«Волки уходят в небеса»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Волки уходят в небеса»

В России все чаще провожают в последний путь «крестных отцов», последних генералов от преступного мира. Как правило, эти похороны проходят незаметно и заставляют думать о том, что в верхах российского преступного мира происходит смена влиятельных фигур. Когда-то эти люди, воры в законе, не только держали под своим неусыпным контролем «зону», но и держали власть над «братвой», выходя на волю. Теперь же им на смену пришли новые командиры, бандиты, управляющие своими «бригадами» почти по сицилийскому образцу.

Бандиты первой волны давно уже стали вполне легальными бизнесменами, в их руках находятся ключевые посты в экономике и политике. Но вот настало время схлынуть и первой волне, а за ними идут в огромном количестве «честолюбивые дублеры», провожающие своих предшественников в последний путь по всем правилам, с невероятным блеском, пышностью и помпой. Новые бандиты покупают заводами, среди них есть медиа-магнаты, их можно встретить и среди помощников депутатов, и даже в законодательной власти. Теперь, благодаря им, страна станет жить отнюдь не по законам, а «по понятиям».

Одним из первых воров в законе покинул этот бренный мир небезызвестный Кирпич, или Саша Шорин, карманник старой закалки. С него был «списан» образ карманника в исполнении Станислава Садальского в советском поистине культовом кинофильме «Место встречи изменить нельзя». Шорин был в таком восторге от великолепной работы Садальского, что актер получил от патриарха преступного мира в подарок ящик французского коньяка, так сказать, за глубину проникновения в образ героя.

Саша Шорин родился в Москве, и здесь же выбрал свою будущую «профессию». Уже в 10 лет он начал воровать со своим подельником Владимиром Савоськиным, или просто Савоськой (он тоже стал одним из уходящих воров в законе). Оба друга промышляли по трамваям, причем зачастую не от голода, а просто для удовольствия. Своему делу они не изменили до самых последних дней, собственно, как и их близкий знакомый Гиви Берадзе, больше известный под кличкой Резаный — за то, что воровал он, взрезая сумки пассажиров остро заточенной монетой.

Когда-то друзья подолгу сидели за разговорами в своем любимом кафе «Фиалка». Их всегда легко было найти; в этом кафе их и взяли сотрудники милиции. У обоих нашли героин, а Савоська еще и гранату зачем-то припас; на всякий случай, наверное… На суде им вменили не только хранение и сбыт наркотиков, но и участие в рэкете. Как объяснил Савоська, его наняла некая тверская фирма, которой задолжали в Волгограде не много, не мало — 96 миллионов долларов.

На «зоне» в общей сложности Шорин побывал 10 раз; коронован он был уже после второй «ходки». На свободе ему подчинялись измайловская, гольяновская и сокольническая преступные группировки. Под его «крышей» находились 3 столичных вокзала. Как и положено истинному мафиозному боссу, Шорин неоднократно разбирал непрерывно возникающие недоразумения между «братвой», одним словом, играл роль «третейского судьи».

Несмотря на огромные деньги, Кирпич всегда чтил воровские законы, а, значит, был обязан жить скромно. Именно так он и поступал. Вот только похороны у него оказались фантастически пышными. Думается, что нищие, облюбовавшие паперть церкви Воскресения Словущего будут рассказывать об этом дне даже своим внукам.

Не менее пышно ушел в другой мир вор в законе по кличке Малина. Его сопровождал невероятно длинный кортеж иномарок, которые медленно сопровождали катафалк по дороге, усыпанной алыми розами, а вокруг в глазах рябило от высоких стройных ребят со скрипичными футлярами в руках. Думается, что эти бойцы вовсе не намеревались играть на музыкальных инструментах. Их там вообще не было.

Еще с первых лет перестройки между старыми ворами в законе и новыми бандитами возникали конфликты. Шорин презрительно называл своих преемников «законниками», поскольку те предпочитали заниматься бизнесом, а не кормиться исключительно криминалом, как диктует закон воровского мира. Однако молодежь, прельстившаяся огромными деньгами, мало прислушивались к тем, кто еще не осознал, что превратился в прошлое. Они не стеснялись подкупать людей, состоящих на службе в органах власти. Раньше таких называли «бизнесмент», теперь же говорят: «оборотни в погонах».

