Оккупационный режим и его «верные псы»

Оккупационный режим и его «верные псы»

Эмигрантский белорусский писатель Константин Акула:

«…когда белорусский народ говорил о полиции, то с особенной неприязнью выговаривал «чёрная». Под этим словом простые люди подразумевали не только цвет униформы, но и всё самое, можно сказать, грязное, предательское, фальшивое, чужое и враждебное».

«Милиция» г. Могилёва, Белоруссия, март 1943 года

Сейчас идёт переписывание истории нашей великой страны. Навязывается мнение, что, мол, от оккупационной власти страдали «неправильные люди» — евреи и коммунисты, а «правильным» — настоящим русским патриотам нечего было бояться. Мол, за освобождение от «треклятого» коммунизма надо было платить налоги, но не больше, чем раньше отдавали треклятому колхозу, а происходящие всякие «неприятности», мол, случайности войны… Всё это, конечно, чушь.

Евреям, коммунистам, партизанам и их семьям от «полицаев» ничего хорошего ждать не приходилось. В акциях уничтожения этих групп «риска» деятельное участие приняла местная полиция. Народ стал примечать среднестатистический «полицай» брался выполнять любой приказ оккупантов, даже самый мерзкий, бесчеловечный, из-за страха потерять расположение. Многие «полицаи» лебезили перед немцами, пытались выслужить, получить похвалу, подражали им в жестокости и садизме.

В Белой Церкви неподалеку от Киева орудовала зондеркоманда 4-а штандартенфюрера СС Пауля Бломбеля. Рвы были заполнены евреями — мёртвыми мужчинами и женщинами, но только с 14 лет, детей не убивали. Наконец, достреляв последних взрослых, после препирательств, сотрудники зондеркоманды уничтожили всех старше 7-ми лет. Остались совсем ещё дети — около 90 детей в возрасте от нескольких месяцев до пяти, шести или семи лет. Таких маленьких детей немецкие видавшие виды палачи не могли уничтожить… И вовсе не из жалости — все просто боялись нервного срыва и последующих психических расстройств. Тогда было решено — пусть еврейских детишек уничтожат немецкие холуи — местные украинские «полицаи».

По воспоминаниям очевидца — немца из зондеркоманды: «Солдаты вермахта уже выкопали могилу. Детей везли туда на тракторе. Техническая сторона дела меня не касалась. Украинцы стояли вокруг и дрожали. Детей выгрузили с трактора. Их поставили на край могилы — когда украинцы начали в них стрелять, дети падали туда. Раненые тоже падали в могилу. Это зрелище я не забуду до конца жизни. Оно все время у меня перед глазами. Особенно запомнилась мне маленькая белокурая девочка, взявшая меня за руку. Потом ее тоже застрелили».

Часто полицаи даже превосходили немцев по жестокости… «Деревушка на Брянщине, только-только освобожденная, — вспоминал один из красноармейцев. — Погреб, на нем крыша из кукурузных стеблей, и там, в земле, живут «сводные» семьи, то есть те, кто остался жив, — чей-то ребенок, чей-то старик. Женщина из погреба показала мне рукой на мужика — он был полицаем. На глазах селян вырезал на груди ее четырнадцатилетнего сына звезду, выколол глаза, а когда стал рубить по одному пальцу, мальчик умер. Женщина говорила и — не плакала».

Украинские полицейские

Когда партизаны скрылись в лесу, а евреи и коммунисты были уничтожены, наедине с «полицаями» остался простой народ. «Полицаи» были послушными исполнителями политики «нового европейского порядка» и отношение к ним простых людей напрямую зависело от этой политики. Ход истории показал, что оккупанты и их прислужники полностью проиграли борьбу за лояльность простого народа, к которой они вначале и не стремились.

Наиболее сильно в оккупации пострадали по национальности славяне (конечно после евреев). Даже не являясь коммунистом и партизаном, русский, украинец или белорус, выполняя все оккупационные приказы, зачастую имел больше шансов выжить в партизанском отряде, чем при «новом европейском» режиме.

