О СЕСТРИЦЕ АЛЁНУШКЕ И ЯНЕ АРЛАЗОРОВЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О СЕСТРИЦЕ АЛЁНУШКЕ И ЯНЕ АРЛАЗОРОВЕ

Помнится, в «эпоху застоя» был популярен такой политико-воспитательный слоган: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Он использовался в наглядной агитации, будил фантазию лекторов, служил темой школьных сочинений. Правда, былью русские сказки при советском строе так и не стали. Это случилось гораздо позднее, уже при капитализме. И произошло это не со всеми сказками сразу, а только лишь с одной из них, а именно: с той, которая называется «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка». Но прежде чем рассказать о том, как совершилось претворение этой сказки в жизнь, напомню вкратце её содержание.

Идут по белу свету двое сироток — сестрица Алёнушка и братец Иванушка. Идут они дальше путем широким полем, а жар-то их донимает. Захотелось Иванушке пить: «Сестрица Алёнушка, я пить хочу!» — «Подожди, братец, дойдём до колодца». Шли, шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит коровье копытце (след от копыта. — С.Г.) полно водицы. «Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца?» — «Не пей, братец, телёночком станешь». Братец послушался, пошёл дальше. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит лошадиное копытце полно водицы. «Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца?» — «Не пей, братец, жеребёночком станешь». Вздохнул Иванушка, дальше пошёл. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит козье копытце полно водицы. Братец увидел его и, не спросясь Алёнушки, выпил до дна. Зовёт Алёнушка Иванушку, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козлёнок. Догадалась она, залилась слезами, а козлёнок возле неё по травке скачет. Обвязала его Алёнушка шёлковым поясом и повела с собою, а сама-то горько плачет…

Увидел её однажды царь и спрашивает, откуда она и чьего роду-племени? «Так и так, — говорит Алёнушка, — жили-были царь и царица, да померли; остались мы, дети: я — царевна, да вот братец мой, царевич. Он не утерпел, напился водицы из козьего копытца и стал козлёночком». Царю Алёнушка приглянулась, и он решил на ней жениться. Скоро сыграли свадьбу и стали жить-поживать, и козлёночек с ними — гуляет себе по саду.

Вот поехал царь на охоту, Алёнушка дома осталась одна. Пришла ведьма, навязала ей на шею камень и бросила в реку, а сама нарядилась в её платье и поселилась в царских палатах; никто её не распознал, сам царь обманулся. Один козленок печалился, всё ходил около воды по бережку да плакал. Ведьме это не понравилось; велела она царю козлёночка зарезать. «Я, — говорит, — хочу козлиного мясца». Царю жалко козлёночка, да делать нечего, жена не отстаёт. Видит козлёнок: конец ему приходит, уж начали точить ножи булатные. Побежал он к царю и просится; «Пусти меня на берег сходить, последний раз водицы испить». Царь пустил. Вот козлёночек прибежал к воде, стал на берегу и жалобно позвал:

«Алёнушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Огни горят горючие, котлы кипят кипучие, ножи точат булатные, хотят меня зарезать!»

Она ему отвечает:

«Иванушка-братец!

Тяжёл камень ко дну тянет, шелкова трава на руках свилась, желты пески на груди легли!»…

Такая вот грустная история. А теперь — о её скрытом смысле.

В теории сказочного фольклора содержание любой конкретной сказки рассматривается как имеющее не только текстовый, но и метатекстовый, воплощённый в неких универсальных смыслопорождающих структурах уровень. Природа этого метатекстового уровня далеко ещё не ясна, чем создаются широкие возможности для разного рода интерпретаций. В частности, возможна и такая интерпретация: культура, в отличие от чисто биологического, животного способа существования, всегда — бремя, труд и работа над собой. Вот почему идущему по жизни путём культуры всегда намного тяжелее, чем тому, кто привык удовлетворять жажду своих потребностей где попало и чем попало. И вот почему русскому коллективному Иванушке даётся предупреждение:

НЕ ПЕЙ, ИВАНУШКА, ТАМ, ГДЕ СКОТЫ НАСЛЕДИЛИ, — САМ СКОТОМ СТАНЕШЬ!

Кто его предупреждает? Конечно же, собственный культурный инстинкт коллективного Иванушки, голос души его народа, голос, идущий из глубины веков духовной традиции. И когда Иванушка перестаёт прислушиваться к этому голосу, то приговор вступает в силу немедленно: и в отношении его сестрицы-души, и в отношении его самого.

А вот что касается глубинно-пророческой сущности нашей сказки, то она окончательно прояснилась только в самое последнее время — благодаря стараниям популярного эстрадного хохмача Я. Арлазорова. Весной 2003 года можно было увидеть в телевизионной программе, как этот любимец публики выступил в роли искусствоведа. Комментируя образ Алёнушки, воплощённый в одноимённом полотне художника В. Васнецова, он разъяснил его так: «Вы думаете, почему она босиком и глаза, как у обкуренной? Да потому что брат — козёл».

