Русский светоч

Русский светоч

Владимир Бондаренко

30 мая 2013 0

Культура Общество

К 90-летию академика Игоря Ростиславовича Шафаревича

Он с детства огромным талантом своим был обречён на судьбу, а не на биографию. Редчайший математический дар. Говорят, если бы давали Нобелевскую премию по математике, то обязательно вручили бы Игорю Шафаревичу. Впрочем, у него и без этого хватает всех премий: от Ленинской до самых крупных международных. Член многих Академий. И везде в разное время оказывался неудобным лауреатом. Сначала в Советском Союзе дали Ленинскую премию, а потом не знали, как её обойти, когда Игорь Ростиславович в 70-х годах стал выступать с резкими антиправительственными заявлениями... Хотели его к себе приблизить диссиденты, но и там не нашлось места яркому проповеднику русскости, Православия, национального Возрождения.

Как писал Александр Солженицын: "Две тысячи у нас в России людей с мировой знаменитостью, и у многих она была куда шумней, чем у Шафаревича (математики витают на Земле в бледном малочислии), но граждански - все нули по своей трусости, и от этого нуля всего с десяток взял да поднялся, взял - да вырос в дерево, и средь них Шафаревич... Вход в гражданственность для человека не гуманитарного образования - это не только рост мужества, это и поворот всего сознания, всего внимания, вторая специальность в зрелых летах... А ещё Шафаревичу прирождена самая жильная, плотяная, нутряная связь с русской землей и русской историей. Среди нынешних советских интеллигентов я почти не встречал равных ему по своей готовности лучше умереть на родине и за неё, чем спастись на Западе... Глыбность, основательность этого человека не только в фигуре, но и во всём жизненном образе заметны были сразу, располагали..."

И это верно, Игорь Ростиславович притягивает к себе людей не панибратством - здесь, скорее, интеллигентность, деликатность, чуткость, уважительность даже в отношениях с оппонентами. Но - принципиальность, определённая резкость: с людьми ему неприятными здороваться, как делают иные, никогда не станет. Уйдёт в знак протеста с любого самого высокопоставленного собрания, если при нём будут оскорбляться дорогие ему люди, исторические ценности. Так было не раз. Зато защищать эти дорогие ему идеи он будет всегда мужественно. За друзей будет драться до последнего. И так тоже было не раз.

О совместной поездке в окопы Приднестровья в период ожесточённых военных действий вспоминает Александр Проханов: "Поразил Игорь Шафаревич. Интеллигент, учёный с мировым именем, уже немолодой человек, он шёл по простреливаемому мосту, не сгибаясь и не кланяясь пулям. Он чувствовал, что обязан и таким образом защищать Россию, русский народ. Он был в этот момент воедино с казаками, сражающимися в Бендерах, с приднестровским ополчением... И мы любовались им".

Собственно, и в 70-е, и в 80-е, и в 90-е, совсем уж позорные, годы, да и по сей день, несмотря на свой возраст патриарха, Игорь Ростиславович отстаивает одни и те же национальные интересы своей страны и своего народа. Он не был ни красным, ни белым, он чувствует себя русским патриотом, и другим быть не хочет.

Когда-то в начале 80-х, во время новой волны гонений на всё русское, андроповской теории искоренения "русизма" среди интеллигенции, был вновь арестован известный писатель, давний друг и единомышленник Шафаревича Леонид Бородин. Он позднее рассказывал: "Маленькая деталь. В 1983 году следователь, который вёл мое дело, в заключительном своём слове при подписании 201-й статьи говорил мне, что ещё не поздно раскаяться, и прочее, и прочее... И добавил: имейте в виду, всё кончено... Будем сажать. Я могу вам сказать, кто следующий - Шафаревич".

Позднее вся дружная команда из 5-го управления КГБ, искоренявшая "русизм" по команде Андропова, успешно работала у одного из лидеров Всемирного еврейского конгресса - банкира Гусинского, готовила новые программы по искоренению "русизма". Филипп Бобков по-прежнему прислуживал властям, а вот русский патриот Игорь Шафаревич не стал перевёртышем, он по-прежнему оставался все эти годы на защите добра и нравственности.

