АГЕНТСТВО “ДНЯ” РЕЗКИЕ МЫСЛИ ( Диалог Александра ПРОХАНОВА и Валентина ЧИКИНА )
АГЕНТСТВО “ДНЯ”
РЕЗКИЕ МЫСЛИ ( Диалог Александра ПРОХАНОВА и Валентина ЧИКИНА )
Окончание. Начало на стр.1.
В.Ч. Здесь нужна гигантская самоотверженная работа. Нужно, чтобы Зюганов работал, как Березовский и даже лучше. То есть всюду бы проникал, ездил, сговаривался, связывал, заявлял, снова связывал. Но этой всепроникающей, организующей персональной силы у нас нет. Мы по-прежнему собираемся, заседаем, принимаем решения, иногда неплохие, но ведь решения не работают сами по себе. Партия давно уже не государственная структура. Методы ее работы должны быть сменены. Тем не менее, организующей силой я вижу политическую партию, Народно-патриотический союз России, партию Зюганова, как наиболее развитую в структурном отношении, имеющую и авторитет, и определенное доверие. Кстати говоря, на периферии огромное количество хороших, добрых людей, к которым народ относится с уважением, и для них мы не закрываем двери.
А.П. Уже в который раз мы, Валентин Васильевич, подходим к ситуации внутри оппозиции, уже который раз мы пикируем вместе в эту тему: сначала очень осторожно, потом чуть ли не в штопор входили,- но от этого не уйти. Дискуссия, которую мы начали полтора года назад, превратилась в общенациональную, и мы правильно поступили, что ее начали. Теперь - грядущая осень. Политические сценарии разные, но детонатором для них будет обсуждение бюджета Думой. Правительственный проект - это бюджет геноцида. Потому что в стране денег нет, и все бюджетники обрекаются на смерть. Для того, чтобы Дума приняла этот проект, плетется сложная сеть: здесь и назначение Путина, и возвращение Ельцина из Чупы, и работа с губернаторами, и дискредитация патриотических лидеров, вожделенное для режима закрытие наших с тобой газет - все делается для этого. И опять очень остро стоит проблема политического поведения оппозиции. Если она в очередной раз уныло, бездарно утвердит этот бюджет, то у нас просто не будет возможности общаться с нашими читателями, с людьми. Если оппозиция отвергает этот бюджет, будет крах правительства Кириенко или роспуск Думы. Опять возникнет проблема внутриоппозиционных тенденций: соглашательство, встраивание, сбережение нашего небольшого политического потенциала в Думе,- проблема оппозиции опять встанет в полный рост. Поэтому мне кажется, что уже сегодня надо посмотреть, что может быть в сентябре и октябре. Как вам видится это развитие?
В.Ч. Я думаю, что есть еще и свой вход в ситуацию. Это нынешний бюджет, который безжалостно измолотили. Формирование в апреле правительства Кириенко де-факто вообще обрушило текущий бюджет. Он стал законом вне закона. Но стране навязана еще целая корзина условий от МВФ, которые в виде указов, в виде постановлений, в виде законов предлагаются Думе на утверждение. И что происходит? Один из ельцинских охранителей - Титов, самарский губернатор,- вдруг говорит, что подает в кОнституционный суд на правительство. Он спрашивает: “Почему мне предлагают платить налоги по указу? Почему не по закону, принятому Федеральным Собранием, а в виде каких-то экстраординарных мер? Я против!..” Это левая оппозиция должна была делать такие заявления. Но Дума выбрала другую тактику. И в августе эти не утвержденные законы снова будут поставлены в повестку дня. Вот это я называю входом в новый бюджет. А бюджет-99 - это генеральное условие Международного Валютного Фонда, это последний кинжальный удар геноцида. И если правительство, если Кириенко и Чубайс не продавят бюджет-99 как закон, то они будут дезавуированы зАпадом, дезавуированы Международным валютным фондом. Я не знаю. какие тут возможны спасения - получится, что ухода этого правительства в отставку потребует не Дума, а МВФ. Тогда кремлевская околоельцинская группа должна будет произвести ряд мистификаций, чтобы обнадежить уже не российский народ, а этих империалистических акул: мол, успокойтесь, мы нашли новые ключи, новые фигуры,- вот они продавят налоги, они пробьют выплаты вам долгов. Но, тем не менее, главным показателем явится - примут бюджет или не примут.
