Глава 3. Определение окружающего мира

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3. Определение окружающего мира

Цель третьей главы — объяснить, что окружающее пространство, поддерживающее глобальные ПД находится под влиянием двух факторов. Первый фактор — это глобально распределенная структура мусульманского населения (мусульманское измерение). Второй фактор — это распространение коммуникационных систем (виртуальное измерение), которое позволяет радикальным членам этого населения создать единый взгляд на события.

Мусульманское измерение

В течение эволюции повстанчества, средний повстанец плавно перешел от национальной формы к международной. Однако для КП войск этот переход оказался шоком, и влиятельные члены коалиций под предводительством США лишь через несколько лет смогут переменить свой образ мыслей. Маоистское ПД подчеркивало значимость населения, которое, в военных терминах, было эквивалентом «ключевой местности». В глобальном ПД, население все ещё остается важным, но теперь в игре население не одной страны, а множества. На данный момент, в эту международную группу входят мусульманские общества, которые расположены непосредственно на территории конфликта и рядом с ней (т. н. «операционное пространство»). Чуть дальше находятся неравнодушное население мусульманских стран, стран-участников коалиции, а также мусульманские иммигранты, живущие в общинах за рубежом.

Каждая из указанных групп играет важную роль в кампаниях как ПД, так и КП сил. Их поддержка — это часть стратегического центра тяжести обеих сторон. При этом роль играет не столько физическая поддержка, сколько политическая или эмоциональная. Палестинский опыт показывает, что если у ПД есть сильная эмоциональная поддержка, то вскоре ему оказывается финансовая и логистическая поддержка. Сегодня, эмоциональная и политическая поддержка завоевывается и теряется не в результате каких-либо событий, а в результате их интерпретации в СМИ, социальных медиа, а главное — общественным и групповым сознанием. Если составить карту, показывающую расположение групп населения, неравнодушных к Иракской кампании, то станет видно, что люди разбросаны по всему миру. Эта разбросанность придает огромное значение средствам, которыми ПД и КП силы меняют убеждения и мнение этих групп населения в свою пользу.

Теологическая концепция «уммы» (когда каждый мусульманин считается частью одного огромного мусульманского народа) была использована суннитским движением уже в X в., в попытке объединить усилий суннитов. Данная концепция завоевала важнейшее место в современных политических исламистских движениях. Она означает, что если какой-то мусульманин оказывается жертвой нападения, религиозная обязанность других мусульман во всем мире — защитить его или её любыми доступными средствами, включая военную силу. Вследствие этого, что бы ни случилось с мусульманами в одной части света, это интересует мусульман по всему миру, и нападение на одну мусульмайскую страну (или её население) отдается по всему исламскому миру, а также мусульманским общинам на Западе и на Востоке.

С момента создания Израиля в 1948 г., западная политика на Ближнем Востоке давала понять, что Запад ведет войну против ислама. Радикалы воспользовались этим. Теперь противодействие их идеям среди стратегически значимых групп населения представляет огромную сложность. Авторы данной работы разделяют умму на иммигрантские мусульманские общины, мусульманские страны и мусульманское население в операционном пространстве.

Иммигрантские мусульманские общины

Неудачи постколониальных национальных государств Ближнего Востока, Северной Африки и Индостана послужили причиной миграции огромного числа мусульман в Европу и другие развитые страны. Первые волны иммигрантов прошли в 1950-1960-х. Эти иммигранты искали работу, и старались не распространяться о своей религии. В основном, они эмигрировали из бедных удаленных регионов, где культурные традиции имели больший вес, чем религиозная идентификация. В 1980-1990-е, в ответ на застой коррумпированных элит, возрождение ислама укрепило свои позиции на Ближнем Востоке. В это время, на Запад стали прибывать более политизированные иммигранты, пытавшиеся формулировать претензии к своим режимам с помощью языка ислама. Их репрессии и миграция экспортировали внутренние конфликты

Ближнего Востока в Европу и Америку. Некоторые из новоприбывших были ветеранами афганской кампании против Советского Союза, которых вытеснили из Афганистана после падения Кабула в 1992 г., и которым больше некуда было идти. Близость Европы к светским националистическим странам, где пытались искоренить исламистский активизм, послужила причиной прибытия боевиков из таких стран, как Египет, Ливия, Тунис, Сирия и Алжир. Таким образом, Европа предоставила им удобный сборный пункт для джихада. Из-за того, что консервативные монархии Персидского залива были менее строгими, радикалам из Саудовской Аравии, Кувейта и (в какой-то степени) Марокко удавалось въезжать и выезжать из своих родных стран.

