ВИКТОР ПЕТРОВИЧ АСТАФЬЕВ

***

Детство грубого помола,

камыши, туман и реки,

сад, а в нем — родная школа,

вы остались в прошлом веке.

Счастье, вкус тоски сердечной,

платье легче водных лилий —

все исчезли вы навечно:

вы в прошедшем веке были.

То, на чем душа держалась,

из чего лепила соты —

в прошлом веке все осталось

без присмотра и заботы.

Кто там сжалится над вами,

кто на вас не будет злиться,

кто придет и в Божьем храме

будет там за вас молиться?

Ты своей судьбой не правил,

не берег себя вовеки.

Беззащитное оставил

за горою, в старом веке.

Вспомни, там мы рядом были,

значит, нас хулить, не славить.

На твоей простой могиле

ты велел креста не ставить.

Нет ни ада и ни рая,

ни копейки и ни цента

И тебе, земля сырая

Не пришлася равноценно.

Но сиял в мильон накала

новый век, алмазный лапоть.

Где тут плакать, я не знала,

да и ты просил не плакать.

***

Человек тридцати пяти лет,

проживавший похмельно и бедно,

потерялся в райцентре поэт —

просто сгинул бесследно.

А друзья его, сжав кулаки,

все шумели, доносы кропали:

дескать, парня убили враги,

а потом закопали.

Перерыты все свалки подряд,

перекопан пустырь у вокзала.

А жена собирала отряд

и в леса посылала.

Пить за здравие? За упокой?

Мужики не находят покоя:

Эх, талантище был, да какой,

он еще б написал не такое!

На поэтов во все времена

не веревка, так пуля готова.

Зазевался — придушит жена,

как Николу Рубцова.

Может, снятся им вещие сны,

может, ангел встает у порога:

"Ты поэт? Убегай от жены,

убегай, ради Бога!"

Так у нас глубоки небеса

и бездонные реки такие,

а вокруг — все леса и леса,

вологодские, костромские.

И земля не закружится вспять,

и где надо, лучи просочатся.

Можно долго бежать и бежать,

задыхаясь от счастья.

Посреди необъятной земли

вне известности и без печали

сбросить имя, чтоб век не нашли,

и пожить еще дали!

Он бежал, никого не спросив,

мир о нем никогда не услышит,

он исчез, и поэтому — жив,

и еще не такое напишет.

***

Знойное небо да тишь в ивняке,

ни ветерка бесприютному горю.

И василек поплывет по реке

к дальнему морю, холодному морю.

Нет ничего у меня впереди

после нежданного выстрела в спину.

А василек все плывет. Погляди,

как он беспечно ушел на стремнину!

Плавно и мощно струится река,

к жизни и смерти моей равнодушна.

Только и есть, что судьбу василька

оберегает теченье послушно.

Не остановишь движение вод,

вспять никогда оно не возвратится.

А василек все плывет и плывет,

неуправляемой силы частица.

Может, и нам суждено на века

Знать, от бессилия изнемогая:

больно наотмашь ударит рука —

медленно вынесет к свету другая.

Правда, что холоден мир и жесток,

зябко в его бесприютном просторе.

Я не просила, но мой василек

все таки выплыл в открытое море.

***

Облетает листва уходящего года,

все черней и мертвей полевая стерня.

И всему свой предел положила природа,

Только ты никогда не забудешь меня.

Старый скарб унесли из пустынного дома,

и повсюду чужая царит беготня.

Изменило черты все, что было знакомо,

Только ты никогда не забудешь меня.

Это грустный романс, это русская повесть

из учебников старых прошедшего дня.

Как в озерах вода, успокоилась совесть

только ты никогда не забудешь меня.

И остаток судьбы всяк себе разливая,

мы смеемся и пьем, никого не виня.

Я по-прежнему есть. Я поныне живая,

Только ты никогда не забудешь меня.

***

Достигало до самого дна,

Расходилось волной по окраине —

там собака скулила одна

о недавно убитом хозяине.

Отгуляла поминки родня,

притупилась тоска неуемная.

Что ж ты воешь-то день изо дня,

да уймешься ли, шавка бездомная?!

Всю утробушку вынула в нить

в бессловесную песню дремучую.

Или всех убиенных обвыть

ты решилась по этому случаю?

Сколько их по России таких —

не застонет, домой не попросится!

Может, молится кто-то за них,

но молитва — на небо уносится.

Вой, родная! Забейся в подвал,

в яму, в нору, в бурьяны погоста,

спрячься выть, чтоб никто не достал,

Чтоб земля нарыдалася досыта!

Вдалеке по реке ледоход,

над полями — движение воздуха.

Сто дней плакать — и горе пройдет,

только плакать придется без роздыха.

Это наш, это русский секрет,

он не видится, не открывается.

И ему объяснения нет,

И цена его не называется.

[guestbook _new_gstb]

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 40 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

zavtra@zavtra.ru 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]