Интересно, почему с давних пор именно математическая школа в России отличается высоким патриотизмом? От великого математика Понтрягина до его не менее одарённого сподвижника Шафаревича... Почему почти нет такого патриотического накала в физике? Может быть потому, что математику называют "поэзией чисел"? А поэзия всегда национальна. Истинная поэзия всегда народна. Не случайно Игорь Ростиславович так любит стихи.

Когда-то давным-давно Игорь Шафаревич был вундеркиндом. В семнадцать лет он уже закончил Московский университет, в девятнадцать - защитил диссертацию. В двадцать лет стал преподавателем математики в родном университете и с удовольствием занимался со студентами до тех пор, пока его не выгнали из МГУ за излишний для того времени "русизм". Но ещё молодым он успел получить дюжину разных премий, включая Ленинскую, и стать членом-корреспондентом Академии наук. Зато ждать полного академика ему пришлось целых тридцать пять лет... Вмешалась политика. За сборник "Из-под глыб" его хотели выставить из советской Академии, а за "Русофобию" желали изъять уже демократы из американской Академии.

Удивительный народ всё же эти учёные! Математические заслуги Шафаревича неоспоримы, их и сейчас признают - значит, все разнообразные репрессии исключительно по идеологическим мотивам. Где же пресловутые права человека?

Историей Игорь Ростиславович увлёкся почти одновременно с математикой. Он и в ней видел свою системность, свою математическую красоту. Как вспоминает Шафаревич, даже раздумывал - не стать ли историком. Но, помимо прочего, понимал большую скованность историка тех лет, отсутствие свободы исторической мысли. Вот этой свободой первых своих философско-исторических работ: о социализме, о музыке Шостаковича, о национальном вопросе в СССР, да ещё в национально-русском преломлении, блестящий математик вызвал огонь на себя. Как рассказывал мне Игорь Ростиславович, он никогда не посягал на саму государственность - наоборот, всегда был сторонником сильного государства в России, этим и тогда, в 70-е-80-е годы, отличался от бесчисленных диссидентских русофобских работ. Он изначально чувствовал их чужесть для себя. Но своим поведением, смелостью, почти не существующей в академической среде, он добился уважения в кругах, близких академику Сахарову. Тогда же его охотно прославляли в западной печати, ставили рядом с Солженицыным. Те же американские академии считали честью принять его в свои ряды...

Первый вызов элитный вундеркинд сделал, когда со своих лауреатских, академических престижных высот осмелился заговорить честным русским голосом... И он был прав. Ведь эта ложь и лицемерие брежневского времени, это двуличие брежневской партийно-торговой элиты и привели в конце 80-х к краху и режима, и государства, и экономики, и науки.

Второй вызов - может быть, даже более могущественным международным силам Игорь Шафаревич сделал, когда со своих всемирно признанных высот не просто учёного, но и инакомыслящего правозащитника, соратника Солженицына и Сахарова, генерала Григоренко и Максимова, - позволил себе сначала написать, а потом и опубликовать в патриотическом журнале "Вече", выходящем в Мюнхене под руководством национального русского журналиста Олега Красовского, свою знаменитую, ставшую ныне классической "Русофобию".

Она породила к жизни сотни новых работ, развивающих эту тему. Ею восторгались Татьяна Глушкова и Станислав Куняев, Илья Глазунов и Геннадий Шиманов, Георгий Свиридов и Татьяна Доронина. Пусть иные позже охладили свои восторги и, подобно Глушковой, превратились в оппонентов Шафаревича, но вся её поздняя публицистика происходит из "Русофобии". Как говаривали, все мы вышли из гоголевской "Шинели". Так и патриотика последнего десятилетия опирается на классический труд Шафаревича. Вначале, ознакомившись с текстом, иные именитые друзья советовали вообще при жизни его не печатать. Обкорнали "Русофобию" и в первом варианте в "Нашем современнике". Так жгла эта книга, так казалась невозможной к печати при любых условиях.