А.П. Но есть ли у нас стратегия? Или мы вновь без всякого плана, наобум войдем в эту ситуацию, не зная брода, не выработав формулу новой технологии власти?
В.Ч. Да, стратегия не провозглашена, она, возможно, и не выработана. Поэтому, Александр Андреевич, мы должны востребовать необходимость такой стратегии, мы должны создать народное мнение по этому поводу. В этом отношении наша патриотическая пресса должна быть предельно активна. Мне кажется, возникли осложняющие обстоятельства, которые связаны с последними событиями вокруг Маслюкова. Но, насколько я могу судить по тому, как дробились правительственные пакеты, которые приносили в Думу то Христенко, то Немцов, по тому, как оппозиция эти пакеты дробила, я делаю вывод, что новый бюджет окажется за чертой думского решения.
А.П. Но это создаст думский кризис, даст возможность роспуска Думы. Повторится весенний вариант с выходом нашей думской оппозиции к народу, от шахтеров до танковых гарнизонов, которые выгоняют свои машины на площади городов. Мы должны пойти туда не со жвачкой думской, мы должны туда идти, если угодно, с новой доктриной политического поведения в период кризиса, который наступает. Повторяю, кризис в том, что ельцинский цЕнтр проседает, против него - все, включая Титова и Господа Бога с бурями, которые посылаются на Москву и на Кремль. Умирающий Центр, по-видимому, должен дернуться, но его неконституционный рывок будет разрушительным, страна начнет разваливаться, и тогда власть должны подхватить централисты. Ее должны подхватить не березовские, не лебеди и шаймиевы - ее должны подхватить, повторю, Патриарх Всея Руси, НПСР, группа русских губернаторов, от кабардино-балкарских патриотов до Лужкова. НО стратегии нет, нет этой формулы, нет этого генплана. Вот что меня удручает в деятельности нашей оппозиции.
В.Ч. Кризис, связанный с Думой, практически неизбежен, и ее роспуск вполне возможен. Ну и что? Вообще говоря, даже по закону этой дУме осталось не так уж долго и жить. В 1999-м году должны быть выборы. Охранительный взгляд на Думу может быть разве что у истовых креслоначальников, которые, может, сами того не замечая, руководствуются личными интересами. Но, конечно, этот кризис не должен быть нежданной бедой. Он должен развиваться под флагом уже организованной силы. И когда я вижу в одном ряду портреты Березовского, Лебедя, Черномырдина и Шаймиева, мне хочется видеть в другом ряду портреты Патриарха, Зюганова, Лужкова, Кондратенко и еще какого-нибудь директора крупного завода. Вот тогда мы можем сказать, что эти люди олицетворяют будущий союз. Редактор “Независимой газеты” Третьяков предложил некий околоконституционный путь развития событий, но на него, видимо, режим не захочет пойти иуже фыркал по этому поводу. А если режим выпадает, то ничего из третьяковского проекта не состоится. Мы должны создать общественную силу, которая не станет брать на себя никаких законодательных функций, но будет гарантом того, что выборы состоятся в срок и что никакой переворот в Кремле или на периферии не разовьется. То есть нужен не только генеральный план, но нужна и олицетворенная сила, способная его реализовать.