Среди мусульманских общин на Западе начало вырабатываться политическое сознание. Причинойэтому послужило присутствие национальных исламистских ПД, таких как Алжирская исламская военная группа (Algerian Groupe Islamique Armee), Ливийская исламская боевая группа (Lybian Islamic Fighting Group), Египетский Аль-Джихад (Egyptian Al-Jihad), а также более умеренных: Мусульманское Братство (Muslim Brotherhood) и Тунисская партия Ан-Нахда (Tunisian An-Nahda party). Помимо этого, Саудовская Аравия и другие страны Залива оказывали этим мусульманским общинам финансовую поддержку для распространения собственного, ваххабитского, толкования ислама. В результате этого Западная Европа стала свободным пространством, на котором радикалы распространяли свою идеологию и открыто призывали к джихаду, в особенности в Боснии. Чечне и Кашмире. В то же время, члены более умеренных исламистских групп стоили мечети и развивали такие организации, как Мусульманский совет Великобритании, Союз исламских общин Италии (Unione Comunita Islamiche Italiane) и Союз исламских организаций Франции (Union des Organizations lslamiques de France). Многие являлись ширмами для Братьев Мусульман — между народной организации, занятой, в основном, защитой религиозных прав (к примеру, халяльный забой скота, мусульманские правила погребения, ношение хиджа-бов) и законодательством внутри мусульманских общин на территории западных государств.

Мусульманские иммигранты насчитывают огромное число различных этносов и национальностей, от исламских боевиков до умеренных и даже не практикующих мусульман. Определение количества мусульманских иммигрантов является крайне затруднительным, поскольку страны пребывания, зачастую, не считали религию идентификатором. Подавляющее большинство иммигрантов заняты заработком для собственного выживания и поддержки семей на родине. Многие мечтают о возвращении, хотя эти мечты редко исполняются.

С 1980-х, единственными организованными группами внутри иммигрантских исламских обществ остались сторонники политического ислама. К 1980-м, неудачи светских и левых движений 1960-1970-х гг. отразили ровно такие же неудачи исламского мира. В 1980-1990-е, пользуясь финансовой и политической поддержкой стран Персидского залива, Мусульманский совет Великобритании, Мусульманская ассоциация Великобритании и Союз исламских организаций Франции смогли позиционировать себя как главных представителей мусульманских общин Запада. Данные организации открыто пропагандируют консервативную салафитскую интерпретацию Ислама. После 11.09.2001 они осудили терроризм, но продолжают подчеркивать различия между мусульманами и населением стран, где они проживают. В некоторых случаях они считают джихад религиозной обязанностью. Они извлекли выгоду из мировой обстановки после 11.09.2001 и предложили себя в роли главного посредника между правительствами стран пребывания и мусульманскими общинами. Это увеличило их влияние и роль в странах пребывания на величину, несравнимую с их реальным влиянием в мусульманских общинах. Радикалы обвиняют эти группы в том, что они продались правительствам стран Запада. Но, несмотря ни на что, эти организации крайне публичны, умеют обращаться со СМИ и склонны пропагандировать идею о том, что Запад ведет войну против ислама. Также они распространяют информацию о конфликтах, в которых принимают участие мусульмане, включая Ирак, Афганистан, Чечню и Кашмир.

Несмотря на концепцию «уммы», среди этих групп существует разлад. Разногласия возникают как между национальностями, так и между арабскими мусульманами и мусульманами Индостана. Даже радикалы, которые, казалось бы, ведут общий джихад, могут глубоко расходиться во мнениях (к примеру, следует ли концентрироваться на национальных приоритетах, или же следует применить более широкий, интернационалистский подход).

Большинство операций исламистских террористических организаций на Западе, включая взрывы в Мадриде, неудавшиеся взрывы в Лондоне и разрушение Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке были предприняты иммигрантами. Более того, большинство арестованных в Европе по обвинению в терроризме также были иммигрантами. Многие из этих иммигрантов были вовлечены в исламистские движения, начиная с афганской кампании против СССР. Помимо этого, большинство тех, кто покинул Европу для того, чтобы присоединиться к джихаду в Ираке, или те, кто был арестован по обвинению в вербовке для этого, были иммигрантами. Таким образом, при рассмотрении значимости мусульманских общин для любой конгрстратегии, иммигрантское население в странах Запада обладает огромной важностью.

Все большим значением обладают иммигранты первого и второго поколений. Это особенно ощутимо в случае стран, имеющих устоявшиеся традиции иммиграции. К примеру, во Франции проживает большое число иммигрантов первого и второго поколений, многие из которых эмигрировали из Северной Африки. Они продемонстрировали готовность участвовать в терактах против Запада уже в 1990-х. Позднее, пакистанские иммигранты первого поколения были замешаны во взрывах в Лондоне в июле 2005 г. Значительное количество иммигрантов первого поколения проживает также в Бельгии и Германии. Хотя данный феномен ещё не охватил такие страны, как Италия и Испания из-за того, что иммигранты появились там сравнительно недавно, вероятно там возникнут те же проблемы.

