Тебе и огню
Тебе и огню
Тебе и огню
КНИЖНЫЙ
РЯД
Дмитрий Плахов. Tibi et igni. - М.: Вако, 2012. - Тираж не указан
Если вокруг тебя все сложны - будь простым, если вокруг все просты - будь сложным, иначе тебя даже ангелы не запомнят. Вспомнил эту сентенцию, читая книгу поэта Дмитрия Плахова.
Вторую его книгу. Tibi et igni (тебе и огню) - так она называется. Книга небольшая, но необычная. Из тех, что запоминаются. Возможно, из тех, что заставляют читателя немного измениться. Не все книги так умеют.
Как говорил кто-то из восточных духовных авторитетов: тело человека родня телам его родителей, а вот душа человека не родня их душам. Если быть честным (а это положительно необходимо), то следует признать: лира Плахова не родня доставшей читателя до всякого возможного предела постмодернистской арфе. Хотя и некоторые значимые особенности этого направления, безусловно, несёт в себе эта лира.
Возможно, только затем, чтобы не потерять той субстанции, что зовётся соприродностью текущему времени. Чтобы ощущение современности не покинуло нас. И, кроме этой зримой оболочки, в стихах Плахова нет ничего, что, по моему мнению, определяет львиную долю "постмодернистской" поэзии в нашу эпоху. Нет тут кривой ухмылочки, кукиша в кармане, ошеломляющей пустоты, того самого, влажного и мягкого "пути слизня", когда не важно, не только как ты сказал и что, а не важно, говорил ли ты вообще. Когда за исчезающее малым исключением нечего бояться, когда нет откровений, нет боли и нет очищения через неё.
Оттого сходство тут чисто внешнее.
Так хрусталь, стекло и алмаз - сближаемы по оптическим свойствам, и только. Более ничто эти материалы не роднит.
Потому счесть поэта Плахова пост[?]модернистом равносильно представлению жуткого зрелища - душа рожает душу (а перед этим ещё и совокупление двух душ).
Плахов поэт-одиночка. А всё, что не от одиночества, - не поэзия, а лишь её имитация.
Однако раз речь уже заходила о кристаллических материалах, позволю себе отметить: никакая другая современная лира не напоминает мне так сильно генератор этих в высшей степени упорядоченных структур! Просто снедает желание разложить тексты по классам Лауэ (11?из 32?кристаллографических классов, которые обладают центром симметрии. Остальные кристаллографические классы (их 21) не содержат центросимметричных групп. - Ред.).
Твёрдые кристаллы мертвы априорно, ведь всякой живой форме претит упорядоченное бытие - вирусы кристаллизуются, и только, но вирусы - не живые существа.
Ты берёшь стихотворение Плахова, ты читаешь его, а в нём - нестерпимое для любой жизни совершенство, когда слова уложены, как узлы решётки, между которыми не просунуть и электрона. Это сродни укладке вещества при абсолютном нуле. Это состояние, когда нет чувств, а есть лишь очерченные желания, смертные грехи, библейские аллюзии, фрагменты канувших в Лету монографий, обрывки киноафиш, полустёртые лозунги, газетные заголовки и обрывки мелодий. Такой вот окончательный мир, исполненный цивилизационного хлама, мир, оставшийся после прекращения времени. Мир, в котором ты всегда одинок, вернее, не ты, а Голос, оставшийся после тебя.
И как тут не понять, что самый выраженный порядок практически неотличим от хаоса?
И в этом хаосе-порядке, как в плещущейся расплавленной амальгаме, налитой на бронзовую заготовку зеркала, которую Магараль, средневековый алхимик, протянул, раскалённую и зажатую щипцами, германскому императору, а тот увидел в покрытой рябью бездне своего покойного отца, и спросил: "Какие законы там, в мире, где ты находишься?"
заключённый в округлый контур
квадрата пи
напряжение жил на зияющий ноль
деля
оголённой рукой вот попробуй теперь
слепи
круассанов версаля и ромовых баб
кремля
и замёрзни потом на границе
глухой степи
на участке большой цепи
Страшно? Но никто не обещал, что страшно не будет. Время наше ничуть не менее жуткое, чем какое-либо другое. Время наше, и оно же нам не принадлежит, развиваясь по своим собственным уложениям. Подлинная поэзия - это и фиксация времени тоже. И поэзию, как любое одиночество, могут перенести лишь бесстрашные люди.
Амирам ГРИГОРОВ