Юрий Болдырев -- Нерыночная экономика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Юрий Болдырев -- Нерыночная экономика

Продолжение. Начало — в № 22

"Завтра". Юрий Юрьевич, ваш политический путь начался с ощущения исчерпанности советского строя, советской эры. Вы выступали ярким авангардным обновителем, надеясь на новые ветры, на новые энергии. Вы стояли у истоков партии "Яблоко" — либерального направления политики. Как менялись ваши взгляды на протяжении этих двадцати лет? Как вы эволюционируете, в какую сторону? Начиная как свежий чистый либерал, исполненный надежд, романтизма, сейчас вы, если судить по вашим выступлениям в СМИ, наполнены скептицизмом. Мы считаем вас своим соратником, своим единомышленником, человеком государственно-патриотического направления. Как вы эволюционировали?

Юрий Болдырев. Не обидьтесь на меня, но как говорил один мой старый товарищ: "Зачем учиться журналистике? Это ведь наука о стандартных штампах и клише…". Вот и вы меня "приштамповываете": "исчерпанность советского строя", "авангардный обновитель", "свежий чистый либерал"… Даже "либеральное направление в политике" — это уже помягче. Здесь бы, по нынешней компьютерной моде, улыбочку, но газетный формат, наверное, не позволяет.

Я ведь — из оборонки. И выдвиженец своего коллектива в пару тысяч человек, среди которых было явным ощущение исчерпанности не советской и, тем более, социальной, но партийно-бюрократической модели. Именно в рамках этой модели в конце 80-х годов ХХ века вдруг вновь оказалось возможным, что партийный выдвиженец-аспирант, чуть ли не как в 20-е–30-е годы (но тогда-то по другим реальным причинам) смог стать замдиректора отраслевого оборонного института по… науке.

Конечно, по сравнению с нынешним кланово-бюрократическим режимом, когда детки "элиты", чуть ли ещё не школьники, вдруг массово становятся вице-президентами банков и членами правления ключевых корпораций, приведенный мною пример покажется почти невинной шалостью. Но что тогда было "новым ветром" или "новой энергией"? Да то, например, что пост того же замдиректора по науке института (отраслевого оборонного!) должен бы занять все-таки серьезный ученый по нормальному конкурсу и независимо от партийной принадлежности. Или это и есть "чистый либерализм"?

И уж прошу прощения за то, что кто-то может счесть саморекламой, но вы же спрашиваете обо мне? Так напомню важную страницу истории — призыв Горбачева, чтобы партия ушла от управления государством. И мне, баллотируясь на XXVIII съезд КПСС, пришлось выдвигать противоположную идею: нельзя безответственно бросать управление. А вот разделить КПСС на две фракции или партии и на этой основе ввести механизмы публичной политической конкуренции — это необходимо. И за эти идеи (и, соответственно, за меня) в моем округе тогда, летом 1990-го года, проголосовало более 70% членов КПСС — это "чистый либерализм"? Или попытки внедрения публично конкурентных начал, разумной либерализации, которую не верно путать с "либерализацией" как отказом от ответственности… Хотя, да что мы, собственно, обо мне лично — больше нам поговорить не о чем?

"Завтра". Но ваша эволюция интересна, хотя, может быть, в головах, действительно, остались только общие штампы о том времени и о его героях. Ведь вы были одним из основателей "Яблока"?

Ю.Б. Мне на одной встрече в Питере товарищ из зала задал вопрос: "Вы начинали как ярый яблочник…" Я его спрашиваю, как его зовут — Виктор Иванович. И тогда переспрашиваю: а про вас можно сказать, что вы — ярый "викторивановичец"?

Стоит ли рассказывать историю "Яблока"? Оно создавалось нами в противовес черно-белой картине мира, насильственно внедрявшейся в умы в первые годы "реформ" и, особенно, накануне и сразу после переворота 1993-го года. Картина предполагала два полюса: "прогрессивные реформаторы" Гайдара и Чубайса — на одном полюсе, и "страшные и жестокие партноменклатурщики-сталинисты" — на другом. А попытаться взять лучшее и из советской социальной системы, и из западного опыта эффективного стимулирования частной экономической инициативы и ограничения бюрократического своевластия через политическую конкуренцию — нельзя?

