Русское солнце
Русское солнце
Дискуссия
Русское солнце
«Я говорю о том, что считаю нужным»
Андрей КАРАУЛОВ
Из книги второй
Представляя читателям отрывок из новой книги Андрея Караулова, редакция сочла нужным задать автору несколько вопросов.
– К какому жанру вы отнесли бы свою книгу?
– Трудный для меня вопрос. Скорее всего, она – некий гибрид. Это не документальная проза – в ней есть домыслы. Это не роман – тексты, которые я предлагаю читателю, на мой взгляд, менее всего похожи на художественную прозу. Это не беллетристика в её традиционном понимании. Скорее всего, это некий взгляд. Взгляд человека, который по стечению обстоятельств знал всех действующих лиц книги и своими глазами видел почти все описываемые события. Некое сочетание несочетаемого.
Поэтому прошу читателей не относиться к моему роману как к историческому источнику. Совпадения имён, отчеств и фамилий его героев с реальными персонажами русской истории конца ХХ века – случайная вещь.
– Почему был выбран именно такой стиль?
– Я, очевидно, по-другому не умею. Пишу, как вижу, как чувствую.
– Ваши герои носят знакомые всем фамилии… Вы же говорите, что это случайные совпадения. Что вы хотели подчеркнуть такими «случайностями»?
– Мой Лужков – это не совсем Лужков. Я буду рад, если Юрий Михайлович узнает себя в моём персонаже или мой читатель сделает вывод, что Чубайс в книге «настоящий». Но это мой Чубайс и мой взгляд на этих людей. И моя оговорка о случайности совпадений сделана не из боязни судебных исков. Вряд ли пришло бы в голову Наполеону Бонапарту, доживи он до публикации «Войны и мира», подавать иск в Яснополянский народный суд. Да, имена, образ мышления, поступки действующих лиц моей книги совпадают с фамилиями и поступками тех людей, которых знают все. Но они – мои.
– Ждёте ли вы какой-то реакции от тех, кто носит фамилии ваших героев в реальной жизни?
– Никакой. Я говорю в книге о том, что считаю нужным. Я живу в свободной стране и пишу то, во что я верю. То, что, с моей точки зрения, правильно.
– То есть вы не боитесь ответных действий «обиженных»?
– Нет. Я привык к тому, что работа журналиста в России последние двадцать лет почти всегда вызывает чьё-то недовольство.
– И шта?.. Так и бу-де-мм молчать, понимашь?
Рядом с кабинетом Ельцина в Кремле, за его стеной, был огромный зал для заседаний, но совещания проходили здесь крайне редко. Ельцин терпеть не мог совещания, не любил сидеть во главе стола («Я – дрянь тамада», – часто повторял он). Он плохо запоминал, какая у кого точка зрения, кто о чём говорит, путался, злился, часто выходил из зала, мог вернуться через час-полтора…
Тем более он не выносил, если начиналась свара между своими.
– Шта вы м-молчите?..
– Борис Николаевич… – Лужков встал. – Как мэр Москвы, я очень доволен вашим решением…
– Во-от… – Ельцин тоже встал, было видно, он устал от разговоров, от людей.
Время – два часа дня, Ельцину пора обедать, он плохо спал сегодня ночью, Ельцин спит всё хуже и хуже, у него болит сердце, но он запретил (сам себе) об этом говорить. В нём появилось что-то обречённое, безнадёжное, в нём проступила вдруг тупая покорность обстоятельствам. Где он, куда ушёл, в каких лабиринтах жизни потерялся тот красивый седой богатырь, стоявший (в позапрошлом году) на танке с бумагой-воззванием в руках? Где он, тот яркий, мужественный политик, которому поверила… Хорошо, пусть ему поверила не вся страна, но полстраны точно были им очарованы, ведь такого (политического) успеха в постгорбачёвской России не было ни у кого!..
