Нам не надо гнаться за Голливудом
Нам не надо гнаться за Голливудом
Двенадцать рассерженных режиссёров
Нам не надо гнаться за Голливудом
Карен Шахназаров – сын известного политика Георгия Шахназарова. В 1975 году окончил режиссёрский факультет ВГИКа. Известность Карену Шахназарову как режиссёру и сценаристу принёс музыкальный фильм «Мы из джаза». В последующие годы поставил фильмы «Зимний вечер в Гаграх», «Город Зеро», «Курьер», «Американская дочь», «Цареубийца», «День полнолуния», «Исчезнувшая империя», «Палата № 6», которые были удостоены призов на международных и отечественных кинофестивалях. С 1998 года является генеральным директором киноконцерна «Мосфильм». Член Общественной палаты РФ.
Российское кино переживает очередной, неизвестно какой по счёту кризис. Громких премьер мало, зрители на новые отечественные фильмы почти не ходят. Само кинематографическое сообщество расколото на два лагеря. По общему мнению, 2010 год был едва ли не худшим для нашей киноиндустрии за последнее десятилетие.
Что мешает нашему кино динамично развиваться, какие меры надо предпринять, чтобы вернуть зрителей в залы, а российскому кинематографу – былую славу? Чтобы узнать ответ на этот вопрос, мы решили провести на страницах «ЛГ» цикл бесед с крупнейшими мастерами экрана. На протяжении года раз в месяц со своими оценками ситуации будут выступать известные режиссёры, которые хорошо знают болевые точки современного кино.
Предполагается, что разговор будет острый, нелицеприятный. Отсюда и название цикла – «Двенадцать рассерженных режиссёров». Вести его будет вице-президент Гильдии киноведов и кинокритиков Леонид Павлючик. А честь открыть новую рубрику в «ЛГ» мы предоставили известному кинорежиссёру, народному артисту России, директору киноконцерна «Мосфильм» Карену ШАХНАЗАРОВУ.
– Карен Георгиевич, ещё полгода назад вы говорили, что павильоны «Мосфильма» пусты, что кино практически остановилось. А что теперь происходит на студии, которая является точнейшим барометром состояния нашего кино?
– В последние два-три месяца наметилось кое-какое оживление. Но снимаются в основном телевизионные проекты. Слава богу, не те, которые на коленке за три копейки делаются, а солидные, с дорогостоящими декорациями, с хорошими актёрами. Например, сериал о Достоевском в постановке Владимира Хотиненко с Евгением Мироновым в главной роли. Ещё у нас телевизионные программы снимаются, в том числе «Поединок» Владимира Соловьёва, всевозможная реклама делается, так что студия как производственная площадка, как кинофабрика не простаивает.
– Но бума киносъёмок, судя по всему, не наблюдается.
– Нет, не наблюдается. Хотя ситуация получше стала. Минувшим летом, осенью вообще был мёртвый период. А сейчас в работе всё-таки находится с десяток кинопроектов. Этого, конечно, мало.
О КРИЗИСЕ В КИНО
– Годовая пауза, которая случилась в кинопроизводстве, она, по-вашему, с чем связана? Это следствие мирового экономического кризиса или результат кризиса собственно кинематографического?
– Мне кажется, это прямой результат не вполне продуманной структурной реорганизации нашего кинематографа. Я имею в виду всё то, что связано с возникновением Фонда социальной поддержки кино. Я эту идею не отрицал и не отрицаю. Но пока фонд организовывался, пока Министерство культуры искало своё место в изменившейся системе координат, наше кино государством практически не финансировалось. Было сложно получить деньги даже по утверждённым сценариям. Не могу сказать, что и сегодня новая система заработала как часы. Часть денег и функций осталась за Минкультом. Другая часть – за вновь созданным фондом. К кому обращаться с идеей фильма, куда бежать за деньгами – пока не очень понятно. Словом, проблемы не решаются, а располовиниваются. Мне же кажется разумным собрать все силы и средства в один кулак. Пускай это будет фонд, но давайте тогда наделим его функциями Госкино. Или пускай проблемами кино единолично занимается Министерство культуры, а фонд будет его структурным подразделением. А пока все в какой-то вязкой каше барахтаются.