Про порядки в Себежском и Идрицком районах подробно написано в источнике (). Поначалу появились объявления, приказывающие всем зарегистрироваться по месту жительства. Жить без паспорта, который выдавался оккупантами, было запрещено под страхом смерти. Запрещалось под страхом смертной казни оказывать помощь красноармейцам и чужакам без документов, укрывать евреев, хранить оружие, включая охотничье, радиоприёмники, лодки без разрешения, переезжать жить в другой населённый пункт без разрешения. Перемещаться в городах можно было только с 7 до 18 часов, а в деревнях с 6 до 20 часов, пойманных расстреливали. Патрули расстреливали без предупреждения из-за боязни партизан издали крупные группы людей, идущих по дорогам. Также стреляли на поражение в людей, идущих вне дорог, по лесу, встреченных в ночное время и людей, а также людей находящихся вблизи железнодорожного полотна в зоне «отчуждения».

«Полицаи» знали о суровых законах и часто наживались на взятках, а зачастую и сами провоцировали на нарушения для последующего откупа. Население в деревнях повально занялось самогоноварением, т. к. «полицаи» зачастую брали взятки самогоном. Неудивительно, что типичный «полицай» был вечно «под градусом». Кстати, пьяным легче убивать. И делить вещи убитых. Так, после освобождения г. Ейска (курортный город Азовского побережья России) было обнаружено, что многие трупы расстрелянных «полицаями» были обнажены, значит, они брали в качестве шабашки одежду своих жертв. Так было повсеместно.

«Полицаи» г. Ровно, Украина, лето 1942 года

Кроме «расстрельных» указов, население облагалось крупными налогами для победы Великого Рейха. Налоги брались даже с количества печных труб, кошек и собак. Кроме текущих налогов, часто проводились разовые грабежи. Например, для обеспечения немцев зимней одеждой зимой 1941/1942 гг. бургомистр Россонского района Калининской области 9 января 1942 года издал указ: «Несмотря на то, что добровольная сдача уже проведена… каждое хозяйство должно сдать теплую мужскую шубу (можно и женскую), одну пару валенок, одну пару носков, одну пару перчаток… Против медлительных сдатчиков должны быть приняты беспощадные меры…». Иногда немецкие солдаты с «полицаями» сами обходили дома и забирали понравившуюся им одежду, а заодно и понравившиеся вещи. Сопротивление и медлительность жестоко наказывалось, часто смертью.

Часто жителей близлежащих деревень насильно выгоняли на работу — рыть траншеи, расчищать от снега дороги или вырубать деревья вблизи ж/д полотна, чтобы затруднить партизанские диверсии. Были также акции для сбора металлолома. Отказавшихся расстреливали.

Даже если человек выполнял все требования оккупантов, платил все налоги и не находился на территории, контролируемой партизанами, перед ним маячила ужасная перспектива быть угнанным в Рейх на тяжёлые работы. Если и эта участь его миновала, то… при отступлении немецкой армии он мог попасть под жернова т. н. «выжженной земли». Стоит ли говорить, что на некоторых территориях оккупанты и их приспешники запретили посадочные работы, т. к. знали, что летом этим урожаем будет кормиться уже Красная Армия. То, что население может умереть с голоду, никого не волновало…

Там, где Красная Армия наступала медленно, оккупанты успели в рамках «выжженной земли» уничтожить весь сельхозинвентарь, провизию, целые деревни, а также местных жителей, которых не успевали насильственно эвакуировать… Всю эту грязную работу, наряду с немцами, исполняли «полицаи», за что их и ненавидели. Характерно, что отряды местной полиции низко ценились немцами, поэтому об их эвакуации совсем не заботились. Считалось, что это «расходный материал», который не стоит беречь.

Украинская полиция. На рукавах у них повязка с национальными цветами — жёлтым и синим