VI

VI

Праздник. — Отплытие «Баунти». — На море.

СТОЯНКА «БАУНТИ» БЛИЗИЛАСЬ К КОНЦУ. Натуралист и садовник уже успели нагрузить на судно множество самых разнообразных деревьев; оставалось еще выполнить кое-какие мелочи. Офицеры и матросы были предупреждены, чтобы они скорее кончали все свои дела, так как по истечении пяти суток никто не будет отпускаться на берег иначе как по службе, потому что «Баунти» ждал только попутного ветра, чтобы отправиться в дальнее плавание.

Известие это было выслушано всеми с крайним неудовольствием: прелесть Таити очаровала всех. Особенно же неприятно были поражены Флетчер Крисчен и три гардемарина — Питер Хейвуд, Эдвард Янг и Джордж Стюарт; когда они не были при исполнении служебных обязанностей, то жили в изящных бамбуковых хижинах в атмосфере покоя, любви и сладких мечтаний и под влиянием этого мало-помалу забыли и Англию, и свои служебные обязанности.

Нет сомнения, что если бы им удалось получить отставку у Уильяма Блая, то они остались бы на острове.

В течение целых двух дней они составляли самые безумные планы, то предполагая убежать в неприступную часть острова и ждать там, когда отчалит «Баунти», то сказаться больными и под этим предлогом остаться на острове, забывая, что это было бы возможно только для одного, а не для всех. В конце концов, после зрелого обсуждения и не желая подвергаться строгому наказанию за дезертирство, они решили вернуться на бриге в Англию, но поклялись, что, прибыв туда, они законным путем освободятся от службы и вернутся обратно на Таити; как раз в это время Упу-Фара, министр молодого короля Помаре, пригласил весь экипаж «Баунти» на праздник у озера Вэхириа.

Уильям Блай, которого это обстоятельство заставляло отложить отъезд на несколько дней, сначала хотел отказаться, но потом, решив, что это будет неполитично, переменил свое первоначальное решение и отложил отъезд еще на семь дней.

Накануне самого праздника командиру «Баунти» пришла в голову несчастная мысль арестовать Крисчена на все время стоянки на Таити. Предлогом к этому послужила простая забывчивость молодого офицера, заслуживавшая самое большее выговора.

Крисчен понял, что Блай действовал подобным образом из желания вывести его из себя и заставить пойти на какое-нибудь нарушение дисциплины, а потому, несмотря на страшный гнев, сдержал себя и не сделал никакого замечания.

Вследствие определенного приказа адмиралтейства Блай в течение всего времени стоянки у берегов Таити должен был давать полную свободу как офицерам, так и матросам, но за несколько дней до отъезда он не мог устоять против искушения помешать Крисчену проститься с прекрасной Мауатуа, хорошо зная их отношения.

Крисчен с мрачным видом смотрел, как на амураму отправилась большая часть его товарищей вместе с Блаем, а он остался со вторым штурманом Джоном Фраером и восемью матросами.

Целый день его мучила мысль, что Мауатуа будет на празднике одна, и он с нетерпением ждал наступления вечера.

Пообедав, Крисчен пошел на корму и стал пристально смотреть на берег, находившийся на расстоянии ружейного выстрела. Фраер, которому Блай передал командование над судном на пять или шесть дней, которые должны были продлиться в его отсутствие, понял намерения Крисчена и, чтобы не пришлось писать рапорта на своего приятеля, сошел вниз.

Спустя несколько мгновений, несмотря на темноту, молодой офицер заметил отделившуюся от берега черную точку, которая быстро приближалась к кораблю; сердце его страшно забилось, когда он различил пирогу, вскоре приставшую к «Баунти».

— Титани! Титани!.. — это Мауатуа звала тихим голосом Крисчена его именем, переделанным на свой лад.

Офицер вздрогнул, огляделся кругом и одним прыжком очутился в пироге.

Когда маленькая лодка отделилась от борта, чтобы плыть к берегу, до Крисчена донеслись слова, сказанные шепотом:

— До рассвета вернись обратно.

Это был голос Фраера, понявшего все и дававшего своему другу разумный совет.

— Благодарю, — отвечал тихим голосом Крисчен, и пирога удалилась… Море было спокойно, и только временами доносился шум волн, разбивавшихся о рифы.

