Андрей Новиков ТЕРРОРИЗМ КАК КИНГ-КОНГОВЩИНА АМЕРИКИ

Андрей Новиков ТЕРРОРИЗМ КАК КИНГ-КОНГОВЩИНА АМЕРИКИ

Гитлер однажды сказал: "Как хорошо выглядели бы разрывы бомб на фоне гигантских американских небоскребов!"

Можно, конечно, упрекнуть фюрера в нездоровом эстетизме, но современные американцы, ежедневно смотрящие фильмы-катастрофы с рушащимися зданиями, больны не меньше, чем Адольф Гитлер.

Будем откровенны: Америка давно заворожена собственной кинг-конговщиной — страшной, исполинских размеров обезьяной, способной сбить палкой вертолет или раздавить лапой целый квартал. В горах Афганистана и в Аравийской пустыне таких обезьян как раз не наблюдается. Это — порождение американского больного кинематографа. Американского титанизма, стремящегося бессознательно измерить сверхчеловеческие масштабы своих зданий, своего технократического могущества.

Американцы построили у себя гулливерскую, титаническую цивилизацию, рядом с которой они сами выглядят пигмеями. Эта цивилизация-исполин существует и в виде их чудовищных домов, которые, казалось бы, должны упасть от собственной высоты; и в технократических системах, давно уже живущих собственной жизнью; и в их товарном перепроизводстве, превратившем человека в скверный держатель собственного пиджака. И в виде геополитического господства Америки во всем мире, титанических щупалец ЦРУ и десантов морской пехоты. И в виде безудержного материального потребления, превращающего мир в свалку. Ничего удивительного, что у этой цивилизации нашелся Кинг-Конг, разрушивший махом ее небоскребы, вставший вровень с нею. Эта обезьяна не пришла с Востока. Она не исповедует радикальные формы ислама. Она создана самой Америкой.

Вдумаемся в смысл произошедшего 11 сентября 2001 года. Нью-йоркские небоскребы были разрушены не ракетным нападением, а гражданскими объектами (самолетами), направленными в другие гражданские объекты. Иными словами, терроризм проявился здесь не как военная сила, а как умение организовать процессы в самом гражданском обществе, используя инерцию его технократических процессов. Мирные авиалайнеры безо всякого оружия (по-видимому, оружия на борту не было), одной только волей были превращены в живые ракеты, причем взрывной силой выступили не какие-то специальные боезаряды, а самолетное топливо, души и тела разбившихся пассажиров, кинетическая энергия врезавшихся в здания лайнеров.

Поистине символическая деталь!

Более того, анализ организации этого чудовищного теракта приводит к выводу, что вся подготовка к злодеянию происходила внутри Америки, в ее летных школах, людьми, имеющими американское гражданство. То есть, если следовать формальной логике, американские ВВС должны были бы бомбить не "базы террористов" в Афганистане (которые в этих терактах, скорее всего, вообще не были никак задействованы), а свои же летные школы во Флориде.

Тот факт, что Америка расценила теракты в Нью-Йорке как военное нападение, как "новый Пирл-Харбор", с последующим военным же ответом, говорит, на мой взгляд, о слабости и недальновидности этой цивилизации, не понимающей, что такое теракты. В действительности Америка столкнулась с абсолютно новым видом угрозы, который нельзя нейтрализовать военными методами. Бомбить в ответ на каждый теракт другие государства — абсурд не меньший, чем сбивать собственные самолеты, захваченные террористами, системами ПВО. (Думаю, кстати, что трагедия российского ТУ-154, сбитого случайно украинской ПВО, показывает, что не нужно вообще слишком увлекаться противоракетной обороной.) Кстати, если правда, что четвертый самолет, упавший под Питтсбургом, был сбит американской ПВО, то это красноречивый образ абсурдности борьбы с терроризмом военными методами.

Терроризм — это вообще не военная мощь. Это умение негативно организовать процессы в самом гражданском обществе. Если угодно, это разновидность каратэ или айкидо. Напомню, что слово "каратэ" переводится как "пустая рука"; это война без оружия. Айкидо построено на деструктивном использовании инерции движущихся объектов. И в том, и в другом случае мы видим, как невоенные объекты или процессы превращаются путем воли человека в военные. Резать хлеб можно боевым штыком, а убить можно и уголком картины или шпилькой для волос.

К величайшему сожалению, человечество еще не до конца понимает природу терроризма; ему кажется, что на шпильку, которой действительно убивают, следует отвечать ракетами.

Современная технократическая цивилизация имеет слишком много "шпилек", которые могут быть обращены против нее самой. Любой технологический процесс (от канализации до вентиляции) может быть повернут против нее же. Например, я в свое время серьезно изучал в Рыбинске вопрос, сколько тонн цианистого калия нужно растворить в Волге в районе водозабора, чтобы отправить на тот свет всех жителей города. Честно говоря, я был ошарашен простотой совершения террористических актов в условиях городской цивилизации. Достаточно в подъезде сорвать газовую трубу и установить электрический детонатор (например, кипятильник, постепенно нагревающийся докрасна) — и через десять минут этого подъезда не будет. Мы живем в мире, в котором абсолютно все может использоваться как средство совершения теракта. Так что технических способов предотвращения терроризма не существует: обществу следует задать себе вопрос, почему вообще кому-либо приходит мысль совершать это. С экзистенциальной точки зрения (если исключить религиозные и политические мотивы) терроризм есть лицо человека, повернутое к толпе. Если общество не интересуют проблемы индивида, то и индивида не будут интересовать проблемы общества. Современная массовая цивилизация, к сожалению, создает такую предпосылку. Человек начинает воспринимать других как объект, а не как самого себя. Терроризм — это антицивилизация или, еще точнее, это цивилизация, обернувшаяся против самой же себя. Загляните внимательно в блестящие стены небоскребов: в них уже отражена катастрофа.

