НЕПРИЗНАННАЯ РЕСПУБЛИКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НЕПРИЗНАННАЯ РЕСПУБЛИКА

26 августа 2002 0

НЕПРИЗНАННАЯ РЕСПУБЛИКА (“Зазеркалье”, “Че Данс”, “Запрещенные барабанщики”...)

Десять лет назад, еще в газете "День", было опубликовано интервью с Олегом Гапоновым, лидером группы "Зазеркалье" — на тот момент одной из наиболее популярных андеграундных команд. За прошедшее время многое изменилось. После "Зазеркалья" был нашумевший проект "Че Данс", просуществовавший, к сожалению, недолго. Затем Гапонов исчез из поля зрения широкой публики. Шли разговоры о его полном отходе от музыки. Они сменились слухами об увлечении параллельным кино, о контактах с западными мэтрами индустриальной сцены, об электронных проектах. В 1999 году в России прогремел коллектив, созданный его друзьями-соратниками по Ростову-на-Дону,— "Запрещенные барабанщики". Недавно в Москве прошла презентация нового проекта Гапонова "Фигура". Много новостей и у "Запрещенных барабанщиков". Сегодня в полосе "Рок—русское сопротивление": лидер "Фигуры" Олег Гапонов и идеолог "барабанщиков" Иван Трофимов отвечают на вопросы нашего корреспондента.

Корр. Прежде всего, хотелось бы восстановить хронологию событий: от распада "Че Данс" и по сей день.

Олег Гапонов. После "Че Данс" у Ивана появился проект "Запрещенные барабанщики", а я года два вообще музыкой не занимался, работал в пресс-службе Северо-Кавказского военного округа, ездил по Северному Кавказу. Кстати, здесь проявился такой мой жизненный парадоксализм. "Зазеркалье" было довольно националистическим объединением, а тут потом долгое время общаюсь, в связи с должностью, с кавказскими народами. Тоже и с "Фигурой". Вроде бы мы такие антиамериканисты, а наибольший интерес к нашему творчеству проявляют в Штатах.

И в 1997 году, а я давно увлекался электронной музыкой, появилась задача сделать интересный проект. С одной стороны, фольклорный, но не цитаты фольклорных произведений — мы решили применить такой метод создания музыки, который характерен для традиционного, мифологического мышления, используя современные средства. Начинали с компьютера, потом перешли к живой работе — так появилась "Фигура". По традиции "Зазеркалья", по традиции "Че Данс", "Фигура" тоже завязана на акционизме, только на этот раз мы ведем беседу с бессознательным в человеке. Проект аудио-визуальный, без текстов. Зимой Иван приезжал в Ростов, и мы решили вынести всё на поверхность: издать "Че Данс" с "Зазеркальем" как архив и познакомить публику с новыми произведениями.

То что сейчас выдается за андеграунд, за радикальное искусство — на деле абсолютно форматное явление. Новое поколение не знает настоящих вещей, которые мы на собственной шкуре пережили. Поэтому издание архива — дань прошлому и подарок грядущим поколениям.

Иван Трофимов. Недавний концерт "Че Данс" — это разовая акция. Просто это даньнашей молодости, ибо мы не хотим предавать свое детство. Я, наверное уже полгода хожу и напеваю блестящие строчки Олега:

Но детство поймали за штаны озорные,

Скормили, споили буржуазной заразой,

Букварь изорвали, портфель порубили…

Это действительно то, что сейчас с Россией происходит. Все 90-е годы страна находилась в состоянии апатии, в стагнации. Очень многие достаточно деятельные и умные люди были выкинуты из социума, им пришлось стать маргинальными артистами. Некоторые вообще ушли из жизни. Таких примеров масса, а ведь многие из спившихся, сторчавшихся подавали большие надежды… Произошло самое страшное — нас всех заставили предать свое детство, нам навязали другую модель мира и заставили в ней жить.