– По замыслу авторов нынешней реформы, фонд призван финансировать высокобюджетные кассовые фильмы, так называемые блокбастеры. За Минкультом остаются авторское кино, дебюты…
– Это всё условные и ничего не объясняющие термины. Не говоря уже о том, что российский кинематограф не сможет наладить массовое производство блокбастеров в силу слабости своей. У нас нет ни таких финансовых возможностей, ни таких специалистов, как в Голливуде, где блокбастеры в буквальном смысле слова поставлены на поток. Да и не надо нам гнаться за Голливудом. Думаю, наш путь – это всё-таки кино психологическое, человечное и человеческое. А получится ли оно авторским, артхаусным или кассовым – по сценарию зачастую угадать бывает трудно. Это можно с той или иной степенью вероятности решить, глядя уже готовый фильм. Да и то не всегда. Кто мог, к примеру, предположить, что «Москва слезам не верит» соберёт за год почти 100 миллионов зрителей? Никто. В том числе и режиссёр фильма Владимир Меньшов.
– Как уже объявлено, фонд на первых порах будет финансировать 13 социально значимых высокобюджетных проектов, ориентированных на массового зрителя. Задача, по идее, актуальная, поскольку по итогам прошлого года зрительский интерес к российскому кино упал с 28 до 15–16?процентов…
– На самом деле ситуация на сегодняшний день гораздо хуже. У нас ведь на студии печатаются прокатные копии, и я имею представление, что реально выходит на экраны. Кроме того, я сам слежу за состоянием кино, общаюсь с людьми кино, наконец, у меня есть дети, неравнодушные к новинкам экрана. Так вот, я убеждённо могу сказать, что интерес к российскому кино приближается сегодня к нулевой отметке. Тот позитив, что был наработан за последние десятилетия, в одночасье потерян. Это тоже во многом результат непродуманных реформ.
– Честно сказать, я не думаю, что фильм «Святитель Алексий» или картины про Василису Кожину, генерала Скобелева, которые взялся финансировать фонд, поправят дело и «сорвут кассу»…
– Я согласен, здесь есть вопрос. Масштаб темы в искусстве решает далеко не всё, а решает, как это ни банально звучит, мера авторского таланта. К примеру, Лев Толстой не живописал в своих знаменитых «Севастопольских рассказах» подвиги адмиралов Нахимова или Ушакова, но это одна из самых глубоко патриотичных книг в русской литературе. Я вам больше скажу. Как это ни парадоксально, но было бы очень неплохо и очень патриотично, если бы у нас под эгидой фонда появились такие фильмы, которые делал Леонид Гайдай. Вроде бы никакого отношения к героике и патриотике «Кавказская пленница» или «Бриллиантовая рука» не имеют. Но благодаря этим фильмам целые поколения молодёжи, которые за последние десятилетия подсели на американское кино, узнали, что есть, оказывается, и русское кино, что «Иван Васильевич меняет профессию» – это «круто» и очень даже «пробивает». Именно через любимые народом фильмы Гайдая, Рязанова и шло в эти годы приобщение молодёжи к отечественному кино. Так что решать судьбы нашего кинематографа путём тематического выбора – это путь, как мне кажется, достаточно наивный. Я не отрицаю, разумеется, замысел фильма про Василису Кожину, но, думаю, вам понятно, о чём я хочу сказать.
О ЗРИТЕЛЕ И КАЧЕСТВЕ НАЦИИ
– Мы закономерно вышли на разговор о зрителе. Мне кажется, большинство режиссёров, в том числе, извините, и вы, снимают так, как снимали всегда, не замечая, что в зале давно нет 40-летних и даже 30-летних зрителей, там сидят преимущественно одни тинейджеры и едят свой попкорн. Они про подвиги генерала Скобелева или про страдания доктора Рагина из экранизированной вами «Палаты № 6» точно смотреть не будут. Как вам кажется, надо ли режиссёру ориентироваться на этого нового зрителя? Или надо, как встарь, говорить о высоком и вечном?
– Надо делать и то и другое. Когда Чехов писал про доктора Рагина в своей гениальной «Палате № 6», то не думаю, что её читал весь российский православный народ. Подозреваю, серьёзная проза Чехова и тогда была достоянием 5–10 процентов грамотного населения. Это же в конце концов не детектив, не слезливая мелодрама. Но это не значит, что «Палату № 6» не надо было писать и не надо сегодня экранизировать.
К слову говоря, когда я снимал этот фильм, то вообще думал, что он останется фактом только моей личной биографии. Но у «Палаты № 6» неожиданно оказалась своя, не столь уж малочисленная аудитория, у картины был хороший телевизионный рейтинг, она в итоге окупилась. Значит, думающий зритель у нас всё-таки есть, и, когда с ним серьёзно разговариваешь о серьёзных вещах, он в кино идёт.
