Тишь на память засуши

Тишь на память засуши

Литература

Тишь на память засуши

ПОЭТОГРАД

Алексей ОСТУДИН

ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ

Воспаление свежей наколки –

отражаются звёзды руки…

Бурлаки-вурдалаки из Волги

тянут жилы и пьют из реки.

Перегар сотворения мира –

Млечный пот прирастает к плечам.

Им служить бы командой буксира,

чтоб не выть, а гудеть по ночам!

Скрип уключин создателя вкрадчив:

нате вам, что потом – разберусь…

До сих пор ни покоя, ни складчин,

хоть построена в складчину Русь.

Может, чёрт не по чину помянут? –

чешут репы волхвы на Дону!

Мышка с Жучкою тянут-потянут…

Вот и я свою лямку тяну!

ПРОГУЛКА ПО ПЕТЕРБУРГУ

Скульптурами Летнего сада

на время становимся мы.

Его неподьёмна ограда,

как дворницкие ломы.

На пенсии две канарейки,

зевак понимают без слов –

Илья Фоняков – на скамейке,

а в бронзовом кресле – Крылов.

Нева отливает касторкой,

грозит пешеходу войной.

Хлопочет на волнах моторка,

распорет и шьёт – по одной.

В дыму Обводного канала,

за пазухой липы в цвету,

глинтвейном в кафе из подвала

нет-нет, а плеснут на плиту.

И, вздрогнув, я вытянусь носом,

заметив разруху вокруг:

вороны-КАРсары отбросы вдоль Пряжки

берут на испуг.

Небьющаяся витрина Фонтанки,

упавшая в ров...

В Казани цветут георгины,

а в Питере – Роза ветров.

Забить, что ли, стрелку у Биржи

с компанией местных татар?

С «Авроры» братва, я же вижу,

разводит мосты на базар!

Раскрашенных зданий унынье

рассеянным взором лови,

они – на воде и бензине...

один только Спас – на Крови!

МИСТРАЛЬ

Песком в сандалиях мешает время оно

тому, кто ночь за кружкой просидел.

Камчатский краб –

грудная клетка Посейдона –

годится на закуску по сей день.

Мистраль усердствует,

как с обыском Коломбо,

«Будвайзер» разливает на двоих –

толкает волны, словно ящики комода, –

заглянет и захлопывает их.

Зарывшись в лифчики русалочьи и блузки,

не чает воздаянья за труды

переводить холодный ветер на французский,

выдавливая камни из воды.

Сирена маяка на грани паранойи:

купил цветы – а подарил жене...

Весь день, в предчувствии потопа,

сердце ноет,

и тьма улик покоится на дне!

ЗАПОЗДАЛОЕ

В пижаме колорадского жука

пребуду я с оконной рамой слитно,

пока довяжет сумерек рука

черешневый вишнёвый ветер-свитер.

Моторов копоть впитывает тень,

где рокеры – в короткой рокировке.

И женскую коленку скоростей

переключают жарко и неловко.

Сквозь тишину проедут по оси

на великах не великобританцы,

а Мандельштам – простуженный Осип,

изранен готовальней в школьном ранце.

Успехи географии – не факт:

всплывает чудо-юдо рыба Киплинг,

кипит тройная царская Уфа –

в бульоне облака,  в томате  килька!

Облезлые вигвамы пирамид

заклинит, как окисленные клеммы.

И ты, покуда Бог тебя хранит,

имеешь право полное на лево...

РАННЕЕ УТРО

                                                  А. Сахибзадинову

Опять фехтую спиннингом без толку…

Бензиновым передником шурша,

прижав к груди, укачивает Волга

дежурный бакен, будто малыша.

Пока ещё ни холодно, ни жарко –

такую тишь на память засуши...

На тонких лапках бегает байдарка

и хитрой мордой лезет в камыши!

Простреленный утиным криком воздух

хватает ртом солёную росу.

Уже рассвет порезался о звёзды

и копит кровь в ладонях на весу!

ПАМЯТЬ

Олимпийской деревни броня –

прёт комбайн. А на ферме легко

молоко попадает в меня,

если я не попал «в молоко».

Зреет в воздухе  неги нуга –

собирай и – в амбар, под засов.

Тянут время пустые стога –

половинки песочных часов.

Думал, в сердце всё это несу:

стрекот мяты и запах сверчков...

Верил, что зарубил на носу,

вышло – след от оправы очков...

КРЕЩЕНИЕ

Молча ехали пока, положившись на удачу,

дочь считала облака и шептала

«я не плачу».

У распахнутых ворот

батюшка шутил не строгий,

мол, не выспавшись,

народ реже думает о Боге.

Нас к иконам проводил,

в алтаре затеплил свечи

и водою окропил ноги дочери и плечи...

Дал салфетку изо льна,

поскрипел кадилом бурым,

капнул в ложечку вина –

и закончил процедуру...

Возвращаясь, пили квас,

пели, фыркали от смеха:

поздравляй, в Медовый Спас

окрестили человека!

Ветер забирал в узлы 

пыль, катившуюся следом...

Успеваем до грозы? Быть на воздухе обеду!

Громыхает вдалеке, все в беседке –

молодцы мы!

Только сосны – в столбняке,

обнесённые вакциной.

Репчатые купола доставай из супа, ну-ка –

выбегай из-за стола

в православных слёзках лука!

ТАКАЯ МУЗЫКА

Свален у забора птичий щебень,

прямо в лужу годовых колец.

В городской окраине ущербной

застоялся дождь, как холодец.

Жизнь не вызывает аппетита,

хоть ползёт из новой скорлупы

по асфальту, набрана петитом,

как на пачке гречневой крупы.

Выгребаем, в будущее вперясь,

так лососи трутся борт о борт –

кажется, торопятся на нерест,

по идее – прутся на аборт.

Снова всё весомо, зримо, грубо:

из кармана вытянув кастет,

композитор дал роялю в зубы,

вот и льётся музыка в ответ.

КАЗАНЬ