На чем, собственно, мы с Олегом и сошлись в 1992-93 годах, когда он был таким крайне правым ростовским экстремистом, я крайне левым — на критическом отношении к современной действительности. Ко власти, которая давно уже не от Бога. А просто от кошелька. Мы всегда пытались с этим делом бороться. Какое-то время боролись при помощи политически некорректных текстов, при помощи шокирующих акций, которые раздражали не только буржуазию, но и часть оппозиции, и всяких там крепких хозяйственников, и педерастическую богему. Какое-то время тактика была от обратного. Мы брали на вооружение методы мелких буржуа и пытались говорить с ними их же языком. Для того, чтобы показать всем, какими мы были в начале 90-х годов, мы выпустили этот альбом. Еще отчасти для того, чтобы молодежь искала иные формы. "Че Данс" потерпел фиаско. Оказалось, что он был преждевременным проектом, либо проектом из другого измерения. Он оказался не нужным ни тусовке, ни патриотической оппозиции, ни самим музыкантам, в конце концов. Но мы жили этим в течение какого-то периода нашей жизни. Отказываться не имеем права. Все, что я тогда (в начале и середине 90-х годов) делал: вступление в Национал-Большевистскую Партию, ежедневная агитация на ростовском филиале "Русского радио" за Зюганова в 1995-96 гг., расклеивание листовок против абортов — ни о чем не жалею. Другое дело, что сейчас изменились взгляды на жизнь, на методы борьбы. Мы взрослеем. Начинаем понимать, что сейчас сила человеческого слова, поэтического слова или музыкального образа гораздо меньше, произошла нивелировка. Потому что машина, которая пытается нас давить, становится все мощнее, все изворотливее.

О.Г. Значимость тех форм, которые мы применяли, те стандарты, в которых мы воспитывались, варились, которые мы сами впоследствии воспроизводили,— всё это потеряно, утрачено. Можно заметить, что когда идут массовые концерты поп-артистов, толпе безразлично, кто перед ней: Земфира или "Руки вверх". Это просто пьяное гульбище. Текст как таковой потерял значимость. Дело даже не в уровне текста, проблема в том, что новое поколение перестало оценивать качество и его отсутствие. Есть поток, есть драйв — этого вполне достаточно.

Если же вспомнить 90-е годы — тогда люди слушали поэзию, им было интересно. Я склоняюсь к мысли, что сегодня текст потерял смысл, он растоптан. Может быть впоследствии что-то и изменится. Произойдут какие-то изменения в сознании наших людей. Но пока я вижу необходимость работать в других формах, которые созвучны моменту. Такая, может быть, смелая аналогия. "Тихий Дон" — актуален всегда, несмотря на то, что закончен был несколько десятилетий назад. Но продолжение "Тихого Дона" воспринималось бы как продолжение "Унесенных ветром". Не теряя связи с прошлым, я хочу предложить другое.

И.Т. В середине 90-х, на мой взгляд, более актуального проекта в нашей музыке вообще не было. Если бы он удался, то, думаю, вся судьба российской альтернативной сцены могла иначе повернуться. Но не было тогда структуры в стране, которая могла продвигать подобного рода проекты. И сейчас ее нет.

Корр. А что это за структура должна быть? Какая-то независимая фирма, наподобие челентановского "Клана"?

И.Т. Думаю, такая контора просуществовала бы недолго. Пришли бы товарищи из органов, и пришлось бы, чтобы выжить, переключиться на выпуск мумитроллеподобных идиотов.

Корр. "Зазеркалье" без какой-либо раскрутки смогло стать в определенной среде культовой командой. До сих пор старые альбомы группы "Солдатская совесть", "Все золото мира", где-нибудь на Горбушке идут на "ура".

И.Т. Тексты Олега — уникальны. Одновременно выражение вселенской скорби и черного юмора. "Зазеркалье" однозначно входит в пятерку всего лучшего, что происходило в так называемом русском роке. В октябре-ноябре мы выпускаем сборник лучших песен группы, и люди смогут сравнить то, что было десять лет назад, с сегодняшним состоянием умов. С уровнем сегодняшнего "рока". Чтобы понять, что происходит страшный регресс.