На своём веку я снимал разные картины: и те, на которые приходило несколько миллионов зрителей, и те, что собирали десятки миллионов, – как, например, фильмы «Мы из джаза», «Зимний вечер в Гаграх», «Курьер». Но, приступая к «кассовой» или «артхаусной» картине, я всё равно думаю о зрителе: без зрителя фильм – мертворождённое дитя. При этом всегда важно делать то, что тебе самому интересно. И, конечно, быть максимально искренним. Самое ужасное в нашей профессии, когда люди снимают то, что им самим неинтересно, что они сами ни за что смотреть не стали бы. Но делают. И это всегда видно на экране.
Лично мне снимать «Палату № 6» было страшно интересно. При этом я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что фильм ориентирован на ограниченную аудиторию. Но есть ведь ещё и такое понятие, как качество этой самой аудитории. Работать на умного, просвещённого зрителя – особое удовольствие. Это не значит, конечно, что таких фильмов, как «Палата № 6», должно быть много. Они должны быть частью общего процесса, фрагментом мозаики. Я в прошлом году возглавлял жюри «Кинотавра», и это была нелёгкая миссия. Когда подряд смотришь 15 картин, которые ориентированы исключительно и только на узкую зрительскую прослойку, то вопросы, конечно, возникают. И не только к отборщикам «Кинотавра».
– Вы произнесли словосочетание «качество зрителя». Как вам кажется, это самое качество в целом выросло, упало?
– Я бы обозначил проблему шире. Качество не только зрителя, а всей нации, на мой взгляд, катастрофически упало. Этому есть много причин: ухудшение уровня образования, вал дурного коммерческого чтива, захлестнувший страну, примитивное телевидение, забывшее об одной из своих основных функций – просвещать, наконец, отсутствие внятной государственной идеологии… Недавнее убийство в станице Кущёвской – это серьёзный звонок всем нам. Недрогнувшей рукой зарезать невинных младенцев – это уже что-то за гранью моего разумения. Причём я уверен, что комплексов Родиона Раскольникова никто из убийц не испытывает. Они думают о том, как бы выкрутиться, как бы схлопотать срок поменьше. В этом смысле Достоевский писал, увы, о другой нации. Для которой муки, метания, страдания Раскольникова были понятны. А для нынешней нации Раскольников в большинстве своём непонятен. Ну, грохнул старуху топором по голове – и правильно сделал: чего там, дескать, маяться.
Мы воспитали поколение, которое ничего не слышало про понятия греха и стыда, которое ничего не читает, ничего не знает. «Мосфильм» – это ведь большое производство, это сотни людей разных возрастов и профессий, с которыми я каждый день общаюсь, разговариваю. И ловлю себя на мысли, что молодые люди зачастую меня просто не понимают. Чтобы они меня поняли, я должен максимально упростить язык, лексику. Это, увы, результат и продукт последних десятилетий.
Вымывание национальной гордости, бездарное переписывание истории – этим едва ли не ежедневно занимаются десятки каналов. На любом из них можно увидеть американские, так называемые антисоветские фильмы, которые на самом деле работают против нас, против нашего народа. Кто такие эти дебильные и вечно пьяные советские люди в шапках-ушанках и с гаечным ключом в руках? Так это мы же с вами. И когда Джеймс Бонд в широко разрекламированном боевике разруливает на танке по Санкт-Петербургу, круша всё на своём пути, – это как называется? Да ни в одной стране мира невозможно представить, чтобы по телевизору показывали фильмы, унижающие собственную нацию. Покажи в Китае или Камеруне антикитайский или антикамерунский фильм – так тебя разорвут на части. Там даже не надо никаких указаний сверху – само общество отреагирует должным образом. А в России подобное кино покупается, рекламируется, смотрится. Чего же удивляться, что у нас растёт поколение, которое младенцев режет в Кущёвской? Это всё взаимосвязанные вещи.
ОБ ИДЕЯХ И «БЕЗЫДЕЙНОСТИ»
– Как вам в этой связи кажется – должно ли государство формулировать свои запросы, пожелания искусству? Должно ли искусство нести определённую идеологию?
– Для меня здесь нет вопроса. Произведение искусства не возникает ниоткуда. Это результат идей, которые рождаются у автора и переносятся на холст, экран или на книжные страницы. Так что в любом фильме обязательно присутствует определённая идея. Даже демонстративная безыдейность автора или авторов – тоже идея. А сумма идей рождает идеологию. И когда кто-то говорит, что в искусстве не должно быть государственной идеологии, то тем самым он открывает двери какой-то другой идеологии. Не исключено, что враждебной человеку и обществу.