Лужков видел: пройдёт год, максимум полтора года, и Ельцин совершенно развалится, это будет уже не человек, это будут живые руины, графские развалины, зато те господа, бывшие товарищи, кто подоспеет к нему в этот момент, те граждане, кому свалятся в руки эти руины, этот золотой мешок, они и будут править страной…
– Таким образом, ещё раз, Борис Николаевич: как руководителя города меня решение Президента полностью устраивает…
– Во-от! – Ельцин рубанул ладонью воздух, – и вы, Чубайс… не л-лезте в Москву, понимашь! Вам и России достаточно! Мало, что ли? У меня есть кому Москвой заниматься – Лужков!
Ельцин обрадовался: всё, кажется, финал, поговорили, хватит. Сейчас он чуть-чуть отдохнёт, вызовет Коржакова, узнает новости, потом обед… сядет за стол, может быть – нальёт рюмку…
Вопрос ключевой, Ельцин ушёл бы в сторону, отмахнулся бы от всех этих совещаний, этих разговоров, на кой ляд они нужны, но речь – о приватизации, первые соображения, первые итоги. Как здесь без лидера нации?
– …но я гражданин России, – Лужков сделал паузу. Он вдруг покрылся испариной, у него побагровела шея, каждое слово теперь давалось с трудом. Но Лужков, который всегда агрессивно защищал Ельцина, сразу решил, что сейчас, сегодня, он будет говорить всё как есть, до дна.
– Как гражданина России, такое решение Президента страны, Борис Николаевич, те катастрофические явления, – Лужков повысил голос, – которые… вдруг проявились, всё это… меня абсолютно не устраивает, не удовлетворяет, более того…
– Шта… а?
Ельцин застыл.
– Шта вы с-час ска-азали?!
Новый московский градоначальник Юрий Михайлович Лужков, учёный-химик, учёный с именем, кавалер многих орденов и среди них – ордена Ленина, лауреат (за науку) Государственной премии, один из тех, кто когда-то создавал химическую часть знаменитой «Сатаны», был убеждён, что если у него, у мэра столицы, есть аргументы, причём – аргументы веские, очень серьёзные, с цифрами, если он, Лужков, к а к н и к т о знает в с ё, о чём сейчас идёт речь… Лужков был убеждён, что его обязательно услышат! Да, будут спорить, как иначе, если корысть очевидна, но всё равно его, Лужкова, услышат. Факты – упрямая вещь, очень упрямая, а он, Лужков, хозяйственник, он жизнь отдаёт сейчас тем проблемам, которые обсуждаются у Президента, – жизнь!
Ельцин обмер. Что происходит? Свои вдруг заговорили, как говорят только чужие!..
Он всегда делил людей на «своих» и «чужих».
– Именно… как гражданина России, Борис Николаевич… – Лужков опять сделал паузу, – за решение по столице я отдельно благодарен Президенту, благодарен за доверие к нам, к Москве… И, надеюсь, что Анатолий Борисович, наш… молодой министр, один из наших «большевизанов», как недавно сказал о нём господин Бжезинский, – так вот, надеюсь, что Анатолий Борисович не похерит этот разговор. Что не появятся вдруг паллиативы, что он всегда будет считаться впредь с позицией Бориса Николаевича, с выводами, которые сделал Президент в таком сложном, ключевом, я бы сказал, вопросе, как приватизация в столице…
– Да не бойтесь вы, – махнул рукой Чубайс, – уж разберёмся как-нибудь…
И уткнулся в бумаги.
– …что только в диалоге с нами, – невозмутимо продолжал Лужков, – с Москвой, будут решаться отныне любые приватизационные инициативы… – Лужков нарочно выделял ударения, прибавляя голос, – …причём эти вопросы будут решаться без хамства, свойственного демократам. Вы можете улыбаться, но у многих молодых демократов просто голова отрывается сейчас от успехов в демократии. Так вот, всё это становится тревожным явлением… и требует радикальных мер. Поэтому я уверен, что вопросы приватизации отныне будут решаться с уважением к московским альтернативам…
Чубайс нервничал. Ещё минута, Лужков это понимал, Чубайс выскочит из кабинета Президента. На столе перед Чубайсом лежала папка с документами, он уткнулся в бумаги, но он сейчас их, все эти листки, не видел.