А.П. Вот в этом контексте важен выбор Маслюкова, потому что он подтверждает, что голосование за Кириенко, принятие черномырдинского бюджета - не цепь случайностей. Возникает ощущение, что в КПРФ сосуществует две партии, а для некоторых из ее деятелей вообще никакой партии нет. Партия - это централизм, это сбор мнений, их обсуждение, а потом - жесткая, директивная трансляция решений на периферию партии. ВКПРФ же хорошим тоном стало игнорировать решения партии. Маслюковская самодеятельность, по сути,- симптом развала внутренней структуры партии. И как на него реагируют? Кто-то из радикалов, скажем, сталинской волны, из стариков державных, говорит: чистка, выбрасывание из рядов, остракизм, чуть ли не процесс Бухарина и т.д. Им возражают: это новые тенденции, социал-демократический стиль работы. Ни то, ни другое сегодня не оправданно. Чистить нынешнее патриотическое движение - это абсурд, если не провокация. Но и оставлять все на таком кисельном уровне тоже невозможно.
В.Ч. Ситуация, конечно, сложная. Зюганов любит повторять в своих докладах тезис о том, что раньше было две компартии: партия жуковых- королевых и партия берия- горбачевых. Но, кажется, кое-что переползло из прошлого, как вирус по иНтернету, в партию жуковых. Люди такого склада, как Юрий Дмитриевич Маслюков,- они ведь почему сейчас оказались на изломе? Ведь Юрий Дмитриевич написал письмо членам ЦК, объясняя, что идет в правительство, чтобы спасти остатки производства, какие-то скрепы в экономику внести, и особенно намекает на военно-промышленный комплекс. Десятки директоров очень рады такому обстоятельству, всячески его подталкивают, как и ряд губернаторов. Это все правда. Но я задаю себе вопрос: если Юрий Дмитриевич такой большой государственник, то в 1991 году, когда он был в полной силе, и primus inter pares - первый серди равных - управленцев, я имею в виду,- почему тогда он не поддержал ГКЧП, идеей которого было спасти советскую цивилизацию? Ведь мы знаем, что были такие люди из ВПК, которые первыми приходили в Москву в 1990 году, собирали директоров, собирали журналистов, как наш друг Александр Иванович Тизяков, ракетчик, космист… Почему Юрий Дмитриевич Маслюков только сегодня пришел спасать обломки того, что мог спасти семь лет назад? Потому что такого рода фигуры появились уже где-то в 1995-м году, когда уже осела пыль и дым от взрывов вокруг Белого дома. Тогда режим убедился, что не может сломить народ, что тенденции к самосохранению общества, тенденции патриотические начали возобладать. В 1995-96 годы режим сам переполз на поле патриотизма. Вспомним, как праздновался День Победы, даже Клинтона притащили, чтобы нашим ветеранам показать,- тем самым, за которыми гонялись с дубьем на демонстрациях в 1992-м. И те самые хитромудрые чиновные люди, которые в кустах пересидели горючее время, только ноздри наружу торчали,- они в 95-м получили на выборах мандат от патриотов.
А.П. Скажу несколько слов в защиту Юрия Дмитриевича. Он был в стороне от политики и не рвался в партийный список. Его нашли среди этих зарослей, его по ноздрям узнали и не без труда вытащили из болота. Так что Маслюков - это человек не публичной политики, это управленец, которых так мало в нашей среде и которыми мы страшно дорожим. И уход управленца Маслюкова в правительство показал, что партия ему не нужна, что партия им не управляет, что в каждом из более-менее крупных политических фигур живет синдром исполнительной власти.