Будучи гражданами стран Европы, иммигранты первого и второго поколений обоснованно ожидают тех же прав, что и остальное население. Однако некоторым не нравятся культурные ценности страны пребывания. Многие разделяют исламистские взгляды проповедуя то, что они называют «чистым исламом», свободным от культурных традиций поколения их родителей. Это утопичная альтернатива. Для этих людей, преданность и участие в «умме» являются более важными вещами, нежели преданность государству, или концепция национальности. Похоже, что некоторые видят ислам как средство борьбы с собственной маргинализацией, которую они ощущают внутри своих обществ. Такие группы, как «Хизб-ут-Тахрир» (Hizb ut Tahrir) с всеобъемлющим, мультиэтническим подходом к исламу, притягивают, таким образом, иммигрантов первого и второго поколений.

Новообращенные мусульмане представляют собой меньшинство мусульманского сообщества. Большинство переходит в эту веру по причине бракосочетания или же религиозных убеждений. Но в данной группе есть определенное число высоко политизированных и мотивированных представителей, которые считают ислам средством борьбы со сложившимся порядком вещей. Как и иммигранты первого и второго поколений, они ищут чистый ислам. Новообращенные мусульмане располагаются в наиболее агрессивной части радикального спектра. Примером является Ричарда Рейда (Richard Reid) — британец, пронесший в своих ботинках взрывчатку на самолет и попытавшийся его взорвать, Джейсон Уолтерс (Jason Walters) — член нидерландской Гофштадской группы (Hofstad Group), Жермен Линдси (Germaine Lindsay) — лондонский террорист и Мюриел Дегок (Muriel Degauque) — бельгийка, ставшая в Ираке террористкой-смертницей. Хотя их немного, они важны, поскольку считают себя частью уммы.

Завоевание умов и сердец данного спектра мусульманских обществ, чувство недовольства которых может быть использовано радикалами, является крайне трудным делом. Несмотря на то, что они проживают в западных странах, многие мусульмане радикальных и умеренных взглядов продолжают обращаться к Ближнему Востоку за наставничеством и мнением знатоков ислама. Большинство исламских институтов все ещё управляется иммигрантами, а некоторые из тех институтов, которые были созданы специально для мусульман Запада, управляются людьми с Ближнего Востока. В силу этого, данные политически и религиозно активные общины не могут считаться изолированными от мусульманских стран.

Мусульманские страны

Действия стран коалиции в мусульманских странах вызывает ярость и недовольство, что ещё больше поддерживает радикализм в регионе. Режимы Среднего Востока прекрасно знают это, и стараются сохранить поддержку своих западных союзников, не разъяряя собственное население, которое резко противиться западным интервенциям. Хотя в данных странах запрещен протест, авторитарные режимы стараются использовать эти кризисы для разрешения демонстраций населения, чтобы оно «выпустило пар». Эти же режимы стараются не обращать внимания на новобранцев, которые уезжают за рубеж для участия в джихаде. В том же ключе арабские страны отнеслись к войне в Ираке. Хотя публично от поддержки ПД стараются воздерживаться, официальные СМИ продолжают называть ПД «сопротивлением», имамам разрешено проповедовать джихад, а граждане этих стран свободно перемещаются к местам боев.

Из-за арабского национализма и кажущейся необходимости защитить суннитское направление ислама от шиитов, иракский конфликт оказал большее влияние на арабский мир, нежели текущий кризис в Афганистане. Баасистский Ирак считался восточными вратами арабского мира, а Саддам Хусейн рассматривался как защитник суннитов от иранского влияния. Точно так же, вероятно, кризис в Кашмире будет более значимым для мусульман Индостана, чем Ближневосточный конфликт. Местные проблемы Юго-Восточной Азии наиболее важны для мусульманского населения этой части мира. Как следствие, большинство иностранных боевиков, участвовавших в Иракском конфликте, прибыли из суннитских арабских стран (т. е Саудовской Аравии, Сирии и Йемена). Иракский кризис имел и другие следствия. К примеру, усиливающийся конфликт между суннитами и шиитами стал причиной нападений на шиитов в суннитском Пакистане, где похожие противоречия имелись не один год.

Следовательно, западная интервенция в мусульманскую страну стимулирует молодых людей съезжаться к районам боев, что усиливает и усложняет конфликт. Хотя ненависть к Западу давно уже существует в исламском мире, интервенционные стратегии и наблюдаемые двойные стандарты западных стран усиливают недовольство и создают поддержку для силовых решений.

Мусульманское население в операционном пространстве

Мусульманское население в эпицентре конфликта или в окружающих странах, представляет собой третью важную категорию. У каждого соседствующего мусульманского государства есть собственная политика. К примеру, Сирия открыто является светской и баасистской [баасизм — светская идеология, стремящаяся к созданию единого национального арабского государства на социалистических началах. Получила распространение в Ираке и Сирии]. Несмотря на это, для нанесения вреда США, Сирия допустила исламских радикалов в Дамаск, который стал узлом и опорной базой для перехода границы с Ираком и присоединения к ГІД. Действия сирийского режима, позволявшего повстанцам пересекать границы для входа в зону боевых действий, существенно ухудшили безопасность в Ираке. Шиитский Иран использовал свое влияние в Ираке для традиционной заботы о шиитском населении Ирака, с преобладающим суннитским и курдским населением. Иордания глубоко встревожена перспективой шиитского Ирака. Более того, в Сирии, Турции и Ираке есть курдское население, и все три страны озабочены, что более влиятельная и напористая курдская община Ирака сподвигнет их курдские меньшинства на более активные действия.