– …только как гражданин России я, Борис Николаевич… – Лужков исподлобья посмотрел на Ельцина, – категорически не согласен с тем, что делают сегодня Чубайс и его сподвижники. Они во всём… подчёркиваю, товарищи, они во всём советуются сейчас с американцами. Это стало какой-то закономерностью. У них… то есть у вас, Анатолий Борисович, весь шестой этаж в Госкомимуществе занимают американцы, советники… так называемые… Почти двадцать человек!
Всего, Борис Николаевич, хочу доложить совещанию… жаль, что здесь нет Егора Тимуровича, болен, мне сказали, всего… по приглашению нашего Госкомимущества в Россию нынче явились почти двести иностранных консультантов – целый десант, можно сказать, огромная колонна иностранцев, преимущественно – американские граждане. Всё это, – Лужков опять повысил голос, – всё это становится тревожным и требует обсуждения. Требует, я считаю, соответствующих решений. Не хочу, чтобы мы устраивали какую-то чрезвычайщину, но мы видим, что раньше самих русских к русским же пирогам подоспели из-за океана кадровые военные. Называю имена: господин Бойл, координатор… Господа Христофер, Шаробель, Аккерман, Фишер… – Лужков даже не заглянул в листок, лежавший перед ним на столе, говорил по памяти. – Поселились, значит, в Москве, в лучших гостиницах, постоянно встречаются с Гайдаром, Чубайсом, Нечаевым и особенно с господином Авеном Петром Олеговичем… Я верно говорю, господин Авен?
– Верно, Юрий Михайлович, очень верно, мы им, врагам нашим злокозненным, ещё и денежки платим… по договорам… – Пётр Авен, бывший министр внешнеэкономических связей, теперь – президент компании «Фин-Па» («Финансы П. Авена»), хотел было что-то ещё сказать, но в его сторону никто даже не обернулся, все смотрели только на Лужкова…
– Американцы имеют, Борис Николаевич, – Лужков на Авена тоже не обратил никакого внимания, – неограниченный доступ к любой информации. Включая стра-те-гические, – Лужков подчеркнул, – стратегические объекты… Имеют доступ к оборонке, к заводам, к трубопроводам… нефтяным и газовым, к ядерным хранилищам, атомным бомбам и межконтинентальным ракетам…
Ельцин повернулся. Он всё время стоял спиной у окна, как в засаде, смотрел на Красную площадь. Лицо его кривилось, но Ельцин молчал – ждал, что будет дальше.
На самом деле он довольно часто терялся, брал паузу – и молчал, не зная, что сказать. Черта людей, которые редко верят даже сами себе.
Лужков смотрел только на Ельцина. Ему почему-то казалось, что Ельцин знает о приватизации далеко не всё, что Гайдар, Чубайс, Нечаев, министр экономики, но – самое главное – контрразведка, Баранников скрывают от него всю правду о положении дел в экономике страны…
– Таким образом… я заканчиваю… одно из двух, извините меня – «Либо Христово учение есть ложь, либо все мы – жестокие наглецы, называя себя христианами». Я о приватизации. Од-но из двух, товарищи…
Лужков повысил голос.
– Приведу пример… У моего заместителя по экономике города, где находятся, хочу напомнить, такие объекты, как «Салют», «Знамя», тот же ЗИЛ с его секретными цехами, «НИИ теплотехники», «НИИ эластомеров», по-прежнему нет доступа к секретам не только первой, но и второй категории. Не говоря уже, естественно, о категории особой государственной важности. Но у господина Шаробеля, полковника американской армии, консультанта Госкомимущества, такой доступ… пусть не официально, конечно, но – по факту – есть!