Лишь кое-где старые рыбаки, которых не привлекала амурама, ходили по рифам с факелом в одной руке и копьем в другой, убивая рыбу, которую свет привлекал на поверхность моря.

Около четырех часов утра маленькая пирога отчалила от острова, и Крисчен в сопровождении своей юной подруги возвратился на «Баунти», не обратив на себя внимания часовых. Так повторялось каждый вечер и утро, пока Блай был в отсутствии.

На следующий же день после своего возвращения Блай отдал приказ поднять якорь, и, воспользовавшись благоприятным ветром, «Баунти» беспрепятственно вышел в открытое море и, пройдя через пролив между островами Таити и Муреа, направился к югу, чтобы попасть под попутный ветер.

Амурама, данная королем в честь английского командира, была великолепна; в течение пяти дней вокруг всего озера дымились канакские печи, померанцевое вино лилось в изобилии, и каждый вечер при свете факелов, придававших всему фантастический и таинственный вид, триста молодых девушек, самых красивых на всем острове, исполняли танец упаупа.

С распущенными по плечам волосами, украшенными цветами, они соперничали в танцах с такой же толпой молодых людей, приближавшихся с противоположной стороны.

Но вот празднества окончились, и моряки с глубоким сожалением покидали этот поэтический остров, воспоминание о котором немало способствовало заговору, душой которого стал Крисчен. Можно с твердостью сказать, что, покидая Таити, все были одушевлены одинаковым желанием — как можно скорее вернуться обратно.

Однако от этих желаний до катастрофы, окончившей плавание, было еще далеко, и нет сомнения, что если бы Блай, характер которого сильно испортился, не злоупотреблял данной ему властью, то все бы окончилось благополучно.

Случайно узнав от повара, как Крисчен проводил время своего ареста, Блай пришел в страшную ярость, которая выразилась в придирках, тем более многочисленных, что официально он не мог наказать Крисчена за неповиновение.

Ничего не вышло и из попытки заставить Фраера подать рапорт на своего друга.

— Этот офицер всегда аккуратно подписывал корабельный журнал в те часы, когда он по закону обязан был доказать свое присутствие на палубе, вы знаете это так же хорошо, как и я, командир, — отвечал бравый моряк.

— Однако, сударь, повар…

— В таком случае отчего бы вам не потребовать рапорта от повара, — перебил с горечью его Крисчен, проходивший в это время мимо.

— Я отдам вас под суд, когда мы прибудем в Плимут! — вскричал Блай.

Видя, какой оборот принимает дело, Фраер поспешил скрыться, чтобы в случае чего не быть свидетелем против своего друга.

Тогда Крисчен поспешно огляделся кругом, и видя, что никого из людей поблизости нет, подошел к Блаю и сказал ему глухим голосом:

— Я отлично знаю, что вы хотите меня довести до суда, но я поклялся, что вы не истощите моего терпения, и готовлю вам другое удовольствие. Как только мы прибудем, я подам в отставку и тогда…

— Тогда, — повторил Блай.

— Тогда, — продолжал Крисчен, — я поспешу как можно скорее наказать такую дрянь, как вы.

— Негодяй! — вскричал командир «Баунти» и занес руку, чтобы ударить своего прежнего товарища.

— Ради Бога, Блай, — вскричал, дрожа, Крисчен, — не приближайтесь ко мне, а не то я вас убью.

Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, потом, как бы движимые одной и той же мыслью, быстро повернулись друг к другу спиной, что, конечно, было самым благоразумным из всего, что они могли предпринять.

— Смотри хорошенько за собой, — говорил Крисчену после вышеописанной сцены Фраер. — Мы будем в Англии не раньше чем через полгода, и я боюсь, как бы за это время с тобой не случилось какой-нибудь неприятности.

— Я не думал, чтобы можно было так бессовестно злоупотреблять властью!

— Совершенно верно, но разве ты не видишь, что он и с нами так же обращается?

— Это действительно верно; но что относительно вас можно назвать грубостью, относительно меня есть подлость… Можно подумать, что воспоминание о нашей прежней дружбе увеличивает его ненависть.

— Так не забывай моих слов, — повторил Фраер, оставляя своего друга, чтобы стать на вахту. — Малейшая неосторожность с твоей стороны может поставить твою честь и жизнь в опасность.

— Чаша переполнилась, — решительно заявил Крисчен, — пора положить этому конец.

Но слова эти были унесены ветром и не достигли слуха Фраера.