Пока же они освобождают от народа проезжую часть. Это дается им почти без усилий: люди просто не понимают, что их хотят сжать на малом пространстве до наиболее удобной для избиения плотности. Когорты смыкаются. Очутившись метрах в ста от входа в метро, толпа начинает сопротивляться. Несколько минут народ и ОМОН топчутся "стенка на стенку". ОМОН сильнее. У него щиты, "члены ОМОНа" (так они сами себя официально величают) выстроены в четыре ряда.

Они применяют свой излюбленный прием: надавив на толпу, "выпрямив" чуть не под прямым углом припавших к их щитам людей, несколько омоновцев одновременно наступают им на ноги и — толкают. Люди — человек пятнадцать зараз — валятся на асфальт, в грязь. И тут прелюдия заканчивается. Вступают ударные. У них продуманная тактика. Четвертая когорта отсекает людей от метро. Совместно с первыми тремя она создает "котел". Тех, кто в нем остается, избивают резиновыми дубинами омоновцы из третьей и четвертой шеренг. Таких "котлов" заваривается несколько. Один из них — прямо у подножия моего наблюдательного пункта. В "котле" — одна женщина и трое мужчин. Они втроем работают, как слаженная машина: сдавливают этих четверых щитами и наносят удары по ногам. Потом отпускают. Женщина падает, барабанные перепонки разрываются от ее крика. Один из мужчин, старик в очках, падает тоже. Женщина, скорее всего, просто случайно попала в котел. У нее ухоженная прическа, на ней дорогая "кожа". Ей везет: один из мужчин, прикрыв от ударов, позволяет ей выползти из "котла". Его сваливают толчком щита. Старик, теряя очки, поднимается на ноги. Он бросается к ним: "Что вы! Что ж это... Не бейте!" Через несколько мгновений, с лицом, рассеченным острой кромкой щита, подсеченный ударами дубин по ногам, он ужом уползает во тьму между палаток.

Этим двоим приходится плохо. Их бьют и дубинами, и ногами.

Крики, нестерпимые женские крики сотрясают воздух. Это контрапункт. Грохот омоновских щитов, глухие звуки, производимые непревзойденной резиновой, со стальным сердечником дубиной российской демократии, врезающейся в плоть, шипение химических "дымовух", кидаемых ими в толпу, металлический голос, зазывающий людей войти в метро (как?), — подголосья в никем еще не написанном концерте № 1400 для ударных с оркестром.

На последнем его аккорде я, избитый, спасающийся от ударов, перемахнув через турникет (предусмотрительно сдвинувший свои обутые в резину клешни), поскользнулся в крови. Это давешний старик, разбрызгивая тяжелую кровь, всем телом пал на черный резиновый поручень эскалатора.

Я уже не помню, били нас в вестибюле станции или нет.