Начался новый этап жизни русского учёного, бесстрашного исследователя. С математической выверенностью Игорь Ростиславович описал процессы глобальной борьбы с русской православной цивилизацией во все исторические эпохи: как в царское, так и советское, а теперь уже и в антисоветское время.

Я прочитал "Русофобию" ещё в наборе, когда гостил в Германии у Олега Красовского. До этого уже читал и "Социализм как явление мировой истории", и сборник "Из-под глыб", где главными были статьи Шафаревича и Солженицына. И вдруг я увидел совсем нового для себя национального мыслителя. Он смело перешагнул ту планку, у которой остановился его былой друг Солженицын. Он бросил вызов мировой закулисе.

Поток оскорблений в адрес всемирно известного математика захлестнул абсолютно все так называемые демократические издания не только в России, но и во всём так называемом демократической мире. Это был на самом деле всемирный резонанс. Думаю, нет у демократов того самого чёрного списка, в котором бы теперь на века рядом с Достоевским и Розановым не стояла бы фамилия Игоря Шафаревича.

С другой стороны, трудно оценить, насколько эта работа подняла русский дух у миллионов наших соотечественников, сколько молодых талантов почувствовало себя русскими, как легче стало другим русским писателям, публицистам, историкам танцевать от этой печки Шафаревича.

Я думаю, следы "Русофобии" есть и в гораздо позднее изданной книге Солженицына "Россия в обвале", и в "Распятой России" Глазунова, и в работах Дугина. Пусть её сейчас уже и оспаривают сами патриоты, и развивают, и уточняют. Это тот явный пример, когда сначала от ужаса и откровения рот открывают, а трусливые залезают под кровать, затем все признают её безусловную значимость, и наступает момент, когда всем кажется, что это и так все знают, и ничегошеньки нового в "Русофобии" нет.

Так, может быть, огромнейшая заслуга Игоря Ростиславовича Шафаревича и состоит в том, что о наличии русофобии в России пишут уже и в "Московском комсомольце", её признали как очевидную и Солженицын, и Говорухин, и Зюганов, и нынешние идеологи "Изборского клуба"... А когда враг определён, с ним легче бороться...

После "Русофобии" я и сам познакомился с Игорем Шафаревичем, помню, пришёл к нему домой на Ленинский проспект, подарил свою первую книжку "Позиция", пригласил в театр, где я тогда работал. "Русофобия" и мне в чём-то развязала руки. Она стала этапом, эпохой в духовной жизни России. Я бы поставил по значимости и влиянию на общество рядом с ней за последнее десятилетие только деятельность митрополита Иоанна и наш ранний героический период "Дня"... Три значимых вехи в национально-освободительной борьбе русского народа конца ХХ века...

И тем более поражает то, что и в обстановке травли в советское время, и в обстановке травли после "Русофобии" Игорь Ростиславович оставался таким же деликатным, вежливым, спокойным, чутким человеком. Чутким к мысли, к книге, к человеку. В нём есть принципиальность, но нет ортодоксальности. В нём всегда живая мысль.

Я рад, что и его девяностолетие дало мне повод высказать мысли о его значимости в жизни России. Может быть, юбилеи для этого и существуют. Подвести итоги, оглянуться, оценить сделанное и идти дальше, пока хватит сил, как когда-то говаривал протопоп Аввакум своей супруге: "Инда побредём..."

И цель его жизни - битва со злом, битва за Россию. Дай Бог Вам, Игорь Ростиславович, здоровья и счастья в Вашей большой семье... Всё отлетело лишнее, все наветы улетучились, осталось искреннее уважение, почитание учеников и чувство единства в борьбе...

Рад, что судьба свела меня с этим удивительным человеком, дала возможность сделать с ним в разные годы три интереснейших беседы. Рад, что живу в России в одно время с этим удивительным, одареннейшим человеком.