Ельцин молчал.
– Я не знаю… – Лужков повернулся к Президенту, – почему мы ведём себя сейчас, как самые большие идиоты в мире? Хорошо, если наши новые американские товарищи, которым, как правильно заметил господин Авен Пётр Олегович, мы ещё и зарплату выдаём, не связаны с ЦРУ. Но так, я полагаю, просто не может быть, американцы свои шансы не упустят. Я, например, уверен, что за океан постоянно идёт ситуативный сброс информации, ибо уже сегодня… на наших глазах, так сказать… зарубежной собственностью стали… хочу доложить совещанию: Западно-Сибирский металлургический комбинат, где доля оборонного заказа – почти 70 процентов, Волжский трубный завод, Орско-Халиловский металлургический, знаменитый… Нижнетагильский комбинат имени Ленина с его новым танком… Таких бронемашин в мире нет, товарищи, больше ни у кого… Все они, эти заводы, делали «Катюши», отливали броню для Т-80 и Т-92, да разве… только броню? Сегодня…
Ельцин по-прежнему стоял у окна, спиной ко всем участникам совещания, даже не стоял, нет – застыл.
– Сегодня американцы имеют полный контроль над лидерами нашего двигателестроения, такими как завод «Авиадвигатель» с его КБ и уникальные… «Пермские моторы»! Американцы имеют блокирующие пакеты акций… у меня, – Лужков взял со стола бумагу, – …к сожалению, далеко не весь список… в ОАО «АНТК Туполева», в саратовском ОАО «Сигнал», в ЗАО «Евромаль»… Это ли не чудеса?
Я бы хотел усилить необходимость решения всех этих вопросов, причём – немедленного, – Лужков подчёркивал слова, – безотлагательного решения, Борис Николаевич! Компания Nik and Si Corporation у ж е – Президент знает об этом? – уже скупила акции девятнадцати ведущих российских предприятий оборонно-промышленного комплекса. В том числе и нашего московского «Знамени»… Они вот-вот доберутся, Борис Николаевич, до полигона в Климовске, до ядерных хранилищ, шахт с «Тополем» и «Сатаной», до «Маяка» на Урале… Под наблюдением лично посла Соединённых Штатов, господина Роберта Страуса, сокращается сегодня потенциал «Арзамаса-16». Посол Страус тропу проложил в Арзамас, к Харитону, был там уже трижды! Мы получаем мощнейшие удары. Мы получаем удары, после которых мы не оправимся. Всё время идёт, понимаете ли, ссылка на СНВ, но разве в этом договоре есть ремарка, что контроль за ядерными зарядами осуществляет лично американский посол?
Президент молчал. Все по-прежнему видели только его огромную спину. Почему он – самое интересное – не прерывает сейчас Лужкова?
– У нас уже нет возможности компенсировать эти потери, Борис Николаевич… – Лужков чуть успокоился, он говорил теперь уже достаточно осторожно. – Как мэра Москвы меня радует, конечно, что Анатолий Борисович Чубайс не будет вмешиваться отныне в дела Москвы, но я категорически, Борис Николаевич, не согласен с политикой Чубайса. Ибо то, что творит сегодня Госкомимущество…
– Нет, понимашь, политики Чубайса… – твёрдо произнёс Ельцин. – Кто он такой?..
Ельцин говорил спокойно, даже тихо, не оборачиваясь, но в зале сейчас была такая тишина, что Ельцина слышали абсолютно все.