О.Г. Кто-то написал про меня еще давно: "параноидальная поэзия Олега Гапонова". На деле мы взяли за основу язык простых людей. В нас было много трэш-эстетики. И конкретика текста , где могла быть и ненормативная лексика как у панк-групп того периода, конкретика событий, конкретика идей там от и до присутствует. Там нет туманности и абстракционизма. Впрочем за здоровым пафосом, доминантой простых человеческих ценностей можно усмотреть какую-то, не так уж это и страшно, психоделическую подоплеку. Просто это другой взгляд на поэзию, на возможность донести те идеи, которые я хотел донести. Я не стал брать традиции символистов, еще чьи-то. Я использовал то, что слышал на улице. Если говорить не про стилистику, а про идейно-художественное направление, то "Зазеркалье", "Че Данс" и "Фигуру" можно отнести к романтизму. Это всегда серьезное сомнение, борьба, трагедия, героизм.

И.Т. Но у романтиков ХIХ века было много пессимизма. У Олега же, наоборот,— пафос заряжающий. Муссолини в свое время говорил, что его движение выступает решительной антитезой ко всему кругу идей 1789 года. Мы недавно подумали, что именно романтизм был первым течением, ставшим опять-таки антитезой идеям Французской революции.

Корр. За последнее время ваше мировоззрение не изменилось?

И.Т. Я всегда был против системы, но сейчас вижу, что тех, кто против, много, но с ними у меня мало общего. У меня нет другого выхода — только формировать какое-то свое поле деятельности, объединять тех людей, кто настроен радикально против, но в то же время не бежит за антиглобалистами, маменькиными сынками из буржуйских семей, которые кидаются в полицейских дерьмом и считают, что это круто. Они прекрасно знают, что их ждет спокойное обеспеченное будущее. В самом худшем случае — комфортабельная элитная психушка, в лучшем — место в президентском совете.

Единственный сейчас достойный путь для критически мыслящего человека, который не хочет становиться маргиналом или отшельником,— стать консерватором. Сегодня быть консерватором в тысячу раз радикальнее чем кем бы то ни было. Радикализм хорошо расфасованный, пронумерованный, со штрих-кодами, продается великолепно. Портреты Че Гевары стали символами вселенской пошлости. Такой "радикальный" образ мышления. всячески кастрированный, препарированый,— проповедуют МТV и прочие чуждые нам СМИ.

Вот передо мной лежат две книжки, Курт Воннегут и Сорокин. Честно признаюсь, Сорокина не читал ни одной строчки и не хочу. Для меня он — символ той части аудитории, которую я не очень люблю. А Воннегута я прочитал всего и буду перечитывать не раз. Человек пронес идеалы через всю жизнь, не предал детства. Марк Твен — такая же величина… Лев Николаевич Толстой. На них я ориентируюсь. Мой иконостас не изменился за последние десять лет. Как я ценил Челентано, так и продолжаю. Как преклонялся перед "Песнярами", так и сейчас. Да и идейные враги не сильно изменились. Как мне не нравился господин Гайдар-младший, так и не нравится. А если бы одну известную либеральную даму не грохнули несколько лет назад наемные убийцы — это мог бы сделать я. Потому что однажды я слышал ее выступление по радио перед молодежью, где она доказывала, что сейчас гораздо лучше, потому как все могут, подобно ее племяннику, диджействовать и получать большие бабки.

Корр. Это все справедливая критика. Есть ли какая-то позитивная программа?

И.Т. В любом поколении во все времена есть часть, наверное около 10 процентов, которая настаивает на своей уникальности, придумывает свою эсхатологию, свои мифологемы и живет в ожидании конца света, в ожидании каких-то революционных событий, пытается их провоцировать. Пытается мир радикально переустроить. И какая-то часть того же поколения соответственно наоборот выполняет охранительную функцию. Мы оказались в уникальной ситуации. Мы — единственное поколение, которое может с полным правом утверждать, что золотой век действительно был в прошлом. Для наших родителей золотой век должен был наступить после восьмидесятого года, как в свое время пообещал Хрущев. Либо в какой-то отдаленной перспективе, в будущем. Мы сейчас можем сравнить то что было, в Советском Союзе, со всеми его негативными аспектами, и то, что есть сейчас со всеми его позитивными аспектами. Сравнение явно не в пользу современности. Тогда и деревья были большими, и солнце светило ярче. Сейчас эту позицию необходимо озвучить.