И что такое "либеральное направление в политике"? Либеральное — как отказ от чрезмерной бюрократизации? Кто же и теперь против, кроме тех, кто с этой бюрократизации кормится? С другой стороны, либеральное — как противостоявшее псевдо- или вульгарному либерализму гайдаровско-чубайсовской команды, которая красивыми словами о либерализме и реформах практически лишь прикрывала уже новое кланово-бюрократическое перераспределение национального богатства в близкие руки и целенаправленную криминализацию экономики якобы ради "борьбы с коммунизмом"… Т.е. термин-то теперь, конечно, дискредитирован, но то реальное содержание, которое мы вкладывали, чем же оно вредно?

Мне, конечно, странновато в тысячный раз рассказывать об этом и объяснять. Но, с другой стороны, вы правы: во-первых, люди живут своей жизнью и не следят за подробностями в политике, а важные детали быстро забываются. Плюс нарождаются новые поколения, которым просто и неоткуда знать. И потому продолжу.

На совести этой бывшей моей (на самом деле, моей совсем недолго — с осени 1993 по 3 сентября 1995-го — это все было уже очень давно) партии лежат два колоссальных, с моей точки зрения, непростительных греха. Первый — создание в нашей стране бесконтрольной (для нашего общества) и одновременно совершенно не суверенной, а зависимой извне системы финансово-экономической власти. Это мой тогда с моей же партией конфликт по закону о Центробанке, что я, среди прочего, подробно описал в книге "О бочках меда и ложках дегтя". Второй — попытка, которую, к счастью, нам (тогдашнему Совету Федерации — первому, выборному) все же удалось предотвратить, сдачи всех наших природных ресурсов оптом транснациональному капиталу, зарубежным потребителям наших ресурсов. Это был второй ключевой конфликт — по закону "О соглашениях о разделе продукции", в ходе которого мне и пришлось выйти из этой своей партии. Он также подробно, с приложением документов, описан в другой книге — "Похищение Евразии". Но важно понимать: все это ведь не имеет никакого отношения к изначально разрабатывавшейся нами идеологии партии. Это, с моей точки зрения — обычное, правда, чрезвычайно масштабное, предательство. Все же дальнейшее, сколько и кто каких старушек после этого переводил через дорогу, мне, например, уже совершенно не интересно.

Но важно подчеркнуть: не в том дефект "Яблока", что оно было "либерального" направления, — ничего такого особо либерального, сверх разумной меры, в идеологии партии изначально не было, и это я выше, мне кажется, уже пояснил. Дефект в том, что под прикрытием одних идей фактически реализовывалось нечто совершенно другое, с моей точки зрения, повторю, аморальное, преступное и предательское.

"Завтра". Тогда, может быть, именно ваша эволюция и не была столь радикальной, но всё же ведь она была?

Ю.Б. Конечно, эволюция была. И, надеюсь, есть. Многие вещи было невозможно понять до тех пор, пока сам не столкнешься с ними в реальности. Это касалось прежде всего таких вопросов, как степень дееспособности общества и его подверженность циничному манипулированию через СМИ, соотношение между целями развития и характером политического режима — что есть приоритет и насколько одно и другое взаимообусловлено, и т.п.

Но что два десятка лет назад я совершенно не мог себе представить, так это то, что в принципе возможно запустить процесс столь стремительной экономической и социальной деградации нашего общества, и что среди моих же товарищей найдутся те, кто считает это благом. Либо кому всё равно — главное, что на этом можно здорово нажиться. И при практически крайне вялом сопротивлении самого общества. Достигнутое, то есть лучшее из него, казалось вечным и естественным, а сама возможность отката представлялась абсурдом, бредом. Опасность "латинооамериканизации" в самом начале 90-х представлялась "самонесбывающимся прогнозом" — мол, достаточно о такой опасности предупредить, и после этого такой катастрофической ошибки мы уже точно ведь не совершим…