В.Ч. Да, Маслюков действительно не рвался в КПРФ, но ведь он пошел к нам по мотивам, которые я обозначил выше, которые сложились не только для него, но даже и для Ельцина. Ему нужна была платформа, понятная людям, понятная народу, как в свое время Черномырдина народ благостно воспринял: как же, советский министр, вот он из деревни, из лаптей, наш… И надеялся, и три года ждал от него поворота в жизни. Но не случилось. Здесь несколько другой психологический феномен, но я не снимаю своей критики, потому что в этой драме все-таки главная вина за Маслюковым. Он - умница, опытный человек, он дорожит своей репутацией, и в левой оппозиции, когда шли разговоры о формировании теневого кабинета, первая фамилия, которая называлась всегда,- Маслюков! То есть это была фигура номер один. Все понимают, что сейчас режим в агонии, что отброшены любые сдерживающие моменты. Ельцин говорит: “Еду подтолкнуть”. Как будто в зубы хочет кому-то дать, приехав в Москву. И все это может быть. Поэтому никакие договоренности не будут выполнены. Я читал, какие условия выдвинул перед Кириенко Маслюков, и они с ходу были приняты. Пошла торопливая игра в поддавки: “Давай, давай!” Но вот уже “Коммерсант” и другие издания говорят: дескать, есть большие сомнения, что у Уринсона взять, что Уринсону оставить. Я думаю, что вплоть до отставки Юрия Дмитриевича с его поста, так они и будут сомневаться, ничего не дадут сделать. А он, судя по всему, мыслит себя переходной фигурой от падающего режима к новому. То есть Маслюков дал ельцинистам возможность продемонстрировать несколько пропагандистских тезисов. Первый: вы хотели правительство коалиционное, пожалуйста! У нас есть “Яблоко”, у нас есть НДР, у нас есть и коммунисты. Кого еще взять? Хотите Жириновского? Ну, может быть, и Жириновского посмотрим. Второе. Вы хотели коммунистов - вот, смотрите, мы им дали главный участок, и что происходит? А ничего не происходит. К сожалению, рынок диктует законы, никакая тут личность ничего не изменит, и т.д. и т.п. Это ясно. Дальше. Вы говорите, что коммунисты отстаивают интересы беднейшего населения, вы говорите, что они с народом,- да вот, пожалуйста: стоило только пальчиком поманить, мгновенно все решено. Вот какой многоголовочный пропагандистский эффект подарил Ельцину Маслюков под какие-то эфемерные условия: может, я спасу экономику, может, я спасу ВПК.
Да, его директора двигают, губернаторы поддерживают. Я в этом не вижу ничего удивительного или предосудительного. Они, конечно, не такие бедные, как наш народ,- может быть, и богатые, и хорошо живут, но они хотят удержать в руках свои заводы, свои корпорации. А через это, как Чубайс теперь говорит, полностью реформаторское правительство, Запад осуществляет добивание экономики, и самое главное,- добивание военной экономики. Запад одновременно ослабляет своего потенциального военно-политического противника и убирает с рынка вооружений конкурента. Так вот, директора, видя, что это все осуществляется через уринсонов и кохов,- они молятся: пусть там будет человек свой, хоть какой-то крючок, на который мы повесим свои дела, пусть он будет нашим ходатаем, пусть он в ухо там шепнет разок-другой юному премьеру, либо престарелому президенту. Вот на это надежда. А губернаторы - у них тоже в каждой области крупнейшие предприятия ВПК и те же самые проблемы. Я представляю, как ликовал Шабанов в Воронеже от радости, когда к нему приехал тот же Маслюков вместе с премьером Кириенко, подписали договор на 20 авиамашин. И Шабанов считает, что это Маслюков - отец-радетель, что заработает этот завод, пойдут отчисления, сложится бюджет области, будет зарплата учителям. Здесь ничего предосудительного нет. Просто радости по этому поводу особой испытывать не надо. Ведь это частное решение, и мы этим не спасемся, как мы не спаслись никакой гуманитарной помощью, даже наоборот: когда одному дали, а десяток ждет, когда им тоже дадут, и никто ничего делать не хочет. Надо налаживать свое производящее хозяйство. А для этого должен быть изменен “курс реформ”, должен быть изменен курс развития страны. Переход Маслюкова в ельцинское правительство сеет иллюзии, что с этим курсом можно идти и дальше, что с этим правительством можно сотрудничать. Такие иллюзии пагубны.