Корр. Консерватизм — сегодня тоже довольно модное, особенно среди политической элиты, слово. Думаю необходимо расшифровать твое понимание. Какие ценности ты отстаиваешь…

И.Т. Свобода, достоинство, любовь к родине и женщине, терпимость, обостренное чувство социальной справедливости. Старые советские ценности. Наверное, поэтому мне проще найти общий язык с пятидесятилетними, чем двадцатилетними. С первыми мы жили в одной стране, у нас были общие цели. "Запрещенные барабанщики" говорят совершенно другим языком: на филологическом уровне, на музыкальном, на идеологическом,— нежели группы, которые раскручиваются радиостанциями и мощными продюсерскими центрами. Мы в этом смысле схожи с теми, у кого было неприятие языка передовиц советских газет. Эти передовицы в какой-то момент выродились в полную бессмыслицу, в набор пропагандистских штампов. Они отталкивали людей от патриотизма, от признания того факта, что советская попытка построения будущего была гораздо успешнее, удачнее западной, капиталистической. Но из-за того, что в пропагандистских отделах сидел бог весть кто, многих талантливых и честных людей это оттолкнуло. И мы проиграли. У нас сейчас тоже столкновение с ассоциативным языком полунаркотического бреда, который используют модные нынче ансамбли. Мы оказались на полке супермаркета. Но, находясь там, мы можем влиять на людей. И даже пытаться трансформировать систему. А в случае андеграунда наше влияние окажется мизерным, что системе и нужно.

Наше отличие — мы пытаемся говорить четким ясным языком. Рассказывать простые истории. Мы можем себе позволить быть неактуальными. Делать то, что мы хотим, не заботясь о последствиях, не комплексуя по поводу потенциальной потери репутации. Мы хотим разговаривать с теми людьми, с которыми можно разговаривать без переводчика. Навязывать себя, как поступает шоу-бизнес, не хотим,— нам это неинтересно и ненужно. Мы сейчас ищем людей, понимающих нас от и до. Или же тех, кто не понимает, но жаждет.

Корр. Слово "мы" обозначает не только музыкантов?

И.Т. Мы — сообщество молодых консерваторов, настроенных критически к современной действительности. Сообщество людей, которые привыкли сами осмысливать все явления. Которые смогли не потеряться в нынешней системе, с одной стороны. А с другой, не приемлют ни ее ценностей, ни ее стиля.

В мире происходит очень много интересных событий, которые далеко не всегда контролируются какими-то центрами, управляющими общественным мнением. Всё это требует осмысления. Тем более требует осмысления культурная жизнь этого общества, которое оказалось в ситуации постоянного информационного давления, переизбытка информации. Единственное, что конкретно мы можем противопоставить этой лавине лжи, полуправды, откровенного бреда и подобного — свою непризнанную Приднестровскую Молдавскую республику. Иные пути на данный момент неадекватны. Главное при этом еще собирать вокруг себя молодежь, которую воспитывать в правильном ключе. Мы сейчас в положении Герцена находимся, хотя, конечно глупо сравнивать себя с такой величиной. Но я счастлив делать это в своей родной стране, а не за рубежом, в среде эмигрантов. Вот недавно я пришел к довольно пораженческому, провокационному выводу. Может быть, и не надо строить какое-то убогое государство, где все произведенное руками человеческими принадлежит 1 проценту чиновников, классу человеко-обезьян. Они настолько срослись с госаппаратом, начиная с позднесоветских времен, что от власти никуда просто так не денутся. Может быть, лучше прямая американская оккупация? Может, тогда молодежь, да и народ в целом проснется. А с другой стороны, при сегодняшнем уровне иммиграции, и нашем уровне рождаемости — нас запросто может ожидать судьба скифов и сарматов, которых смели дальнейшие волны переселенцев.