Эти весьма сложные проблемы выходят за рамки вопросов мусульманской идентификации, и относятся к таким проблемам, как этническая принадлежность, и разногласия разных направлений ислама. Вместе с тем, они показывают роль стратегически важных групп населения в разрешении проблемы повстанчества

Процесс радикализации

Понимание процесса радикализации среди мусульманских меньшинств не может быть точным в силу малого количества радикалов и ограниченности доступной информации. Каждый случай уникален, но ключевые тенденции показывают, что конкретно мотивирует радикалов и какие факторы способствуют процессу радикализации.

Культурное недовольство

Многие иммигранты обладают культурным багажом из своего общества, который включает в себя некоторые формы антизападничества, традиционного для немалой части исламского мира. Это предубеждение используется для привлечения поддержки и усиления собственных организаций, как националистами, так и исламистами. Консервативные монархии усиливают такое недовольство, одновременно поддерживая Запад политически, и выказывая враждебность западным культурным ценностям. В результате, мусульманское сообщество видит Запад как разлагающееся, развращенное и корыстное общество. Движение политизированного исламизма использует эту точку зрения, а рал и калы пропагандируют идею, что ислам может решить укоренившиеся проблемы региона, которые и заставили иммигрантов покинуть свои страны. Среди мусульман эта идея находит отклик.

Помимо этого, большинство мусульманских стран не смогло дать своему населению должного образования. Критическому взгляду и умению решать задачи оно предпочитает зубрежку, что делает население более восприимчивым к упрощенному черно-белому восприятию ислама, да и мира в целом. Исламские тексты являются ключевой частью обучения даже в таких светских странах, как Алжир, Ливия и Сирия. В 2005 г., тунисский писатель Афиф Лахдар выразил озабоченность тем, что в религиозных учебных заведениях большинства исламских стран детей учат, что вполне приемлемыми действиями являются: забрасывание камнями женщин, виновных в прелюбодеянии, убийство еретиков и джихад против неверных. До недавнего времени, такие идеи открыто преподавались в государственных школах многих мусульманских стран. В алжирских школах прекратили разговоры о джихаде и забрасывании камнями женщин только в 2005 г., когда Ливия также прекратила преподавание в школах учения о джихаде и т. н. «аяте меча».

Таким образом, иммигранты часто прибывают с настороженным отношением к западному обществу, что создает питательную среду для процветания радикальных идей. Представление о том, что мусульмане могут быть как-то осквернены западным обществом, многие годы пропагандируется среди мусульманских меньшинств. В 1980–1990 гг., пропаганда Саудовской Аравии постоянно подчёркивала, что мусульманские общины должны ограждаться и отделяться от населения стран пребывания. Также пропагандисты обращали внимание на важность организации отдельных учебных заведений для мусульманских детей, и лоббировали право на шариатский суд для мусульманских общин на Западе. Действуя таким образом, пропагандисты воспользовались естественными страхами общин, опасающихся потерять свою культурную идентичность и отдать собственных детей незнакомому обществу.

Безусловно, подобные идеи и претензии не создали сами по себе радикальных боевиков. Но они создали образ мышления, который может быть уязвим для более экстремистской идеологии, которая поддерживает антизападничество. Также, они могут создать атмосферу эмоциональной поддержки для боевиков и их идей.

Внешняя политика стран пребывания мусульманских иммигрантов

Внешняя политика таких стран, особенно политика Запада по отношению к мусульманскому миру, вызывает недовольство мусульманских общин. Палестино-израильский конфликт является незаживающей раной, которую используют и режимы Среднего Востока и исламисты. Однако, несмотря на его важность для мусульманского населения, джихадисты стремятся воевать в других местах. Война в Ираке также способствует представлению о западной агрессии против мусульман и поддерживает идею «ответно го удара». Террористы ь Мадриде и Лондоне считали Ирак ключевой причиной своих действий. Усама бен Ладен и другие члены Аль-Каиды также понимают потенциал использования данного конфликта. Помимо этого, ВПТ также подливает масла в огонь негодования и ярости мусульманских общин на Западе. Среди мусульман распространено мнение: нет доказательств, что за терактами в Нью-Йорке стоит бен Ладен, а те, кто арестован по террористическим обвинениям в m падных странах, невиновны. Частично это является следствием ощущения себя мусульманами на Западе как «осажденной общины», При этом, такое мнение является отражением культуры политического заговора, свойственной арабскому и исламскому миру.