А.П. Мне все-таки представляется, что здесь определяющим было и остается то, что мы называем патриотической этикой, которая связана с качеством личности. Посмотри, что происходило после 1991-го года. Вспомни, с 1991-го по 1993-й год каким романтизмом было наполнено наше сопротивление. Это были, конечно, грозные, страшные дни, разгром страны, партия в запрете, демократы в Кремле… И, тем не менее. появление первых ласточек сопротивления окрыляло народ. Я помню вечера, которые проводила газета “День”, “Советская Россия”. Какие лица, какая интеллигенция приходила, какое воспарение, какой, повторяю, восхитительный романтизм! Какая это была энергия! Какая метафизическая сила, с которой и надо было строить оппозиционный блок. И этот романтизм кончился огромным пожарищем Дома Советов, потому что в недрах его, романтизма, не удалось создать структур информации и разведки, серьезных боевых группировок, общения с регионами, с исполнительной властью, выход на мировое сообщество - ничего. Был романтизм, были розы, были знамена, были восторги, были речи, были вечера патриотических газет… КПРФ к тому времени оправилась от удара, прошла через конституционные суды, не была закрыта в 1993-м году, вышла на выборы. И негласно было решено отдать все эти энергии в оболочку компартии, они ушли туда и загадочным образом скисли. Сейчас такое ощущение, что внутри патриотических образований высохли все те творческие энергии, которые давали рост. У меня есть, повторяю, ощущение, что к проблеме политического творчества надо нам постоянно возвращаться, надо постоянно повторять, что мы превратились в бюрократов, что мы слишком занимаемся представительством, что лидеры повторяют одни и те же тезисы, что вокруг мы не видим современных луначарских, современных красиных, современных молотовых, современных жуковых - нет спектра лидеров. Есть постоянно возникающий на пресс-конференциях Зюганов, который грешит воспроизведением вещей незначащих, отработанных,- и отсутствуют люди, понимающие законы и драматизм современного православия, культуры традиционалистской и авангардной культуры, которые могли бы работать среди молодежи, абсолютно не воспринимающей партийного сленга 70-х годов. Вот так стоит, на мой взгляд, задача оснащения нашего политического ядра. Мне кажется, это чрезвычайно важно.
В.Ч. Я согласен с пафосом вашего, Александр Андреевич, рассуждения, но кое-что в нем скорректировал бы. Я считаю, что никто романтизм не убивал, потому что это существо - романтизм - имеет свою пору, свои стадии развития. Я представляю, как молодогвардейцы: Земнухов, Уля Громова, Олег Кошевой,- с какими глазами сияющими они собирались в то время, когда война, тьма над страной и никакой перспективы нет вообще, но они были счастливы, что они - вместе, что уже начинается новая жизнь. Этот период прекрасен, но его нельзя поместить в какие-то организационные конструкции, чтобы он там развивался.
Когда наступило время более массовых и организованных действий, то появилась эта большая, разветвленная структура КПРФ. И если она провозглашает себя общенародной силой, берет на себя миссию, создает программу, проводит манифестации, то должна очень серьезно позаботиться и о том, какое развитие получит зачаток вот этого романтизма, вот этого патриотизма, вот этих объединений. То есть должен быть интеллектуальный штаб, который давал бы развиваться всем этим тенденциям, постоянно преобразуя их. Ленину действительно повезло, что у него к 1917 году, к Октябрю была довольно большая группа, которой он дал свободу, и вообще мало влезал в дела того же Красина, или Луначарского, пока что-то не обострялось. Там было много подразделений, которые работали как части большого компьютера, решая - каждая - свой участок общей задачи. А в КПРФ все-таки произошла тенденция возвращения к старой бюрократической схеме, что пагубно отразилось на состоянии дела сопротивления.