– Нет у Чубайса никакой политики, шта-а вы его… за врага, понимашь… держите! Какой из Чубайса враг?.. Или – Авен! К Авену были вопросы, ушёл… Человек создал, значит, при участии Егора Тимуровича хороший фонд, теперь будет инвестировать… У всех… у нас, – Ельцин повернулся, – у всех есть желание, чтобы Россия… впредь… была, понимашь, как все страны в Европе, – Ельцин медленно шёл к своему стулу во главе стола. – Есть желание… войти, понимашь, побыстрее в мир, в мировую кооперацию… Вот шта плохого, я вас сейчас спра-шу, если Россия когда-нибудь в НАТО… вступит?
Ельцин вдруг замолчал. Словно подавился собственными словами – замолчал.
– Ну… в будущем, понимашь… – поправился Ельцин. – Как проект.
Лужков тут же пришёл в себя, это школа, хорошая аппаратная школа: если – НАТО, тогда всё более-менее понятно. Перевод России на стандарты НАТО – это – автоматически – гибель всей обороны государства, заводов прежде всего. Получается, Чубайс просто растягивает эту гибель во времени. На военных заводах стран НАТО – другие гайки и болты, другие подшипники и лекала, другое электричество, другие станки, другие прессы, тем более – другие технологии…
Гибель социалистической экономики ради вступления России в НАТО.
Как – гибель Варшавского договора есть предтеча распада СССР.
Россия в НАТО – это Россия, которая остаётся вообще без военных заводов: сырьевая страна с заброшенным аграрным сектором.
Такой план?
«Ну и денёк сегодня!» – Лужков ладонью вытер пот со лба.
Если Россия вступает в НАТО, планета получает однополярный мир. То есть – то есть полностью переходит как бы под юрисдикцию Соединённых Штатов, американцы делают уже всё, что хотят, гуляют по планете, как хотят, налево и направо, их уже некому остановить!
Это не конец света, ещё нет. Но это гибель России – всерьёз, навсегда.
Ельцин молчал – сорвалось с языка, он жалел, кажется, что сказал. Он медленно уселся во главе стола.
– Говорите, Юрий Михайлович. Но давайте, понимашь, ближе к концу…
– Ремарка очень точная, – Лужков сделал вид, что Президент продолжает сейчас как бы его мысли, – вхождение в мир, встроенность в мировое сообщество… – Но если мы всё-таки говорим сейчас о том, что происходит внутри нашей страны, о приватизации, то я уверен, Борис Николаевич, что работа Госкомимущества провоцирует сегодня социальный взрыв невиданного масштаба…
Лужков вдруг стал задыхаться. В зале действительно было очень душно, окна не открывались. Он сделал паузу и вдруг заговорил ещё сильнее:
– Так вот, Борис Николаевич, идёт… откровенный грабёж заводов с целью их последующего уничтожения. То, что сегодня делает Чубайс, это же… это полная гибель нашей экономики, катастрофа, которая… – Лужков старательно подбирал слова, – накроет Россию так быстро, что мы все… опомниться не успеем, как без штанов останемся! Вообще без всего, извините меня! Без заводов, Борис Николаевич! Без экономики!..
Когда Лужков нервничал, он с шумом, тяжело набирал воздух и так же тяжело выталкивал из себя слова:
– Я утверждаю, Минфин искусственно создал сейчас проблему платежей. Точнее – неплатежей! Искусственно, то есть с умыслом, Борис Николаевич! Давайте зададим себе вопрос: зачем? Ответ простой. Когда появляются неплатежи, Госкомимущество тут же заявляет, что заводы… целые концерны – «Уралмаш», Челябинский металлургический, Ковровский механический завод, обеспечивающий, как мы знаем, оружием всю огромную армию, милицию, спецслужбы, – банкроты… Далее – Челябинский тракторный, Рыбинский и Уфимский моторостроительные заводы вместе с КБ мотостроения, самарский «Старт», «Пролетарский завод», ЦНИИ «Румб», Балтийский завод… Сотни уникальных, крупнейших предприятий страны объявляются банкротами и продаются по цене квартиры в Нью-Йорке в частные руки. Я жёстко призываю к порядку, потому что процесс придания таким объектам характера частной собственности пошёл сегодня по какому-то странному руслу. Пятьдесят один процент акций «Уралмашзавода», Борис Николаевич, принадлежит сегодня одному человеку! – Лужков смотрел Ельцину в глаза, но Ельцин не отвечал взглядом на взгляд. – Ковровский завод со стопроцентным госзаказом выставлен Чубайсом на продажу и уйдёт – если уже не ушёл – в частные руки менее чем за три миллиона долларов. Челябинский тракторный, где сегодня почти пятьдесят пять тысяч работников, продан Чубайсом за два миллиона двести тысяч… По цене одного станка с чепэу! Огромный завод выметается в частные руки по цене станка! Почему не дороже? Как допустили такое? Нашей казне не нужны деньги?..