Ещё не доказано, что внешняя политика напрямую способствует процессу радикализации. Несмотря на широко распространенное мнение, что конфликт в Ираке создал тысячи новых радикалов, вполне правдоподобным является, что даже если бы войны не было, глобальное джихадистское движение все равно продолжало бы набирать обороты. Увеличившееся количество терактов и мотивированных «новобранцев» можно отнести и к обновленной поддержке джиха-дистского движения, увеличившейся из-за терактов в Нью-Йорке — первых успехов за долгие годы, последовавшие после афганского триумфа в конце 1980-х. Более того, многие члены нового поколения радикалов, по-видимому, не обладают связной стратегией или целями, и скорее используют насилие как способ выражения своего негодования и недовольства по отношению к сложившемуся мировому порядку. Поэтому вывод из Ирака войск коалиции вряд ли прекратит теракты на Западе. Несмотря на это, многие предыдущие коалиции, ведомые США, предоставили отличные материалы для антизападной пропаганды. Боснийский кризис оставил наследство в виде множества пропагандистских видеозаписей, кассет и фотографий жестокостей, чинимых над мусульманами. Эти материалы использовались для вербовки активных сторонников джихада. Хотя эти свидетельства и не могут сами по себе подтолкнуть человека к радикальной идеологии, они обладают мощным эффектом воздействия на тех, кто уже уязвим к радикализации.

Западная политика по отношению к родине таких радикалов также является источником негодования. Хотя сами радикалы и признают, что нашли на Западе убежище, они недовольны тем, что западные правительства поддерживают авторитарные режимы, пренебрегающие такими вещами, как права человека. Многие радикальные и умеренные исламисты считают, что режимы исламского мира — всего лишь марионетки Запада и существуют лишь благодаря западной поддержке. Они уверены в том, что единственная причина, которая мешает их обществам применять шариатский закон, это поддержка режимов Западом, осуществляемая из страха перед исламом. Хотя конфликты внутри уммы и влияют на исламистских радикалов, ситуация внутри их родных стран оказывает на них ещё большее влияние. Поэтому, для некоторых радикалов, неспособных нанести удар по режиму своей родины, отличной альтернативой является удар по западным сторонникам этих марионеточных режимов собственной страны.

Катализаторы, мотивирующие факторы и ключевые пропагандисты в роли пособников ПД

К радикализму толкают многие факторы и катализаторы, но обстоятельства появления каждого от дельного радикала — уникальны. В 1980-1990-х, исламистская оппозиция, эмигрировавшая в Европу, состояла из образованного среднего класса, который выражал свое политическое недовольство в религиозных терминах. Они были вытеснены из своих стран политикой и отсутствием возможности организации оппозиции на родине. Сегодня, радикальный элемент в странах пребывания мусульман состоит из сложной комбинации образованных, необразованных, неимущих, относительно богатых, на первый взгляд социализированных людей, а также маргиналов. По этой причине невозможно создать какой-то единый путь к радикализации. Однако несколько общих факторов могут оказаться важными.

Важную роль играет прошлое человека. Будущие радикалы часто получают консервативное или религиозное воспитание, и происходят из религиозных семей. Члены этих семей часто говорят, что их родственники-радикалы были хорошими тихими мальчиками, которые всегда ходили в мечеть и которых волновали проблемы своих общин. С другой стороны, некоторые радикалы прошли через этап пьянства, распутства и мелких преступлений, перед тем, как стать более набожными (часто после брака и создания семьи). Религия является ключевым фактором культуры данных общин, и остается доминирующей социальной силой на всех этапах процесса.

Вовлеченность в радикальную группу могут определить и семейные узы. Зачастую, в радикальном исламистском движении участвует больше, чем один член семьи. В такие движения, как Братья Мусульмане или египетское Джамаа аль-Исламия (Jama’a al-Islamiya) входят целые семьи. У участников террористического движения часто есть родные или близкие, также вовлеченные в эту деятельность. Эта особенность есть и у новообращенных мусульман. Радикальные французы-мусульмане Дэвид и Жером Курталье (David & Jerome Courtailler) приняли ислам, как способ решить свои многочисленные жизненные проблемы. Отец Ричарда Рейда, лондонского террориста, будучи и сам новообращенным, советовал принять ислам сыну, как способ выбраться из тяжелой жизненной ситуации. Также члены семей радикалов склонны чаще сочетаться браком друг с другом, создавая, таким образом, собственные тесные общины.

Социальные связи являются ключевой частью процесса радикализации. По мнению Марка Сейджмена (Marc Sagemen), социальные сети крайне важны для радикализации. Сдвиг к более радикальному толкованию ислама часто провоцируется друзьями и знакомыми. Иммигранты особенно уязвимы к данному феномену, ввиду отсутствия других социальных связей. Многие, оказавшись в незнакомой стране, стремятся в мечети или уже существующие сообщества, где они обретают поддержку и утешение. В некоторых случаях радикалы используют эту уязвимость. В результате этого боевые ячейки в Европе могут состоять из иммигрантов — земляков на родине. К примеру, несколько мадридских террористов прибыли из одного небольшого сообщества в Танжере, в Марокко.