Но я не хочу в этой связи испытывать какие-то пессимистические чувства, потому что вижу уже другие глаза: глаза шахтеров, глаза ярославских рабочих, которые так же азартны, так же изобретательны в своих формах борьбы. Это уже новые силы, и они, интуитивно ощущая, что не должны попасть под эту бюрократическую сетку,- выделяют из себя, выдавливают стачкомы. Я вижу, что ребята - уже лидеры и маленькие вожди своих организаций, они прекрасно мыслят, они хорошо борются. Вспомним, сколько прошло переговоров всех этих сысуевых, чубайсов, немцовых,- они всю страну исползали. С кем они там беседовали? СЗюгановым? Нет, они беседовали со стачкомами. Стачкомы посылали их подальше или логически доказывали, что будут действовать так и так. Они выкладывали аргументы. Это великолепный подлесок растет. И он очень радует. Стачкомы не хотят быть сейчас ни шмаковскими, ни КПРФными, и это все показательно. Мы не наработали интеллектуальный багаж для нынешней стадии развития сопротивления. И опять возвращаемся к тому, что необходимо продемонстрировать общенациональное воссоединение. Если народ увидит, что разные силы воссоединяются по одним знаменем,- он поверит. А когда он видит, как то одна организация хочет его оседлать, то другая,- он оказывает совершенно естественное сопротивление. Как сказал один шахтер: “Нас хотят возглавить, чтобы обезглавить”. Они не хотят, чтобы их обезглавливали. В этом залог всего.
А.П. Таким мозгом или такой группой нейронов был задуман НПСР. НПСР - это как бы параллельная с партией структура, не связанная партийной дисциплиной, уставом и традицией - во многом полезной, но во многом и вредной,- которая в КПРФ присутствует. А здесь рядом можно было заниматься строительством как бы новой столицы, нового города, не разрушая старый, трансплантировать удачные решения, эксперименты в рядах НПСР - трансплантировать в старое, структурно оформленное тело партии или наоборот.
Но меня крайне не удовлетворяет ситуация, сложившаяся в НПСР. Создали как бы помещение, создали храм, но в этом храме нет службы, нет священника, в этом храме нет алтаря, и он чахнет, в нем начинается мерзость запустения. В недрах НПСР не создан серьезный аналитический центр, который работал бы с лидерами. Ведь задача аналитического центра - это не писание бумаг, которые кладут на стол лидера, лидер в самолете их читает, забывает и уходит. Это непрерывные встречи аналитиков с лидером, взаимодействие с принятием решений, механизм выработки этих решений, что напрочь отсутствует. До сих пор не создано информационное бюро, в котором мы, два газетчика, нуждаемся. Мы задыхаемся от отсутствия информации в тот момент, когда страна гудит левыми колоколами, но нет агентуры нашей, газетной, в этой среде. Это НПСР должен делать. Нет серьезной молодежной фракции, военного движения серьезного нет. Работа НПСР сегодня - это очень важный компонент, и я не понимаю, почему он заброшен, почему он задавлен. Там, в НПСР, должны быть наши красные губернаторы, через НПСР должна идти на следующие выборы через восемь месяцев или через год волна новых губернских депутатов. Если не будет реторты, через которую они будут проходить,- они будут отвязанные совершенно, как и сами губернаторы. Я предъявляю серьезные претензии к НПСР, к его лидерам, ко всей культуре наших заседаний. В НПСР можно было бы собрать все, что не может или не хочет вмещаться в КПРФ. Там можно было бы собрать интересную, яркую когорту лидеров 1992-93 годов, туда могли бы войти экстравагантные философы и политологи. Как нам сдвинуть с места мертвеющую на глазах, но живую еще ткань НПСР?
В.Ч. Александр Андреевич, мы сами виноваты, что это так. Но вы абсолютно правы. Я приведу еще два аргумента в пользу этого тезиса. Один аргумент такой: когда создавался НПСР, вспомните, как целый ряд активистов КПРФ на конференциях косо смотрели, боясь,- глупо, конечно,- но они боялись соперника, системы, которая будет стоять над всем. И они боялись, что это круто заработает, и тогда отойдут на второй план слабые какие-то системы КПРФ. Но теперь этого нет, никто не боится, потому что все увидели, что построили этот храм, а там не молятся. И все успокоились.