Я не понимаю и не принимаю все эти разговоры, что в современном искусстве нет места идеологии, морали, нравственности. Смысл государства – как раз в установлении неких правил, которые принимаются всеми. Смысл любой человеческой общности – в поиске гармонии, а значит, и в выработке норм морали. Если государство не устанавливает правил общежития, а значит, и нравственных норм, – оно попросту не нужно. Моральные берега, границы жизненно необходимы любой стране. Особенно такой, как наша.
Россия – совершенно отдельная страна. Я категорически не согласен с навязываемым нам постулатом, что, дескать, мы как все. Да, мы как все, но и не как все. Китайцы – как все, но и не как все. А уж американцы… Был в Америке, кино там снимал, так что знаю: они внутренне ощущают себя особыми. Они не как все. В этом их сила, кстати. Залог их достижений. Советскому человеку, если помните, тоже говорили, что он не такой, как все. Он лучше, чище, духовнее. И это было причиной многих наших успехов: от прорывов в области литературы, искусства – до полётов в космос. А что хорошего в том, чтобы быть как все? Это не значит, конечно, что мы должны считать себя сверхлюдьми. Но мы должны знать, что мы особые. Что у нас есть свой путь. Свой взгляд на вещи. Этот взгляд имеет право на существование. И мы имеем право быть такими, какие мы есть.
– Скажите, а вот наше современное кино имеет своё лицо, свой взгляд на вещи, свой путь?
– Скажу честно, я не воспринимаю нынешнее кино как целостное явление – со своим мышлением, языком, стилем. Есть отдельные удачные картины, но я не могу сформулировать, какое оно, современное российское кино, в чём его особость. А вот советское кино, при том что в нём было много чепухи, было «не как все». Оно было сильно своей идеей сделать человека лучше, вооружить его верой в добро и прогресс. Неслучайно на международных фестивалях сегодня с таким успехом проходят ретроспективы нашей киноклассики. Мне кажется, советское кино, при всей его изначальной политической ангажированности, постепенно пришло к продолжению традиций великой русской культуры. И то лучшее, что есть в современном российском кино, продолжает эту линию.
– Например?
– Как это не покажется вам странным, но, например, такую картину, как «Бумер», я мог бы представить на советском экране, хотя она вроде бы считается эмблемой и символом нового российского кино. Потому что в «Бумере» при всём её суперсовременном антураже – с чёрными «мерседесами» и бейсбольными битами – есть столь ненавидимая некоторыми критиками и практиками кино авторская позиция, пресловутая мораль. Режиссёр Пётр Буслов последовательно приводит банду, в общем-то, симпатичных молодых людей к гибели, показывая бесплодность их жизненных установок. «Бумер» – типично советское кино по концепции, подходу, авторскому взгляду, может, потому его и посмотрело у нас так много народу.
– Тем не менее и «Бумер», и другие громкие российские ленты сегодня редко прорываются на западные экраны. Хотя ещё лет тридцать назад весь мир смотрел «Войну и мир», «Анну Каренину», «Освобождение», «Тени забытых предков», «Солярис»…
– Не только эти шедевры, но и мой скромный фильм «Курьер» шёл в Париже на Елисейских полях. Говорю об этом не для хвастовства, а чтобы подтвердить очевидное: мир знал и смотрел советское кино. Этому во многом способствовал «Совэкспортфильм» – мощнейшая организация, которая энергично продвигала наше кино на зарубежный рынок. Советские фильмы, не стану скрывать, редко показывали в США, не могу сказать, что ими были оккупированы главные кинозалы Европы, хотя и такое случалось, но они широким экраном шли в латиноамериканских странах, в Индии, Вьетнаме, арабском мире. В последние двадцать лет у нас возник неоправданный снобизм по отношению к этим странам, а сегодня они поднимаются, диктуют мировую моду во многих областях жизни. В итоге мы этот перспективный рынок потеряли, а западный по-прежнему не приобрели.
А всё потому, что у государства опять-таки отсутствует внятная политика на этот счёт. Нынешний «Совэкспортфильм» – маломощная организация, у неё нет ни денег, ни влияния. Ни одной частной компании по продвижению российского кино на зарубежные экраны за эти годы так и не появилось. Между тем мир не испытывает дефицита кино. Ежегодно на рынок выбрасываются тысячи, десятки тысяч новых фильмов. И если мы хотим, чтобы новое российское кино смотрели, то надо в это вкладываться. Как это делает, к примеру, Америка. Я недавно был в Чили и поинтересовался, как там работает американское кино. Надо сказать, что для американского бизнеса чилийский рынок, насчитывающий от силы 5 миллионов потенциальных зрителей, – ничтожен. Но американцы дублируют свои фильмы на испанский язык, тратятся на рекламу, чтобы американское кино присутствовало и в Чили, и в других больших и малых странах региона. Раньше мы тоже вели активную политику в этом направлении. Дублировали фильмы на английский, французский, испанский, итальянский, немецкий. В одной только Индии было 20 кинотеатров, в которых шли исключительно советские фильмы. Сегодня это кажется несбыточным сном.
Да что там говорить о дальнем зарубежье! Мы свой традиционный рынок теряем: наши фильмы уже давно не идут в Казахстане, Украине, Узбекистане, странах Балтии. Нам бы туда для начала вернуться.
О РАСКОЛЕ В СОЮЗЕ КИНЕМАТОГРАФИСТОВ
– Мне кажется, многие проблемы нашего кино проистекают от разброда и шатаний в профессиональной среде. Свидетельством этому стал недавний раскол Союза кинематографистов России. Из СК вышли Алексей Герман, Александр Сокуров, Эльдар Рязанов, Андрей Смирнов, Алексей Попогребский, Борис Хлебников и ещё больше сотни известных мастеров кино, которые подписали широко известное письмо «Нам не нравится». Среди именитых подписантов нет, кажется, одной только вашей фамилии…
– Честно говоря, я не очень понимаю, в чём суть раскола. В чём позиция одной стороны, другой стороны. Не согласны, что Михалков руководит Союзом? Не могу сказать, что у Никиты Сергеевича нет недостатков на посту председателя СК. Строго говоря, он как может, как умеет сохраняет Союз. Уйди он – вообще всё исчезнет. Станет от этого кому-нибудь лучше? Не думаю.
И потом, что значит – «Нам не нравится»? А что нравится? Вы помните, как в своё время возникла французская «новая волна»? Они выпустили манифест, сформулировали новые задачи киноискусства. Годар отказался участвовать в «буржуазном» Каннском кинофестивале. Это позиция. А в чём позиция моих коллег, которые организовали альтернативный Союз, я не очень понимаю. В принципе сегодня можно создать хоть пять союзов. А зачем? И какой в этом прок? Самое печальное, что о бедственном состоянии дел в нашем кинематографе никто не говорит. Неужели всех всё устраивает? Даже на «Кинотавре», даже в ресторане Дома кино вы не услышите споров о проблемах кино, о новых фильмах, о реформе отрасли. Последний серьёзный разговор на эту тему случился аж на пятом съезде кинематографистов. А с тех пор – только пересуды о дележе имущества и о том, кто кому не нравится.
Вот мы с вами говорим уже второй час. И уже затронули много разных проблем. А многие ещё и не затронули. Это и разгул видеопиратства, и отсутствие защиты отечественного кино со стороны государства, и проблема подготовки киноспециалистов, которых катастрофически не хватает на всех уровнях и звеньях – у нас ведь нормального пиротехника, простите за каламбур, днём с огнём не найти. Казалось бы, профессионалам нужно сесть, обсудить все эти проблемы и предложить правительству решения, выход из тупика. Но никто же этого не делает. Ни в старом союзе, ни в новом.
– Вы упомянули манифест, который родился в недрах «новой волны». А я поневоле вспомнил о другом манифесте, который недавно опубликовал всё тот же Никита Михалков, в очередной раз вызвав огонь на себя. Ваше отношение к этому документу?
– Не могу сказать, что детально изучил манифест Михалкова. Знаком с ним в основном по развернувшейся полемике. Не очень понимаю, что так рассердило критиков Михалкова. Никита никогда не скрывал, что он человек консервативно-державных взглядов. В этот раз он последовательно изложил их в манифесте. Это его полное право. Что здесь могло вызвать такую степень отторжения и раздражения? Не нравятся его взгляды – будь любезен, сядь за компьютер и изложи свои.
– А вам лично близки идеи просвещённого консерватизма?
– Я могу на этот вопрос просто ответить. Если Никита Сергеевич ведёт свою родословную из императорской России, то я – из России советской. Один мой дед – княжеских кровей, другой – балтийский моряк, который если и не брал Зимний дворец, то уж точно был на стороне большевиков. Поэтому меня реально беспокоит ситуация гражданской войны, которая никак не может закончиться в нашем обществе. В моём понимании не надо делить нашу историю на «правильную» и «неправильную», на «столбовую» и «окольную». Советский период был сложный, в нём разное было, но это часть единой и неделимой истории России. Другой подход порождает в умах молодёжи хаос. А уж однобокие, тенденциозные оценки истории и вовсе неприемлемы.
Например, сегодня идёт чуть ли не канонизация адмирала Колчака. Слов нет, он знаменитый полярный исследователь, храбрый офицер, отличившийся в Первую мировую войну. Это факт. Но в годы Гражданской войны он Сибирь залил кровью так, что местное крестьянство, не благоволившее к большевикам, почти поголовно ушло в партизаны. Это тоже факт. Но об этом сегодня молчат. Говорят: мы должны примириться. При этом генерал Врангель – хороший, он герой. А Фрунзе – плохой, он красный комиссар. Но комиссары тоже разные были, не все же из них террор насаждали, доносы писали. Без комиссаров, к слову говоря, мы Великую Отечественную войну, боюсь, не выиграли бы. Комиссары первыми шли в атаку, и не зря фашисты первыми же их расстреливали. Поэтому примирить общество, положить конец распрям может только вся полнота правды о нашей истории – без изъятий и тенденциозных передёргиваний.
О БАЗАРЕ И РЫНКЕ
– А что может примирить враждующих кинематографистов?
– Отвечу коротко: рынок. Несмотря на всю свою «советскость», я уже десять лет руковожу единственной по-настоящему рыночной структурой в российской культуре. «Мосфильм», замечу я вам, ничего не получал и не получает от государства. При этом исправно платит налоги. За год мы примерно 300 миллионов рублей в государственную казну перечисляем. За истекшие десять лет студия успешно модернизировалась – от кинотехнологий до, извините, туалетов и электропроводки. Сегодня «Мосфильм» – одна из лучших киностудий мира. Я был недавно на знаменитой американской студии «Уорнер Бразерс» – мы им ни в чём не уступаем. И это при том, что в Калифорнии круглый год стоит лето. Им павильоны, цеха отапливать не надо, сосульки с крыш убирать не приходится. А для меня каждая зима – бедствие. Но справляемся. Более того, к нам из-за рубежа учиться едут. Недавно, например, я делегацию с чешской студии «Баррандов» принимал. Вот я и думаю: а что если бросить наше кино в рынок, как бросили нашу студию, как бросают не умеющего плавать ребёнка в воду? Но только у нас пока нет рынка, а есть полурынок, квазирынок. Если же предварительно создать условия для чистого, правильного рынка, принять нужные законы, сформировать систему, помогающую кинематографу, дающую ему необходимые льготы, преференции, то кино оживёт. И бизнес, экономика, необходимость выплывать вместе примирят кинематографистов лучше всего.
– Скажите, как вам удаётся совмещать хлопотное руководство «Мосфильмом» и собственное творчество?
– Честно сказать, я не знаю ответ на этот вопрос. Наверное, это свойство характера, а может, это уже привычка – держать в голове одновременно сюжет нового фильма (сейчас, например, я приступаю к экранизации романа Ильи Бояшова «Танкист, или «Белый тигр») и мысль о том, где и за сколько купить снегоуборочную машину для «Мосфильма». Более того, директорство мне по-своему помогает в творческих делах. Я хорошо знаю возможности студии, качество техники, потенциал людей. Не скажу, что все эти десять лет мне было легко. Я застал студию едва ли не в руинах. И второй раз я этот путь не хотел бы пройти. Но я рад, что мне вместе с товарищами удалось сделать что-то настоящее. Сегодня «Мосфильм» – современная, устойчивая, рентабельная студия. Она будет жить, пока в этой стране будут снимать кино. Но будут ли его снимать – вот в чём вопрос…
Беседу вёл Леонид ПАВЛЮЧИК
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии: 19.01.2011 12:46:39 - kaj galim пишет:
Ответ тварцу
По нему же все видно. Жаба и все. Умная, хитрая, расчетливая, циничная. Это - не режиссер. И что кому-то интересно его мнение? Вы послушайте его, посмотрите на него...Он над схваткой, он - сбоку, он все знает, во всем разбирается, у него есть свой огородик, как впрочем у всех ему подобных, он приближен к президенту и все...С него взятки гладки. Да пошел он со своим пониманием проблем российского кино...Его кино смотреть невозможно - судья, твою мать...