Была на первых этапах определенная идеализация западных конкурентных антибюрократических механизмов (хотя от ценности и полезности на нашей почве целого ряда этих механизмов я сейчас никоим образом не отказываюсь), при недопонимании роли скрытых факторов, в том числе таких важнейших, как внешний враг, заставлявший верхи и низы западного общества дополнительно сплачиваться или как минимум идти на компромиссы. Западное общество проявило сейчас зримо свои слабости, ранее нами столь явно не наблюдавшиеся — частично мы об этом уже говорили выше…

Что ж, старая истина: чем больше знаем, тем больше понимаем, что еще многого не знаем.

"Завтра". Все крупные уклады начинались не с экономической сферы, а со сферы моральной, идеологической, религиозной, культурной, философской. Как вы, человек многоаспектный, яркий, рассматриваете процессы в сегодняшней русской и мировой литературе, культуре, в русской и мировой философии. Какие мировоззрения, какие сдвиги, какая вибрация происходит в сфере мировых мировоззрений? Ведь именно оттуда, из этих вибраций, толчков, могут последовать идеи, связанные с переустройством цивилизации.

Ю.Б. Честно признаюсь: обсуждать со мной "процессы в сегодняшней русской и мировой литературе" вряд ли стоит. Как говорилось в старом анекдоте: "я — не читатель, я — писатель".

Читать что-либо художественное, как это ни печально, уже давно совсем не находится времени. Или это отговорка — нет потребности? Но, действительно, размышления и воспоминания реальных людей о фактических событиях мне уже давно интереснее, чем сколь угодно художественный вымысел. Тем более, что многие из них, такие, как воспоминания академика-кораблестроителя Крылова, согласитесь, и весьма художественны.

А уже нескольким добрым друзьям, включая академика Сергея Глазьева, я подарил книгу — блестящую работу академика Капицы — собрание предисловий величайших ученых в истории человечества к их ключевым работам. Это, действительно, философия науки, достойная бесконечного перечитывания и осмысления.

За новинками, не то, что особенно не гоняюсь, скорее просто под руку не попадаются. А те же Ключевский или Кожинов, оказывается, недопрочитаны, еще недопоняты. В силу возраста уже совершенно иначе воспринимается "Тихий Дон" Шолохова — сам бы я не взялся, но в семье кто-то перечитывал и заинтересовал… Плюс только сегодняшними нашими глазами перечитав, с вновь почерпнутым опытом, мы можем всерьез и по достоинству оценить те же "Гроздья гнева" Стейнбека или "Финансиста" Драйзера (последнее, может быть, не сверхлитература, но зато фактура теперь уже не с другой планеты)… Но в основном все же больше читаю аналитику, публицистику, мемуары.

Может быть, с возрастом "и это пройдет", и захочется снова о любви и коварстве? Возможно.

Что же касается "вибраций" и "толчков" к переустройству цивилизации, то, может быть, я слишком толстокожий, но пока до меня из них доходит лишь противостояние искусственного, виртуального, вплоть до мошеннически симулируемого, и реального, натурального, приближенного к базисным биосоциальным потребностям человека и человеческого сообщества. Во всем — и в экономике, и в литературе, и в живописи, и кинематографе, и во всей системе ценностей и структуре потребностей. Эти два начала противостоят и соревнуются. Привязанность же глобальных экономических и геополитических интересов сильнейших "игроков" к развитию или навязыванию другим в своих интересах тех или иных начал окрашивает это противостояние и в тона драматические, скрыто, но жестко конфронтационные. Рождается ли новая модель мира из этих вибраций и толчков, из противостояния этих начал? Не знаю.

