Сергей Герасимов ОН ВИДЕЛ ДАЛЬШЕ НАС… Памяти историка Владимира Махнача

Сергей Герасимов ОН ВИДЕЛ ДАЛЬШЕ НАС… Памяти историка Владимира Махнача

"Не прячь пустыню, ведь она растёт!" - написал в свое время Ницше. Действительно, растёт. Вот еще одного живого и искрометного не стало, и пустыня "продвинулась", выросла, захватив еще у жизни.

Он был человеком невероятно одаренным и беззаветно преданным Христу, Его церкви и России. Но свою православность он умело сочетал с активной общественной позицией. К сожалению, на мой взгляд, тот энергетический потенциал, которым обладал Владимир Леонидович, не был востребован ни в политическом пространстве России, ни - чего уж греха таить! - в церковном. Последнее время он всё чаще сетовал именно на свою невостребованность, на невозможность полноценной реализации. Я чувствовал, что это мучает его, чего стоит только такое высказывание, которое я не раз последнее время слышал от него: если бы церковь не рассматривала самоубийство как смертный грех, то он, скорее всего, воспользовался бы правом прервать свой жизненный путь. При этом он не был нытиком или истериком, он говорил это вполне спокойно и как-то отрешенно.

Мы познакомились с ним в 1996 на радиостанции "Радонеж". И через какое то время сдружились. Я просил его сделать несколько цикловых передач, он всегда радостно откликался и приходил на запись, совершенно не заботясь о гонорарах, - он вообще был бессребреник. Поражал удивительный дар импровизации, которым он обладал. Никогда я не видел у него никакого заготовленного текста, он вообще не любил писать, как сам неоднократно подчеркивал, но говорил просто блестяще. Помню, как однажды - кажется, в "Московских новостях", - напечатали какую-то мерзость про Шафаревича. Я раздобыл этот номер, и вечером, когда он записывался, подсунул ему текст. Владимир Леонидович потратил буквально пять минут на то, что бы ознакомится с содержанием публикации, и так мастерски, залихватски отделал автора, что просто любо-дорого было посмотреть. Игорь Ростиславович потом просил телефон Махнача, звонил, благодарил.

Когда он делал передачи на исторические темы, поражали его умение неожиданных обобщений, тонкий анализ и способность, если можно так выразиться, видеть в историческом процессе промысел Божий. Вот здесь ему пессимизм был абсолютно чужд, а надежда на то, что Бог не оставит ни Россию, ни свою Церковь, была в нем абсолютной.

Он умел захватывать в свою орбиту. Как-то сразу было понятно, что это - человек, обладающий какой то особой индивидуальностью, каким-то уникальным даром располагать к себе. В нём полностью отсутствовала банальность - вот уж кто поистине был чужд "теплохладности". Очень любил поэзию, живопись, в разговоре никогда не касался бытовых тем, он был интеллигентом в подлинном смысле этого слова, продолжателем той славной когорты русских людей, которые и составили это уникальное русское - да-да, именно русское! - явление в девятнадцатом и двадцатом веках.

Уже на "Народном радио" я сделал с ним несколько передач, посвященных "антисистемам", которые имели колоссальный резонанс. Последнюю хотели посвятить памяти Льва Николаевича Гумилева, его учителя и разработчика этого понятия в исторической науке. А теперь впору делать передачу памяти самого Владимира Леонидовича Махнача.

Мне почему-то кажется, что перед смертью ему было одиноко, и, вероятно, горько от погруженности в теплохладность, которая, к сожалению, является неотъемлемой чертой современного мира.

Прощай, дорогой Владимир Леонидович! Таких, как ты, остаётся всё меньше и меньше! Всё меньше людей, наделенных такой яркой индивидуальностью…

Он ушёл и как-будто забрал с собой свою вселенную, которой нам всем, знавшим его, будет не хватать. Единственное утешение - это какая-то абсолютная уверенность, что ты - со Христом. И в этом невозможно даже на йоту усомниться.