Девять секунд

Девять секунд

Как некогда в храм, еще недавно входил европеец в музей, место если не благоговейности и отрешенности, то во всяком случае сосредоточенности. Местные заходили сюда на регулярную литургию задумчивой несвоевременности, приезжие паломничали к чудесам человеческого гения или изобретательной природы. Совместный продукт секуляризации, прогресса, колониализма и любопытства, музей из частной коллекции кунстштюков был мобилизован в качестве могучего средства сплочения сообщества под знаменем локальной идентичности, будь то национальной или региональной. Музейный институт – это часть общества, делегированная им с целью мыслить себя и весь мир в «музеальной» ипостаси, отбирая не только архивируемое (заслуживающее хранения и ему поддающееся), но и экспонируемое (заслуживающее показа и ему поддающееся). Классическая миссия музея состояла в том, чтобы, будучи выше частных интересов, указывать человеку как человеку его место в мире (природе и истории), сообразуясь со сверхзадачами общества, но не взирая на публику (т. е. на общество как публику).

Изначально эклектичный, музей размежевался на, грубо говоря, музей исторический и музей художественный. Первый отвечал за создание коллективной этно-пространственно-временной идентичности, второй – за воспитание общественного вкуса. Другим размежеванием была специализация на музей своего-родного и музей экзотического. Крах таких лобовых национально-культурных проектов в результате двух мировых войн сменился после непродолжительного послевоенного упадка неслыханным музейным бумом. Музеи стали разнообразнее. Из музеев, ныне существующих в различных европейских странах, от 70 до 90 % были созданы после войны. Помещения для новых музеев (как и для театров) стали любимым упражнением в фантазии для архитектуры XX века, как соборы для готического искусства и как вокзалы в XIX в. Углубилась, систематизировалась музейная мысль. Если основные специализированные журналы возникли в начале века, то теперь открылись кафедры и факультеты музеологии.

Но к 90-м годам после промышленного закончился и музейный бум. Приостановился рост, затем началось падение числа посещений. Забуксовала музейная рефлексия, вынужденная признать, что, – не повинуясь ее благим пожеланиям и под влиянием куда более мощных факторов, – и миссия музея, и его стратегия стали претерпевать многоплановую метаморфозу. Эрзац храма, последнее прибежище ритуалов гражданственности, музей стал сегодня сценой ее кризиса. Из конечного ориентира локального бытия современный музей превратился в место, где переписывание своей истории и идентичности становится наглядным, очевидным. В полном сознании этого обстоятельства музеи стали делать самих себя своей темой, обнажая прием, устраивая самоироничные выставки, заменяя экспозицию историей экспозиций как историей способов сообщества видеть себя. Таким «повинным», постсовременным актом музей как бы признается в собственном релятивизме и, будучи не в силах вполне искренне занять какую-то очередную заведомо субъективную позицию, пока только честно освещает различные предыдущие. Музей становится собственным экспонатом, предваряя то – возможно, скорое – время, когда сама музеальность станет знаком географически и исторически ограниченного отношения к истории (Европа, Новое время).

Век назад музей мыслил себя как альтернативу забегаловке (ср. с благочинным музейным кафетерием) и ярмарке (ср. с позаимствованными у балагана, но «облагороженными» панорамами и действующими моделями). Социальной задачей музея было поместить человека в окружение ценных предметов и тем самым поднять его на новые уровни уважения к себе и миру. Независимо от реального содержания той или иной экспозиции, благотворный образовательный эффект ожидался от самого примыкания посетителя к социальному самодисциплинирующему ритуалу.

Однако институцией однозначно образовательной музей так и не стал. Сегодняшняя его эволюция к развлечению представляется, по крайней мере на обозримое время, необратимой. Налицо тенденция к музею авторскому, субъективному, делающему ставку на сценографию, постановку, эффект, внушение. Исторический музей все более следует модели музея искусств. Так называемая «новая музеология», переместившая центр тяжести с вещи на контекст, со «что» на «как», предвосхитила этот сдвиг, хотя вряд ли может считаться ответственной за его крайности.

Музей отвернулся от общества и стал лицом к публике, уступив вездесущему требованию стать живым, динамичным, привлекательным. Стала падать ценность постоянной экспозиции по сравнению с временными и/или передвижными. Публике нужны «события». Одна ударная выставка обеспечивает до 15 % общенациональной годовой кассы посещений. Появились музеи вовсе без постоянной экспозиции. Хранитель или куратор часто вынужден выбирать между успехом у публики и одобрением профессиональных критиков. Несмотря на рост числа музеев, львиную долю средств и публики стали стяжать музейные гиганты, более приспособленные к маркетинговой игре. Они, например, создали отделы по изучению публики. Эпоха, когда музей ощущал себя кузней социального единства, миновала. Время велит дробить публику на категории, чтобы точнее удовлетворять потребности каждой. Услуги увеличиваются и разнообразятся: экскурсии, уроки, семинары, серии докладов, концерты, мастерские и прочая развлекаловка для детей, кинопоказы, встречи с художниками. Множатся и платные услуги, товары на продажу. Музеи открывают собственные киоски и бутики, арендуют свои фойе, сдают кинозалы. А портики бесплатно предоставляют роллерам и скейт-бордистам: авось когда-нибудь образумятся и заглянут вовнутрь. Что уже учитывается архитекторами при постройке новых музеев.

На этом фоне произошла неоднозначная встреча с мультимедиа, включение которых в структуру музея не только необыкновенно облегчает жизнь исследователю или любознательному, но и грозит потеснить практику посещения музея, личного присутствия, созерцания. Если можно консультировать музейную экспозицию, к тому же «интерактивно», в зале или вестибюле музея, то тем более комфортно это можно делать дома или в кафе, независимо от того, на каком расстоянии от музея они находятся. Новые медиа могут выявить и новую силу музея – от противного: очевидной демонстрацией того факта, что никакое изображение не может заменить предмета в его особости, бренности, хрупкости (в том числе в его подверженности выцветанию, порче, пожару или краже). Но медийная «навигация» не преминет еще больше сократить пресловутые девять секунд – время, которое современный посетитель проводит в среднем перед экспонатом.

Музей стоит на пересечении траекторий. В траекторию художественного музея входят мастерская художника, частная коллекция, аукцион, галерея; исторического-краеведческого – быт/обиход, блошиный рынок, антикварная лавка. Но музей все больше включается и в другую цепь: аэропорт – гостиница – ресторан – магазины. Уже сегодня две трети посетителей европейских музеев – иностранцы. Как музей дает срез окружающего внешнего мира, так и целые города и страны стали предъявлять и продавать себя как «музеи под открытым небом». У Европы пока не меньше, чем у других, оснований для такого самопредставления. Музей как способ приближения-дистанцирования есть европейский феномен. Музей и есть европейское отношение к истории. Стремясь потрафить глобальному потоку, европейский музей рискует утратить свою европейскую экзотику.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.