Нам всегда кажется, что мир вокруг нас, наконец, начинает что-то осознавать так же, как и мы. Но мы упускаем, во-первых, ограниченность своего мировоззрения. И, во-вторых, что мир не преисполнен культа познания добра и зла. Напротив, огромное количество людей, реально влияющих на мир, осознает и стремится осознавать не мир вокруг себя, а исключительно свое место в этом мире, причём с легкостью принося любые, даже самые фундаментальные интересы этого мира в жертву своему месту в нем. Вульгарно либеральная идея подразумевает, что это и есть нормальный и единственный истинный механизм развития — к общему интересу исключительно от приоритета личного. Что ж, соглашусь с тем, что это — один из сильнейших механизмов, правда, не только развития, но и деградации. В то же время точно не единственный механизм. И вот именно вокруг этого-то и вся коллизия (обосновываемая бесконечно и разнообразно, и религиозно, и этически): возможно ли выстроить новый мир, в котором соотношение мотивов и весов было бы в большей мере в пользу приоритета общего блага? Все великие революции и цивилизации имели какие-то свои варианты ответа.

"Завтра". Есть мнения, что мир стоит на перепутье, что либеральная модель — и экономическая, и политическая, и моральная — себя исчерпала и не привела к раю земному.

Ю.Б. А разве она должна была к нему привести? Она должна была и привела к некоторому подобию рая для ограниченного круга "достойных". А на самом деле, скорее допущенных. Мы воспринимаем это как дефект модели, но "достойные", напротив, полагают это свидетельством ее совершенства…

"Завтра". Тем не менее, и в либеральной среде зреют настроения, связанные с жёстким регулированием мировых процессов. Потому что идея свободы — свободного рынка, даже идея управляемого рынка — себя исчерпала. В мире нет лишних ресурсов, люди плодятся, природа гибнет. Мир на эту модель реагирует восстаниями и революциями. И либеральная модель, а вы были причастны к либеральной модели…

Ю.Б. Мне казалось, я это уже пояснил: есть разница между либерализацией как антибюрократизацией, предоставлением больших свобод и созданием более конкурентной среды (чтобы не партийная комиссия решала, кому быть замом директора оборонного института по науке) и либеральной моделью — как полной абсолютизацией Запада, причем, даже не реального Запада, который в своей внутренней политике весьма вынужденно социален, а некоего экспортного варианта западной модели… Но, пожалуйста, продолжайте Ваш вопрос.

"Завтра". Да, так именно либеральная модель сама и либеральные круги всё более и более склоняются к жесткой, по существу, фашисткой модели управления миром: к подавлению революций, к уменьшению населения в разных регионах мира, в том числе в России, и очень вероятен взрыв мирового фашизма. И начинается социалистическое движение. Неосоциалистическое движение носит как традиционный марксистский характер, так и совершенно новый, исламский характер. Исламский социализм, исламская социалистическая революция. Не считаете ли вы, что будущее человечества связано со стычкой неофашизма и неосоциализма? Если это так, то какое место в этой схватке у России?

Ю.Б. Будет ли у человечества вообще будущее, и, тем более, каким оно будет, нам с вами знать не дано. Мы можем говорить лишь о наблюдаемых и прогнозируемых тенденциях, а также о том, что желательно для нас, к чему мы стремимся. И если говорить не на уровне терминов, а о существе, очевидно, что мир вступил в полосу новой жесточайшей конфронтации. А конфронтация, особенно при ограниченности ресурсов, объективно требует мобилизации. Раньше у Запада был избыток ресурсов — самых разнообразных. Но сейчас начинается ресурсный голод. Даже не в смысле еды или тепла, но в смысле ресурсов, необходимых для победы. Отсюда естественная тенденция к ужесточению режима, пусть и под прикрытием прежних красивых идей и видимости свобод — в тех пределах, в которых они не подтачивают основы режима.