Корр. Чем можно объяснить такую богатую палитру ростовской музыки, причем музыки достойного уровня. С одной стороны — электронщики из ППК, штурмующие вершины британского хит-парада или популярный рэп-проект "Каста", которому симпатизируют отнюдь не дауны. С другой — блестящие андеграундные имена — Третьяков, "Урблюд драмадер" и другие. Вы, наконец…

О.Г. В Ростове была очень серьезная художественная школа. Собственно, ростовцы и стали костяком школы радикального искусства в Москве. Тимофеев, Тер-Оганьян. В ростовском андеграунде есть традиция преемственности. В Ростове смешались различные культуры, народы. Кавказская горячность, купеческая широта. У Ростова удивительная, оригинальная история. Дон, Северное Причерноморье — древнейшие места. Сейчас, возможно, подтвердится теория Тура Хейердала, о том, что Один был реальным человеком, который пришел из Северного Причерноморья на север. Каким-то таинственным образом мы являемся продолжателями этого древнейшего пласта. Культурный синкретизм во всем прослеживается, он был издревле. Сейчас при раскопке древних городов это хорошо заметно, когда какую-нибудь греческую улицу пересекает неожиданно скифская улица. А недалеко могут оказаться прагерманцы. Наверное, это пересечение культур дает такой своеобразный творческий импульс.

Корр. Кого можно назвать вашими соратниками?

И.Т. Единственный наш брат по оружию — Гарик Осипов. Плюс — ветераны: Константин Николаевич Беляев, Татьяна Анциферова, Юрий Миронов. Так что круг очень узкий. Есть люди, которые мне симпатичны своим творчеством. Альянс Натальи Медведевой и Сергея Высокосова. Недавно открыл Псоя Короленко, который если и не является соратником, то интересен как очень большой талант. Нравится достаточно популярная ска-команда "Каберне Денев". Наконец, есть "Ляпис Трубецкой" — очень хорошие наши друзья. Я не всегда в восторге от их песен, но знаю, что они делают все искренне, здесь нет коммерческого хода. Они по жизни герои собственных песен. Вот в Мурманске мы нашли растаманскую команду. Вообще, растаманы на севере — это само по себе забавно. Я не очень всю нашу растафарианскую отечественную тусовку признаю. Не может быть белый человек растаманом — это от экзотики идет, а не от сердца. Но вот у мурманчан, группа "Джангл" — порыв настолько светлый, что я снимаю шляпу.

Корр. А какое отношение к такому довольно популярному в среде отечественных интеллектуалов направлению, как dark-wave?

О.Г. Поскольку этой музыки я много слушал, могу сказать так. Есть полезное зерно, есть интересные проекты среди этой волны. Но, к сожалению, наверное, через посредство неграмотного промоушена всё это остается на уровне маргинализма. Не надо стесняться элементов мейнстрима. Кстати, упертые поклонники такой музыки упрекают "Фигуру" именно в этом. Да, у нас есть элементы поп-культуры, но они являются своего рода рунами, которые я применяю, как-то складываю. Многие dark-wave проекты просто скучны и однообразны. Да и клоунская театральность порой приводит в недоумение. Пугают — кого, зачем?

Корр. Для чего вы решили создать свой клуб?

И.Т. В идеале "Морисвиль" — это место, где бы выступали артисты старой школы и наследники их традиций. Сюда бы приходили поклонники этой музыки. Тем самым формировался бы та самая общность, о которой я говорил выше. Здесь бы все эти люди встречались, общались, объединялись. Пока все не получается, но вперед мы смотрим со сдержанным оптимизмом. "Морисвиль" может стать культовым заведением И потом, сейчас, может быть, одно слово из песни Олега Ухналева будет гораздо более продуктивным для осмысления современных явлений, чем работы Ги Дебора. В перспективе мы хотим устраивать приезды артистов из-за рубежа. Например, Джордже Марьяновича и Радмилы Караклаич.

В ближайшие год-два будет нарастать интерес к артистам из стран Варшавского договора. И мы будем потворствовать этому интересу. Но мы, как "ловцы человеческих душ", глядим дальше. За увлечением такого рода музыкой неизбежно последует интерес к эпохе, к ее символам. А затем и к ее идеям.

Беседовал Андрей Смирнов