Устная культура, доминирующая в мусульманском мире, означает, что такие люди, как шейхи, имамы и богословы-самоучки обладают серьезным влиянием, и могут играть важную роль в радикализации молодых и ранимых людей. В арабской культуре исламисты концентрируются вокруг конкретной харизматичной фигуры или шейха. Та же тенденция наблюдается и в иммигрантских общинах. Харизматики выглядят учеными и красноречивыми, и это особенно убедительно (особенно на теологическом уровне) для плохо образованных иммигрантов. Харизматичные лидеры подкрепляют свою значимость благотворительностью внутри своей общины, или же просто одаривают тех, кто заинтересовался ими. По мнению иммигрантов, эти люди обладают хорошим знанием арабского (языка Корана), что придает им особый авторитет. Данное обстоятельство особенно важно, поскольку многие арабские общества являются малограмотными, разговаривают на своем диалекте арабского и слабо владеют литературным арабским языком. По большей части эти радикалы ведут упрощенческие рассуждения, которые эксплуатируют уже известные факторы недовольства, имеющиеся во многих частях мусульманского мира, включая религиозных и слабо религиозных людей.

По большому счету, радикальные шейхи осуществляют религиозное руководство и могут не играть прямой роли в каком-либо террористическом акте. Они предпочитают самоустраняться от проведения конкретных операций, что, в какой-то мере, освобождает их от ответственности. Однако они усердно защищают и проповедуют радикальные идеи и учения. Интернет и увеличившаяся популярность религиозных программ по спутниковому и эфирному телевидению (к примеру, Фатва аль-Хава [Fatwa al-Hawa]), предлагают интерактивные способы получения религиозных знаний и советов. Теперь исламисты могут получать религиозные идеи из множества различных источников. Однако они не всегда обладают осведомленностью или образованием, необходимым для понимания этих идей в их контексте. Это может создавать обстоятельства, способствующие радикализации.

Путешествие за рубеж в одну из ключевых мусульманских стран (т. е. Саудовскую Аравию, Йемен, Пакистан, Судан или Афганистан) может сыграть важную роль в процессе радикализации. Участники лондонских терактов ездили в Пакистан. Шейх Абдулла Файсал (Abdullah Faisal), ямайский новообращенный, осужденный в 2003 г. британским судом за подстрекание к убийству и разжигание этнической ненависти, провел 10 лет, обучаясь в Саудовской Аравии.

В некоторых случаях, пребывание в тюрьме также может сыграть роль катализатора в радикализации. Принятие строгой формы ислама (обращением из другой веры или же переходом из умеренного ислама) обладает очарованием новой жизни, и оставлением прошлой жизни и грехов позади. На более приземленном уровне, некоторые радикалы считают, что кражи и преступления против коренного населения, могут, в исламском контексте, рассматриваться как способ оправдания своего прошлого поведения. Обстановка в тюрьме сама по себе способствует распространению ислама, в числе других религий. Ситуация может стать ещё хуже, когда радикальные элементы мусульманской общины в тюрьме станут влиятельными. Это особенно верно в том случае, когда они говорят по-арабски, поскольку они могут получить больше влияния, чем тюремный имам (который, как правило, считается частью тюремного аппарата).

Выводы

Мусульманское измерение столь ошеломляюще, что возникает важный вопрос: является ли глобальное ПД обычным этапом в развитии ПД, или же это уникальный мусульманский феномен, который невоспроизводим другими обществами? КП операции против глобального щихада будут включать в себя целый ряд политических сил и стран. Их стратегия должна включать несколько направлений. В этом мультинациональном окружении, западные политики должны, прежде всего, преодолеть длительную враждебность мусульман, направленную против них самих, их внешней политики, ценностей и культуры. Эта враждебность может быть как открытой, так и скрытой, и происходит из следующих факторов:

• концепция «уммы» способствует тому, что любая коалиция (сколь угодно оправданная или легитимная), действующая против мусульманских стран и повстанцев является, в глазах мусульманского мира, агрессором;

• радикальные исламисты, как правило, считают немусульман неверными, а мусульманские общины испытывают отчужденность по отношению к западным общественным и культурным ценностям. Эти повсеместные настроения мешают всем немусульманским интервенциям, и действиям, в которые вовлечены мусульмане, или мусульманское население;

• мусульманские иммигранты могут быть жертвами попыток смены режима на своей родине. Они недовольны западной поддержкой диктаторов и авторитарных режимов, которые вытеснили их с родины;

• политизированные исламисты среди мусульманских меньшинств, недовольны тем, что они считают попытками по предотвращению шариата. Шариат же они считают способом очищения, который решит их проблемы.

По этим причинам маловероятно, что действия по изменению долговременных мусульманских верований и убеждений относительно Запада и легитимности глобального джихада, проводимые под руководством стран Запада, будут успешными. Более того, будет сложно применить контрстратегию против сплоченного и семейного процесса экстремизации, которая начинается на основе развитого предубеждения против западной культуры и её кажущегося отношения к исламу. Этот процесс может быть использован умелыми пропагандистами. На конкретных джихадистских активистов влияют близкие родственники, братья и сестры и небольшие группы земляков с родины. Отдельные активисты с легкостью воспринимают учения антизападных религиозных лидеров или шейхов, живущих заграницей, и общающихся по интернету.

Виртуальное измерение

В контексте данной работы, и среды, в которой осуществляют действие и ПД и КП силы, виртуальное измерение относится к деятельности, которая происходит в умах и душах заинтересованного населения и политических сил. В частности, данный термин относится к деяниям, которые изменяют, ослабляют или усиливают их основополагающие убеждения. В го время как силовые операции являются физическими, виртуальные действия, как правило, производят эффект, который нельзя немедленно подсчитать в материальных терминах. Силовые действия, обычно, происходят в местах, существующих в физическом смысле, виртуальным же полем боя является разум человека. Виртуальное измерение также относится к коммуникационным системам и СМИ, которые используются для общения с человеком, а также к идеям, образам и ключевым пропагандистам, которые могут изменить убеждения людей. Последствия виртуальных действий измеряются опросами, результатами выборов и изменившимися котировками рынков, а иногда — беспорядками на улицах. Также можно измерить уровень народного содействия, или поддержку миротворческого процесса или ПД.

Виртуальное измерение растет в значимости вместе с распространением коммуникаций. Отклики лондонских терактов 2005 года были существенно усилены виртуальным измерением. За несколько часов видеокадры о теракте стали достоянием всего мира. О нем узнали миллионы слушателей и зрителей. Для британского мультиэтнического общества и внешней политики в Ираке, последствия были весьма серьезными.

Транслирование информации заинтересованными в её распространении политическими силами и заинтересованными системами, можно разделить на две группы. Коммерческие СМИ относятся к управляемому элементу виртуального измерения. Их версии событий становятся визуальным, звуковым и печатным отпечатками злодеяний. Неуправляемые политические силы и социальные СМИ создают менее отредактированные версии того же события. Их материалы, снятые на мобильные телефоны, передаются на отдельные веб-сайты, с которых они попадают к управляемым СМИ, которые отслеживают информацию в Интернете. Таким образом, политическое и эмоциональное впечатление о событии достигается средствами виртуального измерения, а не физическими обстоятельствами самого нападения.

Что любопытно, до сих пор ни одна сторона не может контролировать виртуальное измерение. Поэтому виртуальное измерение — это не особое оружие, которым пользуется лишь одна сторона. Так же, как противники сражаются друг с другом в стратегическом и оперативном измерениях, соперничающие идеологии и группы конкурируют между собой в измерении виртуальном. В виду этого, виртуальное измерение является театром военных действий со всеми соответствующими признаками: ключевой местностью, важнейшими целями и тактически значимыми областями, которые могут захватить обе стороны.

Значимость виртуального измерения в контексте данной работы состоит в том, что оно является инструментом, который поддерживает и многократно увеличивает силу как ПД, так и КП сил. Как уже было отмечено, «ключевой местностью» для обеих сторон является ряд заинтересованных групп населения, находящихся в операционном пространстве. Данные группы населения, в свою очередь, являются стратегическими центрами тяжести как для ПД, так и для КП сил. Если их поддержка, симпатия или спонтанный активизм заканчивается, энергия, поддерживающая кампанию также иссякает. Однако эти группы населения рассредоточены. В то время как основная группа поддержки ООП понимала арабский и английский языки и проживала, по большей части, в одном регионе, сегодняшние группы населения разбросаны по всему миру. Они разделены расстоянием, языками, культурой, часовыми поясами и религией. Без интернета, видеокамер, мобильных телефонов, блогов, веб-сайтов и спутникового телевидения, глобально разбросанные группы населения невозможно вовлечь в конфликт, а их энергию невозможно мобилизовать. В методологических терминах, можно заявить, что Интернет и спутниковое телевидение являются тем, что перебросило ПД на другую ступень эволюции — от пропагандистской кампании ООП тридцать лет назад до глобального ПД сегодня.

Глобальные джихадисты научились использовать виртуальное измерение до того, как этому же научились КП силы. Это не было преднамеренной или запланированной стратегией, применяемой формальной организацией. Это было интуитивное развитие, которое произошло из более серьезного социального изменения — ежедневного использования Интернета. Веками, физическая разбросанность мусульманского населения снижала их коллективную энергию и заставляла мусульман концентрироваться на национальных и региональных проблемах. Интересы в национальной и региональной сферах остаются, но интернет придал исламу новое, глобальное, измерение. Мусульманское самосознание и мусульманский протест, по словам Файзала Девжи (Faisal Devji) приняли совершенно новый глобальный вид в виде гиперсовременного сообщества, которое простирается от Филиппин до Нигера, и которое держит связь ис ключительно с помощью масс-медиа. Но точку зрения Девжи нужно уточнить. Доклад ООН о развитии человеческого потенциала в арабских странах показывает, что использование Интернета в этих государствах остается ограниченным по причинам дороговизны, неграмотности населения и мониторинга коммуникаций региональными службами безопасности. Таким образом, заявление Девжи применимо только к небольшой группе мирового мусульманского населения. Значительно большей важностью для арабских мусульман обладают спутниковые телеканалы (такие, как Аль-Джазира и Аль-Арабия), которые представляют первую независимую арабскую альтернативу правительственным каналам в регионе, и, поэтому, имеют огромную зрительскую аудиторию.