Ничего не скажешь: наследил, накопытил… Мутная, дурно пахнущая жидкость из этих «копыт» сочится уже — «спасибо» телеящику — по всей России. В мае 2005 года довелось увидеть очередную программу «Кривого зеркала», где одна из «новорусских бабок» рассказывает сказку: «Жили-были сестрица Алёнушка и братец Иванушка. Братец, как известно, козлом стал (бурный смех публики). А Алёнушку печка откормила пирогами, рожа стала во какая» (бурный смех публики). И на ту же тему в июне 2005 года в передаче «Аншлаг» поизгалялся один из пародистов-дебютантов; имитируя питьё чего-то из ложечки, он под радостное ржанье публики приговаривал: «Не пей, козлёночком станешь!»

Что ж, каждый имеет право на свой собственный выбор: кому-то, говоря словами евангелия от Иоанна, — «источник воды живой», а кому-то — грязная жижа из козлиного копыта. Тем более что во втором случае преображение происходит ничуть не менее впечатляющее, чем в первом. Ведь если публика получает искреннее удовольствие от поношения символов своей (вроде бы) культуры, если она хохочет и аплодирует при этом поношении — то иначе как чудом преображения это не назовёшь: на глазах всех нормальных людей она вдруг начинает приобретать явственно зримые признаки козлиного стада.

Первая часть сказки, таким образом, уже претворилась в жизнь. И, похоже, полным ходом идёт претворение в жизнь её второй части. Имею в виду принятие глобального управленческого решения: козлов — резать (а иначе как объяснить нашу сегодняшнюю демографическую катастрофу?).

В сказке, впрочем, конец оптимистичен: там от ведьмы удаётся избавиться. Вспомним ещё раз, как это происходит: в отсутствие царя (т. е. в момент резкого ослабления государственной власти) Алёнушка (культурная традиция народа) подменяется ведьмой (бесовским шабашем в культуре). Возвратившийся царь не замечает подмены, — что указывает на ненастоящесть, декорационность государственной власти. Но и он ощущает какую-то неудовлетворённость и беспокойство, причина которых ему самому до конца не ясна. Возможно, царя на бессознательном уровне преследует чувство вины перед козлёнком Иванушкой (перед оскотиненной по его вине частью народа), и он начинает более внимательно присматриваться к происходящему: зачем это козлёнок бегает к реке и с кем это он там разговаривает? А, подслушав диалог брата и сестры и осознав, наконец, степень и глубину катастрофы, он обретает волю к власти: спасает Алёнушку и казнит ведьму. Козлёнок, разумеется, снова превращается в Иванушку.

Но мы-то находимся не в сказке, а в суровых буднях сегодняшней России. Удастся ли вернуть человеческий облик нашим козлам (разумеется, не всем, а лишь тем, кто пока ещё не безнадёжен)?

Если говорить о шансах, то, с одной стороны, ситуация не нова: ещё в конце 20-х — начале 30-х годов XX века наблюдалось аналогичное нынешнему глумление над символами и образами русской народной культуры (вспомним хотя бы опус Демьяна Бедного «Три богатыря»). Чем это глумление закончилось — известно, очень многими разнообразными последствиями и в их числе — пиком внимания и уважения к фольклорной, да и ко всей последующей русской классической культуре. Пик этот пришёлся, как известно, на середину только что закончившегося столетия.

С другой стороны, мы вступили сегодня в эпоху «копирайта», то есть в эпоху защиты авторских прав на интеллектуальную собственность. Вроде бы хорошо: теперь любой автор имеет юридическое право на защиту своих творений от бесцеремонного с ними обращения. Но вот беда: подавляющая часть истории человеческой культуры приходится на «докопирайтовскую» эпоху и все созданные человечеством за этот отрезок истории культурные ценности оказываются юридически незащищёнными. А это значит, что любая бездарь и любой подонок имеют полное юридическое право исказить, оболгать и опошлить абсолютно всё, что не защищено знаком «копирайта». Что и происходит: всем известно, как вольно обращаются современные любители театрально-музыкального, литературного и художественно-живописного «самовыражения» со всем тем, что составляет почву и смысл культуры народа, его гордость и славу, его систему нравственных координат, его «кладовую архетипов». Напомню, кстати, что и Я. Арлазоров прошёлся не только по «Алёнушке» В. Васнецова, но и по «Боярыне Морозовой» В. Сурикова («боярыня в цепях — этот секс не для меня»), и по картинам М. Врубеля («Врубель — рубель» и прочая тому подобная пошлятина).

Как защитить себя, своих детей и свою культуру от всей этой мерзости и от её главного очага распространения — эстрадно-хохмаческой шоблы? Наиболее действенным представляется такой способ защиты: должна быть выработана юридическая формула, защищающая по всей строгости закона «незакопирайтированное» культурное наследие народа от глумления над ним, от его поношения и опошления. Может быть, нужно создать «право коллективной собственности на культурное наследие народа» с применением очень высоких санкций за нарушение такого права. А, может быть, нужно приравнять статус объектов этого наследия к статусу государственных символов — опять же с исключительно высокими штрафными санкциями против тех, кто этот статус попытается принизить. Возможны и другие варианты, для обсуждения которых неплохо было бы привлечь самые широкие слои общественности, неравнодушной к вопросам национального и духовно-нравственного достоинства.

В общем, ситуация пока обратима. И если не сидеть сложа руки, то, глядишь, не только самых безнадёжных скотов заставим остерегаться оскорблять наши святыни и ценности, но и небезнадёжным вернём человеческий облик — путем повышения их культурного уровня и привития им самоуважения.

Сергей ГОРЮНКОВ