Что же касается не внутреннего режима, а отношения к окружающему миру, здесь не должно быть иллюзий — в этой части Запад никогда избыточным гуманизмом не страдал. И прежде чем громко осуждать "тоталитарные режимы" и навязывать нам "декоммунизацию", стоило бы вспомнить о практике совсем недавнего колониального владычества и о методах подавления в колониях малейшего ропота и несогласия — не в древности, а в самой середине ХХ века. Был ли это и тогда именно "фашизм", или же это был возведенный в культ заурядный эгоцентризм? Весьма жестокий и кровавый…

В то же время, чтобы наш разговор не принимал характера шапкозакидательски патриотического, напомню, что при всех известных дефектах западной системы и наблюдаемых признаках вырождения реальная продолжительность жизни людей на Западе сейчас на десяток-полтора и более лет выше, чем у нас, а вероятность быть убитым в Европе чуть ли не в пятнадцать раз ниже, чем у нас в России. При том, что пропажи без вести, которых в России вдвое больше, чем зарегистрированных убийств, в статистику убийств у нас не включаются. От осознания этих воистину трагических реалий, да еще и при дальнейшем смягчении для преступников Уголовного кодекса, до обращения общества к руке, уже чрезвычайно жесткой и карающей без малейших колебаний — даже не один шаг, а еще меньше. Но только не обязательно называть это фашизмом. Если же говорить о жестком режиме с негативной моральной и эмоциональной окраской, то такой режим, естественно, может призываться и устанавливаться теми, кто хотел бы сохранить нынешние губительные для страны тенденции — такое вполне возможно. Только не как взрыв, то есть снизу, а, напротив, как насаждение сверху.

Самое же интересное в исламском мире и в исламском социализме для меня — это способность жестко противостоять ряду фундаментальных грехов и искушений. Почему и как они сумели наложить на ростовщичество и алкоголь столь жесткие табу, как они умудряются их удерживать столько веков? Вопрос не праздный: при всех известных недостатках и восточного общества, это все-таки пример, достойный подражания и попытки перенять, следовать.

Более цивилизованная и эффективная, не с точки зрения сиюминутной прибыли, но и с глобальной социальной точки зрения, мировая экономика, основанная на приоритете сотрудничества (если этой идиллии будет дано когда-нибудь реализоваться), безусловно, должна базироваться на ценностях ближе к исламским, нежели ценностях ростовщического закабаления и извлечения прибыли из любого греха или преступления. И, разумеется, никакого ложного гуманизма в отношении всякого воровства и мошенничества и, тем более, убийц и насильников — это, кстати, то, в чем нам бы надо брать пример равно как с Запада, так и с Востока.

Но это лишь то, чего бы хотел я.

Вовсе не факт, что значительное количество активных граждан в нашей стране разделяет мои потребности. И, тем более, готово принести в жертву такому будущему свои сегодняшние прибыли и относительное благополучие, основанное на совершенно противоположном.

"Завтра". Новый политический период в России: грядут выборы в Думу, а потом президента. Вряд ли пройдет схема переназначения президента. Видимо, будет схватка двух кругов, двух тенденций: медведевско-либерального круга и путинско-авторитарного круга. В этой решающей схватке — где место патриотическим силам?

Ю.Б. Почему же переназначение не пройдет? Вполне может и пройти. То есть, конечно, если мы выпускаем листовку, призывающую к немедленному действию, то должны написать, что точно не пройдет больше никогда. Но мы же сейчас не в этом жанре?

Что же касается конкуренции (или игры, создания видимости) между двумя головами тандема и их окружением, то действительно ли ожидается схватка, тем более, решающая?

Мне, конечно, тоже хотелось бы верить, что есть такой выбор и такая реальная содержательная альтернатива. Одна беда: та голова тандема, которая в этом раскладе (будь он реальным) была бы мне несколько ближе, упорно не посылает мне никаких сигналов, на основании которых я мог бы счесть, что это все всерьёз. Или посылает их на том языке, который я не понимаю. Последнее маловероятно — некоторые сигналы до меня ведь все-таки доходят, но почему же они тогда столь непоследовательны?

Например, заявляется, что "рынок денег стоит, а мы его сдаем бесплатно". Здорово, наконец-то, осознали. Правда, сдавал ведь рынок кто-то живой и конкретный — и не бизнес, а руководители во власти. Кто и ради чего? Совсем безвозмездно, исключительно за красивые глазки или доброе слово (вроде того, что мы — "цивилизованные")? Как говаривали в недавние времена (правда, преимущественно все впустую): "Где посадки?".

