Анти-Тютчев

Анти-Тютчев

Семён Экштут. Тютчев: Тайный советник и камергер. (ЖЗЛ: Малая серия). - М.: Молодая гвардия, 2013. – 263 с. – 5000 экз.

В серии "ЖЗЛ" биография великого поэта Тютчева вышла ещё в 1988 г. (а в 2009-м переиздана). Написал её выдающийся критик и литературовед Вадим Кожинов. Поэтому не вполне ясно, зачем «Молодой гвардии» понадобилось возвращаться к классику, пусть даже в рамках «Малой серии»? Может, конечно, прозвучать резонный довод: не заворачивать же толковую работу компетентного автора лишь потому, что выбрал он проторённую дорожку. Подобная сегрегация, само собой, недопустима, но всё же читатель не обязан играть в игру «найди десять отличий». Поэтому, взявшись за книгу о классике, Семён Экштут должен был понимать, на чьём поле придётся бегать. Естественно, он, будучи философом и историком, не полемизирует с книгой ведущего научного сотрудника Института мировой литературы Кожинова – ведь пишут они о «разных» Тютчевых. Экштут находит свою нишу: пусть филологи пишут о поэзии, мы же покажем житейский «сор», из какого «растут стихи, не ведая стыда» – эти слова Ахматовой повторены в аннотации. Получился своего рода довесок, бонус к книге основной серии.

Итак, биография Тютчева. Но с подзаголовком-оговоркой: «Тайный советник и камергер». То есть автор сразу предупреждает, что речь пойдёт не о поэтическом даровании Фёдора Ивановича, а о его служебных успехах, благо таковые были (как тут не вспомнить поговорку: «Талантливый человек талантлив во всём»).

Экштут, безусловно, не ставил себе цель оболгать или опорочить героя книги, хотя и любителей сводить счёты с покойниками в литературе хватает. Но вышло что-то напоминающее «Анти-Тютчева» – по аналогии с уже имеющимися «Анти-Ахматовой» и «Анти-Пастернаком». Не по форме – написано-то со знанием дела и недурственным языком, но по самому духу, когда жизнь поэта рассматривается отдельно от его творчества.

Всякая биография – это концепция. Никто из биографов не ограничивается сухим изложением фактов: ещё на этапе сбора материала для книги у автора формируется собственное отношение к герою, он реконструирует жизнь его, предварительно её осмыслив. Читатель же в итоге видит объёмную картину, пусть и не похожую на парадный портрет.

Тютчев, сановный старец с лицом патриция, гений золотого века, предстаёт, прямо скажем, в неприглядном виде. Если Кожинов нарисовал Человека на фоне Эпохи, обуреваемого страстями, но с благородными порывами, то у Экштута получилась биография никак не гения, но карьерного дипломата в домашнем интерьере, разве что не в халате и тапках, человека без божьей меты, правда, небесталанного, сибарита и вообще натуры поразительной лёгкости – всё ему сходит с рук: и любовные интрижки, и внебрачные дети, и служебные проступки. Близким от него – сплошные несчастья, начальству – хлопоты. Скольким женщинам разбил сердца этот великосветский волокита, острослов, типаж салонного поэта, строчащего стишки в альбомы жеманных аристократок.

Фёдор Иванович живёт не по средствам, но вместе с тем прижимист (даже не выкупал пожалованные ордена и ходил по столице пешком), вообще денежный вопрос заботит его чрезвычайно. Часто камергер заискивает перед вельможами – когда сам, когда через жену, – продвигается по служебной лестнице единственно благодаря связям, их же использует, чтобы поднять на ноги дочерей от трёх разных женщин. С ленцой господин – вечно в отпусках и любит прокатиться по заграницам за казённый счёт. К тому же форменный лицемер – ведь пишет для Николая I витиеватый меморандум, чуть ли не панегирик (куда там Уварову с его одой самодержавию), а после смерти царя критикует стиль его правления. Сам подталкивает царя к экспансии и, едва властелин упокоился, винит за позорную Крымскую войну. Но ведь гений – оправдывает героя автор, ничуть не подвергая сомнению дар Тютчева. О стихах – ни полслова. Задаёшься вопросом: когда же Тютчев умудрился создать те стихотворные сокровища, которыми обогатил русскую литературу? И, главное, как?

Думается, автор чересчур увлёкся письмами, воспоминаниями, всеми этими посольскими и придворными интригами, депешами, имениями, доходами и расходами, пресловутым житейским «сором», который вне контекста не дополняет образ героя, но лишь вредит ему. А какой контекст? Стоит повторить: литература, поэзия, в частности. А если великолепных тютчевских стихов нет, если не приоткрыта дверь в творческую лабораторию поэта, то и читатель не сможет постичь масштаб личности героя. Посмакует интимности и заключит, что поэтом может быть, пожалуй, всякий, дело-то нехитрое – главное, влюбляться почаще и регулярно проветривать мозги в вояжах по Европе, тогда и особенная российская стать будет видеться явственнее.

Владимир АРТАМОНОВ