А второй пример такой. Если бы там была жизнь, мы бы, как пчелки, которые ищут, где что растет и цветет,- мы бы там были. Вспомним - как только Рохлин со своим движением появился, мы сразу набросились на него, мы гудели вокруг него, мы дружили с ним, мы вели его в наши газеты, и он увидел в нас братьев, он был открытый, доверчивый. Нам нужно, чтобы НПСР состоял из таких рукавов, из рохлинских рукавов. Значит, нужен на каждом деле свой яркий лидер, своя жгучая идея и колоссальная работа. Мы не должны создавать конструкции для того, чтобы просто их обозначить. Есть такая система, кстати говоря,- создание ниш для того, чтобы идею закупорить, чтобы она не функционировала. Я помню прекрасную идею КРО - Конгресс русских общин, то есть идею спасения наших соотечественников, оказавшихся за границей. Вот создали для них организацию, но создали, чтобы туда никто не лез,- и закупорили ее. Чуть-чуть недавно про Латвию погудели, и то лишь, когда режим увидел пользу для себя от того, что он выступит защитником. При рождении новой конструкции человек, который ее возглавляет, конечно, должен вложить огромные усилия и подобрать ту персональную схему, которая создаст именно рабочий инструмент из новой конструкции. И надо иметь в виду, что это не безболезненно. Тут нужно считать убытки не только те, что мы недополучили от этой организации, нужно еще считать убытки от того, как негативно можно использовать создание НПСР в будущей политической борьбе. На выборах тех же, если он не заработает, на него будут показывать пальцем, как на абсолютно несостоятельное объединение, не соответствующее жизни.
Есть ответственность и наша, чтобы сейчас за малое время попытаться путем, может быть, даже каких-то энергичных вторжений, но все-таки заставить об этом думать. Либо мы на рубеже политической борьбы, либо мы где-то на обочине.
А.П. Я очень дорожу нашим постоянным общением давнишним, которое проходило и проходит самые разные стадии: от просто симпатии, товарищества, дружбы до газетных взаимодействий, когда мы проводили определенные кампании вместе. Но сейчас это содружество вылилось в появление наших колонок “От патриотического информбюро”, где мы вдвоем, кому-то может показаться, стали каким-то директивным органом и вещаем, как Папа Римский с крыльца Ватикана. Может, отчасти, так оно и есть, потому что нашему патриотическому движению крайне не хватает мгновенных концентрированных заявлений. Но мне хочется, чтобы это было либо формализовано, либо почувствовано, что не случайны голоса двух главных редакторов. Должен звучать голос действительно четвертой власти внутри патриотического движения. Сегодня две газеты, а потом будут 3, 4, 13 патриотических базовых газет, которые не обслуживают каких-то вождей или какие-то группировки. Это газеты, которые выдержали страшное давление режима, которые прошли через катастрофы и которые вправе действовать внутри оппозиции как самостоятельный политический субъект и формулировать свои представления о политике, о лидерах и о тенденциях, участвовать в выработке политических решений. Мы - не те, кто оформляет выработанные за нас политические решения. Мы должны знать об их созревании на подходе, чтобы создать на базе этих решений политические кампании. Я дорожу появлением этого пока небольшого политического властного субъекта, состоящего пока что из нас двоих, как зародыша будущих трансформаций оппозиционных сил. Мы на этот субъект можем нарастить и информационный центр, и аналитический центр, и теневой кабинет, от которого так упорно уклоняется Зюганов по немотивированным и непонятным мне причинам, хотя мы пять лет об этом с ним говорим.
Я приветствую наш сегодняшний диалог и полагаю, что мы сделаем его постоянным, это будет постоянной интеллектуальной трибуной, куда мы приглашаем всех остальных.
В.Ч. Да, сейчас, когда все куплено, - мы остались островками независимости, и, конечно, вся патриотика должна дорожить, что она имеет свою независимую прессу. Это, может быть, поймется не сразу, но это поймется с удовлетворением, потому что это дает более глубокое, более демократическое формирование идеологии. Оно, возможно, даже снимет с партийных центров упреки в диктате, в навязывании своих позиций, в доктринерстве. Но в то же время мы сознаем, что находимся в такой исключительной стадии нашего развития, когда четвертая власть патриотики, может быть, должна быть первой нянькой. И мы должны понимать, что несем это дитя народовластия для будущего. Я хочу, чтобы наши читатели поняли, что мы собираемся не ополчаться против кого-то, но пестовать.