Или "кто-то" в одностороннем порядке наложил на Россию ограничения в соответствии с правилами ВТО — теперь дано строгое указание отменить и не исполнять. Правда, лишь до полного вступления. Но снова: наложили на нас односторонние ограничения в интересах Запада ведь не марсиане, а живые, конкретные наши государственные люди — кто? И опять только ли за красивые глазки? И тот же вопрос: "Где посадки?" И главное: не применять требования ВТО, которые, очевидно, губительны для страны и ее экономики (а иначе с чего же весь сыр-бор?) — правильно, но только почему же лишь до вступления? Куда и зачем мы все еще собираемся вступать — в условиях, когда вся прежняя мировая финансово-экономическая система рушится? Спешим вскочить на подножку вагона, уже падающего в пропасть?

Ладно, ошибается, недопонимает, так, может быть, стоит к кому-то еще прислушаться? А они — советнички — тут как тут. И соревнуются у нас две, ну, прямо совершенно отдельные головы тандема. Одна — опирается на "декоммунизаторов" из "ИНСОРа". Другая — создает 21 группу по пересмотру "Концепции-2020"… во главе с видным приватизатором Шуваловым, а также Мау, Кузьминовым, Грефом, Ясиным, Гонтмахером и другими известными соратниками Гайдара и Чубайса, которые тут же выдают на гора революционные предложения, вроде скорейшего доведения цен на топливо для автомобилей до европейского уровня.

И где же здесь альтернатива? Я бы искренне хотел ее увидеть, разглядеть, но пока как-то не получается. Может быть, конечно, какие-то нано-различия и есть, но тогда и нам, гражданам, нужны какие-то нано-очки — чтобы эти различия (за исключением общего регулярно потрясающего легкомыслия более молодой из двух голов тандема) все-таки разглядеть.

Единственный слабый намек на сигнал, замеченный мною за последнее время, это назначение Николая Федорова, бывшего президента Чувашии, а ранее министра юстиции в ельцинском правительстве, но ушедшего в отставку в знак протеста против переворота 1993 года, руководителем какого-то нового центра каких-то разработок. Хотелось бы надеяться, хотя, с другой стороны, люди меняются — достаточно посмотреть на нынешнего председателя Конституционного суда, когда-то проявившего определенный героизм…

"Завтра". Да, но, тем не менее, если схватка все же произойдёт, то где в ней место патриотическим силам? Будут ли они в этой схватке выбирать меньшее из зол, либо они в состоянии найти себе место и предложить третий вариант развития России? Существует ли концепция развития России?

Ю.Б. Каков будет окончательный выбор к тому времени, до сих пор не ясно. Третий же вариант с точки зрения экономики уже вполне очевиден и концептуально понятен — новая индустриализация, разумеется, с отказом от догматов абсолютного приоритета свободы торговли и фетишизации "конкурентоспособности".

Это вообще элементарный возврат к обыденному здравому смыслу. И начинать здесь надо не со сложных моделей, а с концептуального подхода к жизни и экономике.

Если кто-то шьет платья и вяжет кофточки лучше и дешевле, чем вы, сразу по миллиону штук каждой модели, но у вас нет денег купить и не на чем их заработать, то вы плюете на всякую абстрактную конкурентоспособность, вспоминаете, чему учили мама и бабушка, достаете старую швейную машину (а если есть возможность, то и покупаете новую, современную), находите спицы и шьете, вяжете, живете и ходите в приличной одежде и в тепле. Это, конечно, некоторое упрощение, некоторая редукция по сравнению с идеальной системой мирового разделения труда. Но стоит понимать, что не идеальная, в интересах всех, а реальная система мирового разделения труда вообще никоим образом не подразумевает нашего безусловного права на жизнь — это не есть приоритет для такой системы.