Ельцин по-прежнему был непроницаем. Лужков пытался понять, есть у него те справки, те документы, которые совсем недавно (и чудом, надо сказать) попали ему, Лужкову, в руки? Владеет ли он, Президент страны, ситуацией в государстве в полной мере? Лужков хотел это понять, он всё время смотрел на Ельцина, но Ельцин был сейчас как бы в полусне.
Такое ощущение, что у него – лицо из пластмассы.
– Из-за кризиса неплатежей, Борис Николаевич, сейчас стоят… застыли… в с е крупные российские предприятия, и это – не только Москва!
– Дайте… ваши расчёты, – Ельцин протянул руку. – У вас всё?
– Я говорю о том, Борис Николаевич… – Лужков подошёл к Президенту и положил перед ним листок, – что пройдёт полтора-два месяца, может быть, три месяца, и… Россию потрясёт такой социальный взрыв… Керенского и семнадцатый год вспомним, честное слово! – Лужков вернулся на своё место. – Мы наблюдаем массовое явление новых российских промышленников, призванных спасти нашу экономику, вчерашних барыг, извините меня, ибо деньги сейчас только у барыг… Слушайте, что же мы хотим от этих людей?.. Ментальность барыги… есть ментальность барыги, такие вещи обозначены сегодня катастрофическим образом. Этого допустить нельзя! Как у нас тут один сказал: «Никто никому не друг, потому что все мы в той или иной степени конкуренты!» Никогда из спекулянта, из вчерашнего фарцовщика… – Лужков вдруг поймал на себе пристальный взгляд Авена – большие чёрные глаза через квадратные очки… – из спекулянта, подчёркиваю – никогда… не родится новый Байбаков, новый директор Лихачёв, создавший великий завод…
Лужков нервничал, завёлся, он уже как бы выкрикивал слова:
– Пошли процессы катастрофические, и они быстро дадут о себе знать! Как итог такой политики, Борис Николаевич, я предвижу быстро нарастающую усталость всех народно-хозяйственных механизмов, новые техногенные катастрофы, взрывы шахт, цехов… Это полное разрушение предприятий, пол-ное… ибо никто из этих акул, из этих барыг… Вы когда-нибудь встречали, товарищи, добрых акул? Никто из них не вложится, как надо, в эти предприятия. Ибо на кой ляд, извините меня, вкладывать деньги в завод, доставшийся бесплатно?
– А возразить можно, Борис Николаевич? – поднял голову Чубайс.
– Нель-зя, – отрезал Ельцин.
– Если мои ботинки, – Лужков неожиданно улыбнулся, – обошлись мне в сто рублей, я, разумеется, пылинки буду с них сдувать и разрешу – сам себе – носить их разве что по праздникам… Но если мои ботинки, Анатолий Борисович… те же самые ботинки… стоят не сто рублей, а две копейки – зачем их хранить-то? Сносятся – я новые возьму! Лучше сразу пять пар купить, пока они не подорожали!