Значительное количество богословов, шейхов и местных имамов, чьи фетвы и решения могут иметь значительно большее значение для простых мусульман, теперь общаются со своими последователями по интернету. Данный феномен корнями уходит во времена советской кампании в Афганистане, когда мусульмане из виртуального сообщества Девжи были мобилизованы для войны за глобальный ислам. В этом контексте Интернет помог ускорить и улучшить общение. Концепция глобального мусульманского сообщества стала возможной, поскольку оно «не привязано ни к институализированной религиозной власти в виде церкви, ни к институализированной политической власти в виде правительства. Несомненно, что продолжающаяся фрагментация, и, следовательно, демократизация власти в мире ислама может быть причиной воинственности такой глобализации».

Таким образом, глобальный ислам Девжи является бесструктурным, лишенным руководства архипелагом общин, чья энергия возбуждается нервной системой, построенной с помощью коммуникационных технологий. С приходом Интернета мусульманский мир стал архипелагом, который можно мобилизовать лозунгами или же тем, что мусульмане расценивают как ущемление своих религиозных или культурных ценностей:

«В отсутствии каких-либо серьезных религиозных или политических властей в сегодняшнем мусульманском мире, именно невидимые символы вроде Аль-Каиды или датских карикатур и позволяют добиться глобальной мобилизации мусульман. Впрочем, мобилизация проходит в разных, и, зачастую, противоположных формах».

Таким образом, по описанию Девжи, «средний мусульманин» раним и вспыльчив, поскольку в этом безгосударственном сообществе, он (или она) лишен защиты и запретов государства.

Если приведенные описания «мусульманского сообщества» и их отношение к виртуальному измерению верны, то это имеет огромное влияние на проведение стратегических КП действий. Смыслом ПД все ещё является мобилизация населения для компенсации военного превосходства КП сил. Таким образом, смыслом КП действий все ещё является поворот этого процесса вспять, и завоевание поддержки вовлеченного населения. КП кампания в первую очередь требует стратегического плана, который определит желаемый исход кампании. Данный план должен обратить внимание на важнейшие группы населения, которые являются потенциальной опорой как ПД, так и КП сил. Пока что все в порядке — из приведенного описания вырастает знакомая маоистская система. Проблемы, которые вырастают из позднейшей, исламистской, версии данного эволюционного процесса, относятся, по большей части, к КП стороне — странам коалиции. Они ведут борьбу против небольшой группы людей, которых поддерживает более крупная сеть активистов, которых, в свою очередь, эмоционально поддерживает целый архипелаг исламских общин. По мнению Девжи, обычный мусульманин и его/её глобальное общество, получившееся с помощью спутникового телевидения и интернета, является преемником национального государства. Тихой сапой, это общество получает международное самосознание, выражает мнения и совершает действия. И что более важно для данного исследования, оно также поддерживает и усиливает ту форму ПД, которая стремится ударить по интересам и культуре Запада. Проблему для коалиции представляет то, что её стратегический план должен перебороть антизападные настроения мусульманского архипелага; сплотить коалицию государств, являющихся её центром тяжести; завоевать активную поддержку сторонних мусульманских стран в операционном пространстве. По причинам, уже объясненным выше, данные цели противодействуют друг другу. Если посмотреть более широко, то концепция глобального мусульманского сообщества, удерживаемого виртуальным измерением, существует вне преобладающей парадигмы международных структур и международного взаимодействия государств.

Глобальное мусульманское сообщество, которое отстаивает свое самосознание на международной арене и противостоит стратегической американской концепции войны против терроризма (которая стремится строго к военной победе в Ираке и Афганистане, игнорируя мусульманское измерение), представляет собой потенциально враждебное сообщество, частицы которого присутствуют в каждом заинтересованном государстве или регионе. В то же время, глобальное мусульманское сообщество является политической силой, действующей интуитивно. К этой политической силе нельзя обратиться, её нельзя запугать и с ней нельзя договориться. До этого сообщества можно достучаться лишь изнутри, через те же неформальные системы, которые придают ему жизнь и держат все сообщество вместе. Немусульманским силам невозможно вторгнуться в сознание сообщества через его внутреннюю нервную систему. Изменения должны произойти изнутри, и их должны провести мусульмане. Запад нуждается в поддержке мусульманского сообщества. Смена мусульманских настроений, не забывая про другие западные интересы и цели, является стратегическим вызовом. Следующая глава опишет элементы такой стратегии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.