Если есть предчувствие катастрофы — с чего мы начинали этот разговор — не у всех, но хотя бы у задумчивой части, то надо понимать: весь мир равно счастливо не спасется, да пока никто и не настраивает мировую систему на то, чтобы спасти всех. Значит, о себе, о своей стране нам надо думать самим. И здесь совершенно точно потребуется некоторое самоограничение, хотя и не в той степени, чтобы это радикально ограничило возможность радости жизни и счастья.

Например, мир только что пережил период потрясающего масштаба разгула излишней роскоши, когда даже фары на разные автомобили были и есть до сих пор принципиально разные, не взаимозаменяемые. В масштабах производства каждой модели ключевых мировых брендов сразу миллионами экземпляров это, да плюс еще десятки позиций подобных, в принципе-то легко унифицируемых узлов и деталей, но пока поражающих разнообразием, как-то могло окупиться, хотя и, разумеется, излишне завышало стоимость каждого автомобиля. Но вот, предположим, у нас больше нет таких нефтегазовых доходов, чтобы машины и машинокомплекты для собираемого у нас с легкостью закупать за нефтедоллары — будем ходить пешком? Или набирать за рубежом кредиты — опять влезать в кабалу и терять суверенитет? Сами организовать полнообъемное производство у себя из своих комплектующих десятков разных моделей автомобилей мы, очевидно, не сможем — нет масштабного рынка сбыта для каждой модели, а на мировой рынок никто нас не пустит, тем более, что себестоимость производства в Китае все равно будет ниже. Значит, снова придется ограничивать разнообразие, максимально унифицировать узлы и детали, делать типоряды универсальных двигателей и коробок передач и т.п. И это — не впервые — мир это уже неоднократно проходил на разных этапах своего развития. И главное: в этом-то как раз нет абсолютно ничего катастрофического, ограничивающего возможность счастья.

Дальше — больше. Современная экономика диктует ненужность и даже вредность не только "вечной иглы для примуса" (помните: "Я не собираюсь жить вечно"?), но и тщательный расчет и сознательное программирование обязательного износа, по возможности, всех деталей и узлов того же автомобиля по прошествии совсем небольшого времени после начала эксплуатации. Притом, что и двигатели-миллионники уже давно делать научились, и другие узлы как сделать практически вечными, хорошо известно. Но, вроде как, не нужно. Точнее, было не нужно — во вчерашней и еще сегодняшней экономике. Но, может быть, в завтрашней именно это-то и потребуется? С тем, чтобы источником роста, в условиях очевидной ограниченности ресурсов, стала не мода на новую машинку каждые два-три года и, тем более, на крутизну ее форм и зашкаливающую по сравнению с более или менее здравыми потребностями мощность двигателя, а, может быть, исследования и разработки в области борьбы с болезнями?

И, главное, ни в коем случае не надо с этими идеями ездить по миру и пытаться убедить всех, что именно так всем вокруг и надо жить. Но нужно сначала самим найти здравую середину между двумя крайностями, двумя полюсами: нынешним повсеместным культом необузданного потребления (причем, даже не реальных и естественных благ, а благ излишних, целенаправленно навязываемых якобы как единственно возможный источник прогресса в экономике) и работающей именно на него всей машиной мировой экономики — с одной стороны, и чем-то вроде северокорейского вынужденного сверхвоздержания в потреблении — с другой стороны. Возможно ли такую золотую середину найти? В рамках такого не полицейского принуждения, но добровольного и сознательного мировоззрения Россия достаточно быстро могла бы стать весьма самодостаточным и быстро развивающимся государством.

Но идеи, как известно, не охватывают массы быстро и лишь потому, что нам так захотелось. Пока нашим обществом владеют иные идеи и ценности, и в их рамках повернуть страну на какой-то иной путь, отличный от нынешнего, не знаю, возможно ли.

Беседу вела Екатерина Глушик

В номере 22 в беседе Екатерины Глушик с Юрием Болдыревым "Нерыночная экономика" допущена опечатка. Предложение: "Верно, причём не только на этом конкретном примере, но и во всём миропан всей ценностной системе". Следует читать "не только на конкретном примере, но и миропонимании во всей ценностной системе"."