«Даст Бог, они погибнут»

«Даст Бог, они погибнут»

25 марта 2003 года

Вчера Саддам Хусейн в телеобращении заявил, что Ирак очень скоро победит в войне. В том же самом меня уверяла по телефону до смерти перепуганная жительница Багдада.

Собираясь связаться с кем-нибудь из своих знакомых в Багдаде, я вдруг вспомнил вчера об очень странном человеке по имени Валид. Когда я ездил в Ирак, он усердно предлагал мне свою помощь, утверждая, что работает в обществе иракско-японской дружбы. И хотя я пытался объяснить Валиду, что вовсе не японец и в его помощи не нуждаюсь, это не возымело эффекта. Он настаивал, что сможет мне помочь ничуть не хуже, чем японцу, ибо ни по-японски, ни по-русски он не говорит. В результате Валид пообещал составить мне компанию в путешествии в Тикрит – родной город Саддама Хусейна. Поездка эта закончилась весьма странно – по прибытии на место Валид сдал меня местным службам безопасности, которые продержали меня до вечера, а потом сдали на руки Валиду, который и препроводил меня назад в Багдад. По поводу того, где работает Валид, у меня сомнений не осталось. Но на обратном пути он расчувствовался, предложил съездить вместе куда-нибудь еще и даже оставил номер своего домашнего телефона. Именно по этому телефону я и решил позвонить, чтобы узнать, как живет мой товарищ сейчас, во время войны.

Валида дома не оказалось. Трубку взяла взволнованная женщина, назвавшаяся его женой, и тревожно сказала, что Валида сегодня нет и завтра не будет. Услышав, что я друг Валида из России, Иман, так представилась женщина, неохотно согласилась ответить на несколько вопросов. Впрочем, сначала ее ответы были очень предсказуемыми:

– Я очень надеюсь на то, что Америка очень скоро потерпит сокрушительное поражение. Даст Бог, они погибнут. Эти захватчики не смогут нас сломить. Весь Ирак будет сопротивляться до тех пор, пока последний американец не погибнет. Мы никогда не отдадим нашу землю агрессорам.

– А что сейчас происходит в Багдаде, Иман?

– Я даже не знаю. Я сижу дома, не выхожу и узнаю обо всем по радио и телевизору. Я знаю все то же самое, что и вы.

– Вы не ходите на улицу, потому что опасно?

– Да. На улице опасно, – коротко ответила она.

– А у вас в доме есть электричество, вода...

– Да, все работает. И радио, и телевидение. Я все время слушаю новости. Там говорят, что американцы несут потери.

– А во время бомбежек вы уходите в бомбоубежище?

– Нет. Нет у нас бомбоубежища. Я все время сижу дома. Мне очень страшно.

Я собирался задать еще какой-то вопрос, но Иман вдруг меня перебила.

– А вы мусульманин? – резко спросила она.

– Нет, я христианин.

– А вы знаете, что человек не имеет права убивать невинных? Вам разве никто никогда не говорил, что нельзя разорять дома, грабить и насиловать? – вдруг накинулась она на меня. Я начал успокаивать ее, говоря, что тоже убежден в том, что никто не имеет права убивать людей.

И вдруг Иман заговорила со мной совсем другим тоном.

– Брат мой Михаил. Я хочу вас попросить об одном. Вы понимаете, я все время сижу дома. Не выхожу. Я не знаю ни о чем, что происходит. Поэтому, пожалуйста, больше не звоните мне. Хорошо? Пообещайте, что не будете звонить. Я правда ничего не знаю. И уверяю вас – уже очень скоро мы победим, – говорила она с неподдельным ужасом.

Она замолчала. Я ждал, что она еще что-то добавит, но она ничего не говорила. Пауза затянулась.

– Брат мой Михаил. Пожалуйста. Мы обязательно очень скоро победим. Я ничего не знаю, правда. Не звоните больше.

Мне казалось, что она сейчас попрощается, но она продолжала что-то говорить таким тоном, будто я взял ее в плен и начал жестоко допрашивать. Тогда попрощался я. Она с явным облегчением ответила мне и тут же повесила трубку.

«Коммерсантъ», 25.03.2003