Тим Маквей, взорвавший здание в Оклахома-сити, не был никак связан с талибами. Он был американским гражданином. Более того, он был еще даже героем войны в Персидском заливе 1991 года. Тем не менее даже в этом образцовом американце пробудилась мохнатая обезьяна Кинг-Конг.

Нужно признать, что из строя способны выходить, становиться деструктивными, не только технологические процессы, но и люди. Само американское сознание ныне — бушующий Кинг-Конг, оно восстает против своих же небоскребов, оно обожает фильмы-катастрофы.

Катастрофа есть ожившие стихии цивилизационной технократии. Это ожившие титаны, гекатонхейры, сторукие чудища цивилизации, вырвавшиеся из ее подземелий. Это технические и антропологические процессы, освобожденные от какого-либо нравственного сдерживания. Увы, технократизированный человек, становящийся террористом, не менее опасен, чем любой технологический процесс, принявший деструктивный характер. И в том, и в другом случае мы видим цивилизацию, освобождающуюся от самой себя, восстающую против себя: разъяренного Кинг-Конга, взобравшегося на нью-йоркский небоскреб.

Лилипуты уже не способны связать своего Гулливера. Они не в состоянии обуздать титанические энергии, возникшие в их социуме. Им придется найти с этим Гулливером какой-то иной язык. Им придется полюбить своего Кинг-Конга. Понять его. Заглянуть в его звериные, полные слез глаза. Найти для него, может быть, самку, чтобы они занимались любовью на фоне всех этих чудовищных билдингов, ибо технократический танатос можно преодолеть только путем технократического эроса.

Я боюсь, Америка идет к чему-то другому, чем то, что она есть сейчас. В ней проснулись великаны, и ее более не интересуют права собственных пигмеев. Одни пигмеи теперь будут сбивать других пигмеев из ПВО, если выяснится, что лайнер, на котором они летят, захвачен злым великаном. Это уже что-то новое, другое, чем старая добрая Америка. Новая технократическая Америка объективно вынуждена мыслить сверхчеловеческими категориями. К сожалению, фундаментальная (на уровне отслеживания организаций и намерений) борьба с терроризмом возможна только при ограничении гражданских свобод. Я думаю, сейчас вся технократическая и психотронная индустрия будет брошена на создание изощреннейшей системы полицейского контроля. Спецслужбы начнут изучать и контролировать не только действия людей, но и их образ мысли, их жестикуляцию, их психическое излучение. Скоро в аэропортах появятся (а может, уже появились) специальные экстрасенсы, которые будут фиксировать психические эманации пассажиров. Одновременно появятся тысячи рейнджеров-"контртеррористов" внутри общества, которые будут отслеживать и убивать любых подозрительных лиц. Это еще следствие терроризма, с которым будут бороться при помощи такого же, встречного терроризма.

Но и это еще не все. Общество придется, скорее всего, зомбировать при помощи телекоммуникаций, дабы исключить в нем "нежелательное мышление".

Я думаю, в какой-то момент вся Америка превратится в один большой пассажирский лайнер, находящийся под пристальным оком видеокамер.

Только куда он будет лететь, этот лайнер?

P.S. Несколько слов о России. Дело в том, что то, что на Западе принимает форму изощреннейшего полицейского контроля, у нас может принять вид массовых социальных технологий.

Скажем так: у нас глазок видеокамеры заменяет хороший кулак мента. Мы так устроены. Поэтому борьба с терроризмом у нас может протекать совершенно иначе, чем на Западе.

Наши проблемы очень схожи, ибо мы построили у себя такое же массовое общество. Но у нас иная традиция решать эти проблемы: через коллективизм, сословный контроль над индивидом, его образом мысли и интересами, с богатым использованием психотропных суггестивных форм воздействия на создание.

Понять это сейчас очень важно, ибо борьба с терроризмом может быть представлена как повод для начала использования в России совершенно чудовищных социальных технологий. Это может быть и жесточайшее подавление любого инакомыслия, и контроль над личной жизнью, и создание каких-то каст в обществе, поселение людей маленькими коллективами. То есть будет задействован очень широкий арсенал традиционных для России приемов. Это будет подавление Кинг-Конга в каждом человеке, но вместе с ним, возможно, и подавление вообще всего титанического в душах людей. Может начаться нивелировка сознания, рефлексов путем образовательных и масс-медийных программ.

Вообще особенность русской технократии в том, что главную роль в ее развитии играют не машины, а люди и их массы. Это своего рода социо-технократия, перенесение технического прогресса непосредственно в социальные технологии.

Честно говоря, я опасаюсь чего-то подобного и сегодня. Запад может избрать одну стратегию для борьбы с терроризмом, мы — совершенно другую.