Давайте мы посмотрим, какой режим у нас создан: в модели, предложенной сегодня Госкомимуществом, для капиталиста нет самого главного – нет мотивации! Мы их, наших капиталистов, настраиваем на работу – так? Но у них благодаря нашей же политике сейчас нет мотивации работать! Просто нет! Бесплатно розданное имущество не создаёт собственника, очевидная вещь!
Лужков уверенно, сжав губы, взял со стола ещё один листок.
– Если пустить ЗИЛ на металлолом, получится почти сто семь миллионов долларов чистой прибыли, включая плечо перевозки. Нынешний владелец ЗИЛа господин Ефанов… из-под полы явившийся… купил у государства ЗИЛ за четыре и восемь десятых миллиона долларов… На ЗИЛе работников – сто три тысячи человек, двести шесть тысяч рабочих рук, четырнадцать заводов в цепочке и – за четыре миллиона. Красота, всем бы так, да? Сто семь миллионов минус четыре – сто три миллиона долларов чистой, самое главное – м г н о в е н н о й прибыли. Вот так, Анатолий Борисович! ЗИЛ – в утиль. И в Китай. Почему вы не допускаете такую возможность? А я уверен, именно эта арифметика, Борис Николаевич, сидит в голове новых владельцев ЗИЛа, прежде всего – гражданина Ефанова, владельца некого «Микродина», мало кому известной фирмочки, торгующей в Москве бытовой техникой. А землю под ЗИЛом, все эти колоссальные площади, товарищи, Ефанов и Зеленин, его компаньон, с удовольствием откинут под таможенные склады… То есть вот она, мотивация…
– Вы коммунист, Юрий?Михайлович? – вдруг перебил его Авен.
– Был членом партии, – Лужков резко повернулся к Авену. – А кто у нас, в нашем кругу, беспартийный?..
Кто-то тяжело вздохнул.
– Отмечен повышенный интерес, – продолжал Лужков, – иностранных… они называют себя инвесторами… компаний к таким отраслям нашей промышленности, как электроника, авиация, атомная энергетика, выпускающих конкурентоспособную гражданскую продукцию…
– Хва-атит, понимашь! – Ельцин как-то обмяк, сжался.
Теперь Лужков не сомневался: Ельцину хочется только одного, чтобы его побыстрее оставили в покое.
– Президент сказал… Шта я сказал? Анатолий Борисович отвечает у нас за приватизацию. Дело – новое, так шта-а… Не пугайте, Юрий Михайлович: с Чубайса и спросим, что он… наворочал, понимашь… стоят заводы… не стоят… Увидим! А за Москву отвечает Лужков. С Лужкова тоже, понимашь, спросим. Со всех… будем шкуры драть, если все, шта наобещ-щали… – Ельцин закусил губу, но вдруг оборвал себя на полуслове. – Сегодня все горячатся, понимашь, но это хорошо, значит, нет у нас равнодушных… В нашей команде…
Чубайс что-то хотел сказать, даже привстал, но Ельцин тут же его осадил:
– Всё на этом. Но я Америку – не боюсь. – Ельцин поднял указательный палец. – Прошу всех… запомнить. Хорошо поговорили, я… – Ельцин медленно повернулся к Лужкову, – этот разговор не забуду… Обещ-щаю! Обедать пора.
Он хлопнул ладонью по столу.
Никто ни с кем не прощался, люди молча потянулись к дверям. Всё, о чём говорил Лужков, – вопросы без ответа и ответы без вопросов…
Ельцин не забывает такие разговоры.
ОТ РЕДАКЦИИ
Стоит отметить, что сегодня такой приём, когда авторы наряду с вымышленными используют в своих произведениях в качестве героев реальных персонажей под общеизвестными именами и фамилиями, весьма распространён и уже не вызывает удивления.
Тем не менее, если кто-то вдруг узнает себя в «Русском солнце» А. Караулова, захочет ответить ему или поспорить с автором, редакция готова предоставить для полемики свои страницы.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии: