Вместо стратегии — план по валу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вместо стратегии — план по валу

Наталья Литвинова

Госпрограмма развития сельского хозяйства не дала ожидаемого результата — отрасли так и не удалось преодолеть технологическую отсталость. Чтобы этого добиться, необходимо изменить подходы к управлению, поставив во главу угла рентабельность бизнеса

Ситуация в молочной отрасли — одна из наиболее тяжелых в российском агропроме

Фото: Олег Сердечников

В сельском хозяйстве подводят итоги пятилетки. Перед очередным Национальным докладом Минсельхоза результаты Госпрограммы развития сельского хозяйства на 2008–2012 годы оценивают не только чиновники от сельского хозяйства, но и профессиональное сообщество, представители агробизнеса. Прошедшее недавно обсуждение началось со слов председателя Общественного совета при Минсельхозе Андрея Даниленко , который констатировал: «Сегодня мы имеем реально критическую ситуацию практически во всех отраслях сельского хозяйства».

Впрочем, само министерство оценивает результаты Госпрограммы со сдержанным оптимизмом, вот цитата из пресс-релиза: «Реализация Госпрограммы способствовала поддержанию достаточного продовольственного обеспечения населения страны и росту агропромышленного производства». Да, голодных бунтов в стране не было, но импорт продовольственных товаров вырос в полтора раза — с 27,6 млрд долларов в 2007 году, до 42 млрд в 2011-м и 40 млрд в 2012 году, что сопоставимо с объемом годовой выручки нашего сельского хозяйства — это данные из доклада вице-президента Российской академии сельскохозяйственных наук (РАСХН) Ивана Ушачева , возглавлявшего комиссию по оценке результатов Госпрограммы. Что касается роста производства, то похвалиться им могут лишь свиноводство и птицеводство (да и эти успехи сегодня под ударом из-за ряда стратегических просчетов), индекс производства в растениеводстве (кроме разве что свеклы) в 2012 году и вовсе снизился. И винить за это следует не столько объективные причины вроде неправильной погоды, сколько абсолютную неготовность нашего сельского хозяйства к любым форс-мажорам — от засухи до большого урожая. Все эти риски могут быть нивелированы высоким уровнем технологий или грамотным регулированием рынка, но делать что-либо для этого государство так и не начало.

Самое печальное, что новая госпрограмма на 2013–2020 годы несет в себе те же системные ошибки, никак не меняя принципы подхода к управлению сельским хозяйством страны. А именно это — изменение подходов и новую стратегию поддержки агропродовольственного комплекса — следует заложить в программу, уверены представители отраслевых ассоциаций, участники общественного совета.

Работа над ошибками

Оценивая результаты выполнения последней Госпрограммы, эксперты отметили, что из 12 целевых индикаторов реализованы только два. Это располагаемые ресурсы домашних хозяйств, которые выросли до 13,4 тыс. рублей на человека (для сравнения: это вдвое ниже средней зарплаты по стране), и доля российского производства в формировании ресурсов мяса — за счет активного развития свиноводства и птицеводства. Все остальные показатели — от сбора конкретных культур до обеспеченности сельхозмашинами — недотянули до плановых цифр, а некоторые вместо роста и вовсе показывали падение. Оценить такие результаты можно лишь как неудовлетворительные.

Но основные претензии профессионального сообщества даже не в том, что Госпрограмма не реализована, а в том, что она с самого начала не была направлена на развитие отрасли. «Все индикаторы, заложенные в программе, ориентированы на показатели физического роста производства продукции, — комментирует Аркадий Злочевский , президент Зернового союза. — Ни один из показателей не ориентирован на экономику аграрного бизнеса — ни на уровень рентабельности, ни на окупаемость вложенных средств. Задача ставится одна: дайте вал любой ценой, и более ничего. Кроме того, изначально заложено противоречие, которое сводит на нет всю аграрную политику. Госпрограмма декларирует как цель необходимость обеспечения доступным продовольствием и товарами в первую очередь малообеспеченных слоев населения, а это значит, что ценовую планку мы должны держать на доступном уровне. С другой стороны, для роста производства нужно вкладывать огромные средства, которые при этом уровне цен не имеют шансов окупиться. Целью Госпрограммы развития сельского хозяйства должно быть именно развитие — и ничто иное».

Сегодня, оправдывая невыполнение плана по растениеводческой продукции, чиновники ссылаются на плохие погодные условия и неважные урожаи последних лет. Тогда как специалисты отмечают, что более высокий уровень технологий, к которым наше село никак не может перейти, помог бы существенно снизить риски погодных условий. Например, технологии нулевой или минимальной вспашки (обычные для западных стран) позволяют добиваться неплохих результатов как раз в условиях недостатка влаги (засуха, малоснежные ветреные зимы). Вот один из примеров внедрения этой технологии, о котором рассказал руководитель растениеводческого проекта компании «Мордовский бекон» Иван Дьяков . В подразделении, призванном обеспечить кормами свиные фермы компании, технологию no-till начали внедрять с 2009 года, урожайность росла ежегодно, а в прошлом году, который в регионе выдался очень засушливым, урожайность озимой пшеницы в хозяйстве составила 32 ц/га в зачетном весе — при средней по стране 18 ц/га; в соседних же хозяйствах собирали по 5 ц/га. Для внедрения технологии понадобилось сменить парк техники, это значительные инвестиции на первом этапе, впрочем, потом себестоимость производства снижается.

Помимо обновления парка сельхозмашин значительно снизить риски неурожая могло бы и просто более активное использование удобрений. Но выход на новый технологический уровень, скачок в использовании современных технологий никак не стимулируется Госпрограммой. В итоге показатель обновляемости сельхозтехники по итогам пятилетки оказался в два с лишним раза меньше запланированного. Использование минеральных удобрений в 2012 году тоже на 15% ниже плана.

Причин того, что наше сельское хозяйство настолько технологически отсталое, множество. Одна из них в том, что российское машиностроение, включая сборочное, не может удовлетворить всех потребностей отрасли, а импорт сельхозтехники облагается довольно высокой пошлиной. Например, если комбайны «Ростсельмаша», по словам специалистов, вполне способны конкурировать по эффективности, цене и качеству с западными аналогами, то конкурентоспособных тракторов местного производства не найти. Тем не менее ввозные пошлины на тракторы после вступления в ВТО выросли на 15%. С учетом НДС и логистики эти тракторы российским сельхозпроизводителям обходятся в полтора раза дороже, чем их европейским конкурентам. Логика этого решения понятна: российские власти пытаются «продавить» западные компании (того же John Deere, к примеру) к размещению своих производственных линий на территории страны. Но пока власти ставят перед собой большие политические задачи, сельское хозяйство остается в загоне. «Решать проблемы машиностроительной отрасли за счет сельского хозяйства как минимум странно», — считает Павел Репников , директор Ассоциации дилеров сельхозтехники АСХОД. Более того, даже те программы, что рассчитаны на обновление парка за счет российской техники, не принимаются и не реализуются. Тимур Микая , руководитель департамента транспорта и специального машиностроения Минпромторга, в своем выступлении на конференции ИКАР «Где маржа 2013» рассказывал, что еще в 2011 году их министерство разработало программу обновления парка техники в сельском хозяйстве. Но в Минсельхозе ее почему-то исключили из общей госпрограммы. Уровень инвестиций в новую технику у нас гораздо ниже, чем в развитых сельхозстранах: рынок сельхозтехники в России в 2012 году составил 140 млрд рублей, это вдвое меньше, чем в Германии, и в 6–7 раз меньше, чем в США.

Как бороться с низкой доходностью

Вообще, уровень инвестиций в основной капитал в сельском хозяйстве за пятилетку не только не вырос на 62,9% (как было запланировано), но даже на 8,9% снизился. Причина понятна: при очень низкой доходности отрасли (средняя рентабельность — 4–5%) инвестиционная привлекательность ее слишком мала, то есть обновления технологий рынок не стимулирует. Государственная программа, в свою очередь, тоже не содержит механизмов, стимулирующих технологический прорыв. Госсредства направляются в основном на «поддержание штанов» закредитованных хозяйств. А уровень господдержки, заложенный в новой программе, еще ниже. В 2013 году он вдвое меньше, чем в 2012-м (оценка общественного совета при Минсельхозе), тогда как для роста требуются прямо противоположные решения. «Для расширенного воспроизводства уровень рентабельности должен быть не менее 25–27 процентов», — отмечает академик Ушачев. Исследования Зернового союза, анализирующие сравнительный уровень ценовой конъюнктуры и валовой урожай зерновых, показывают, что рост производства требует еще более высокой рентабельности — порядка 40%.

Последний раз подобный уровень доходности у зернопроизводителей наблюдался в 2007/08 сельхозгоду, благодаря чему сельхозпроизводители получили возможность вложить в технологический процесс больше средств. В результате на следующий год удалось собрать максимальный урожай зерновых — 108 млн тонн. Но чем это закончилось? Рынок был переполнен зерном: внутренние потребности страны составляют порядка 65 млн тонн, на экспорт вывезли всего около 22,5 млн тонн — и это, похоже, максимум, который мы сегодня в состоянии продать на мировом рынке, больше у нас вряд ли купят. Цены обвалились до трех рублей за килограмм, в некоторых случаях это не покрывало себестоимость. Несмотря на полные закрома, заработать не удалось, инвестиции просто остались в земле. «Сегодня ценовая конъюнктура пошоколадней, чем в 2008 году, но шансов, что заработанное сельхозпроизводитель вложит в землю, маловато: все научились на ошибках большого урожая, желающих закапывать свои инвестиции нет», — комментирует Аркадий Злочевский. И тут возникает еще одна проблема, мешающая перейти к развитию отрасли, — неумение властей управлять рисками в сельском хозяйстве. Опыт прошедшей пятилетки это ясно показывает. Для того чтобы инвестиции росли, инвесторы должны быть уверены, что вложенные средства вернутся, иначе в отрасли так и будут преобладать полуразвалившиеся хозяйства, рассчитывающие только на субсидии государства, поддерживающие минимальный уровень рентабельности и неспособные совершить технологический рывок.

Фото: Алексей Майшев

А на рывок сегодня способны лишь те хозяйства, которые уверены в своих рынках сбыта и сырья. Например, вертикально интегрированные холдинги вроде «Черкизовского», построившего собственные элеваторы, или уже упомянутого «Мордовского бекона», выращивающего собственные корма. Строительство вертикального холдинга сегодня практически единственный способ нивелировать риски качелей ценовой конъюнктуры. Об этом говорят и иностранные инвестфонды, включившиеся в волну развития свиноводства. Так, EdCapital Llc планирует заняться производством кормов для своих свиноферм, а AVG Capital Partners. — построить убойный и разделочный цеха с выходом на розницу.

Государство же никак не развивает механизмы, позволяющие бороться со столь резкими колебаниями ценовой конъюнктуры. Не было простимулировано строительство убойных цехов в промышленных масштабах, а их дефицит сегодня стал одной из причин падения цен на свинью в живом весе. Поддержка комбикормовых заводов вылилась в поддержку тех же холдингов, а не самостоятельных предприятий, в результате чего конкурентной кормовой индустрии не сложилось, что прямо влияет на показатели эффективности животноводства. В зерновой отрасли другие проблемы: до сих пор не отлажен механизм, который гарантировал бы выкуп государством с рынка всего лишнего зерна по цене, обеспечивающей минимальную доходность, с возможностью для владельца выкупить зерно из интервенционного фонда в случае роста рыночных цен. И сообщать закупочные цены на весь предъявленный к продаже объем (без ограничений) нужно заранее, до проведения посевной — так сельхозинвестор будет чувствовать себя подстрахованным в случае переизбытка урожая.

Айрат Хайруллин , президент «Союзмолока», совладелец крупнейшей компании по производству молока в стране «КВ-Агро», называет другой фактор, ограничивающий развитие зерновой отрасли: низкую обеспеченность элеваторными мощностями, что не позволяет делать складские запасы, достаточные для контроля цен на рынке. «Элеваторные мощности в нашей стране сегодня составляют всего около 38 миллионов тонн, зерносклады хозяйств вмещают около 25 миллионов, то есть суммарная емкость — около 63 миллионов тонн. Чтобы иметь инструмент, позволяющий удерживать цены на зерновом рынке от обвала, нам нужно в ближайшее же время построить элеваторов на 15 миллионов тонн как минимум», — считает Айрат Хайруллин.

Еще одна возможность влиять на затоваренность рынка — расширение экспортного канала сбыта зерна. Власти заявляют, что страна способна экспортировать 30 млн тонн зерна в год. Откуда взялась эта цифра? 2009 год показал, что мировой рынок не готов покупать у нас столько. Поиск новых стран-импортеров — это политическая задача, для решения которой есть ряд экономических рычагов, и все их нужно использовать. Но делать это тоже надо прямо сейчас, не дожидаясь рекордных урожаев и обвала цен.

Новое хуже старого

Еще одна существенная проблема, на которую указывают участники заседания общественного совета, — серьезные проблемы со статистикой, которые не позволяют делать правильные выводы и принимать правильные решения. «По статистике, у нас сегодня производится 32 миллиона тонн молока. Это неправда, — говорит Айрат Хайруллин. — Молока, которое можно посчитать, у нас в стране всего 18 миллионов тонн, и в личных подсобных хозяйствах производится порядка 5 миллионов тонн, а не 16, как считает Росстат. Мы ставили этот вопрос перед департаментом животноводства в Минсельхозе, но там его “замыливают”, в итоге и министр, и правительство вводятся в заблуждение». Аналогичную проблему видит Сергей Лупехин из Союза картофелеводов: он тоже уверен, что весь объем картошки, который якобы производится в ЛПХ и тем самым на 98% обеспечивает продовольственную безопасность страны, на самом деле сильно завышен: «Если верить этим цифрам, Россия занимает третье место в мире по объему производства картофеля после Китая и Индии, мы обогнали даже США, а ведь у нас населения в два раза меньше, чем в США, и картошку мы не экспортируем». О больших проблемах со статистикой говорят и зернопроизводители: показателей реальных сборов зерновых никто не знает, все опираются на гипотетические экспертные оценки. Статистика уверяет, что запасы зерна в стране есть, а рынок этих запасов не видит, цены растут как на дрожжах. Систему учета валовых сборов давно нужно менять — чиновники на местах действуют исходя из оперативных интересов, отчитываются так, как им выгоднее в данный момент, — следует ли показать, что урожай вырос, или, наоборот, поплакаться на засуху и получить под нее дополнительные деньги из бюджета.

О решении этой проблемы нет ни слова в новой Государственной программе развития сельского хозяйства на 2013–2020 годы. Как и обо всех других проблемах, о которых сегодня говорит агробизнес. «Новая Госпрограмма сформулирована еще хуже, — говорит Аркадий Злочевский. — В ней заложены те же бумеранги, что мы обсуждаем сегодня, и там, в 2020 году, мы также будем обсуждать неутешительные итоги и расхлебывать то, что сегодня уже заложено». Виктор Семенов , президент ассоциации отраслевых союзов АСАГРОС, добавляет: «Когда мы в программу закладываем 3–5 процентов рентабельности, это мы смерть агробизнеса туда закладываем». То же касается планового уровня дохода в сельском хозяйстве в размере 55% средней по стране зарплаты. «Мы сами декларируем, что на селе люди будут зарабатывать в два раза меньше, чем в других отраслях экономики, и это катастрофа, — уверен Айрат Хайруллин — В США, главной аграрной державе мира, по множеству индикаторов жестко отслеживают, чтобы занятые в сельском хозяйстве имели доходы выше, чем горожане. Там, не стесняясь, говорят: нужно же компенсировать отсутствие благ, которые имеют горожане».

За какое звено нужно ухватиться, чтобы вытащить всю эту цепь проблем? Участники совещания сошлись на том, что это инвестиционная привлекательность отрасли — без нее развития не будет. «В конце концов, это категория не только экономическая, но и социально-экономическая. Без притока капитала, без притока средств в сельское хозяйство не решить и социальные вопросы села», — считает Андрей Сизов , генеральный директор аналитического центра «Совэкон». Ставить в качестве одной из основных целей «создание комфортных условий жизнедеятельности в сельской местности» по меньшей мере странно, особенно при том ресурсном наполнении, что предусмотрено в программе. «По расчетам экономистов, для реализации этой цели средств требуется как минимум в 20 раз больше, чем запланировано, — порядка 6 триллионов рублей. В том числе 2 триллиона за счет федерального бюджета», — говорит Иван Ушачев.

В итоге участники совещания сошлись на том, что новая Госпрограмма требует существенной доработки с учетом всех упомянутых проблем. «Если же Минсельхоз и правительство не хотят нас увидеть и услышать, то я готов, как фермеры Евросоюза, привезти к Белому дому и вылить у порога восемь тонн молока — суточный надой, — говорит директор ЗАО “Совхоз им. Ленина” Павел Грудинин . — Может, тогда наше мнение наконец примут во внимание».    

График 1

Инвестиции в сельское хозяйство вместо роста показывают падение

График 2

Темпы моедрнизации сельского хозяйства в три раза ниже плановых

График 3

Анализируя новую Госпрограмму, эксперты прогнозируют неуклонное падение рентабельности сельхозбизнеса

График 4

За последнюю пятилетку импорт продовольствия вырос в 1,5 раза