В конце концов в «общак» начались такие невероятные денежные вливания, что старики волей-неволей подумали и смирились с создавшимся положением дел. Да и милицейские «крыши» оказались не такими уж плохими: они обеспечивали защиту и позволяли успешно выручать «братков», попавшихся на наркотиках или оружии. К тому же все быстрее уходило старшее поколение. На Савоську покушались несколько раз, но всегда неудачно. Он умер своей смертью. Сразу же за ним последовал скончавшийся в тюрьме от цирроза печени еще один известный вор в законе Паша Цируль. Шорин стал следующим. Он тоже умер как обычный добропорядочный гражданин — дома, а не на нарах.

Пожалуй, российское воровское сообщество относится к тем национальным особенностям, которые не имеют аналогов в прочих странах. Они обладали огромной дисциплиной и координированностью, но в то же время являлись закрытыми, стараясь избегать контактов с группировками иного рода.

В прежние годы воры в законе были обязаны никаким образом не контактировать с органами правопорядка, если только это не касалось непосредственно суда и следствия. Нельзя было ударить или оскорбить словом себе подобного: за это преступление «сходняк» приговаривал проштрафившегося вора к смерти. Если же человек не являлся членом клана, то по отношению к нему было разрешено буквально все.

В обязанности вора в законе входило следующее: присматривать за порядком на «зоне», быть совершенно аполитичным и не иметь никакого отношения ни к политике, ни к тому, что вообще происходит в стране. Настоящий вор никогда не читал газет, не выступал на следствии в качестве свидетеля, ни по какому поводу не общаться с милицией. Настоящий вор хорошо знал азартные игры, поскольку именно таким образом можно было установить власть над остальными заключенными. Ему запрещалось иметь семью и постоянное место жительства, тем более роскошное. Эта древняя традиция сохранялась с древних времен сахалинской каторги.

Воровские законы начали претерпевать модификацию после того, как началась хрущевская «оттепель». Однако большинство изменений затрагивало только вольную жизнь вора в законе, тогда как в тюрьме все оставалось по-прежнему: и помощь друг другу, и непременный воровской «общак». Как признавался один из воров в законе, что его «должность» не может считаться чином в общепринятом смысле этого слова; это своеобразное состояние души.

Что же касается изменений, произошедших в послеперестроечное время, один из типичных воров в законе говорил: «Иметь жену, машину, хорошую хазу никому в сегодняшней жизни не запретишь. Не могу осуждать тех, кто имеет все это, но и не приветствую. Главное — получать блага, не вламываясь, как пьяный жлоб, в церковь, не крысятничая и не шакаля по углам, отбирая последний кусок у сиротки. Как говорили старые воры, уркана маруха греет, воровайка. Я люблю, и любим, и свою долю в любви принимаю, как подарок Бога мне, грешному. Имею ребенка, но жены со штампом в паспорте у меня нет.

Когда мне нужна машина, меня возят. Прописка есть, но постоянно нигде не живу. Таких, как я, мало осталось. Некоторые построили себе не дома, а санатории, забыв о том, что санаторий для истинного «законника» — тюрьма. Если же говорить о теперешнем беспределе, разгуле преступности, то нынешние бандиты для меня — это телята, неразумные трехлетки. Они позволяют себе сейчас такое, за что при прежней правильной жизни «сажали на перо», ну, отправляли к архангелам. Теперь же этим трехлеткам мы стали мешать, и нас мочат со всех сторон, как будто рыбу глушат динамитом. Я так устал непрерывно ходить на похороны… Нельзя отбирать жизнь у человека, даже если тот, у кого ее отбирают, нарушает человеческие законы.

Я — вор, этого не скрываю, как и люди моего круга и «ранга», ненавижу бандитов. Этим молодым бройлерам нет разницы, кого грабить, а кого убить. Раньше вор в законе знал, чем занимаются люди его круга и мог контролировать их действия, но теперь мы действительно ничего не знаем, вот только милиции это доказать совершенно невозможно. Сейчас все мы очень легко можем, как и любой фраер, получить перо в бок или пулю в лоб».

Раньше «законным» вором мог стать только тот, кто сумел отобрать у человека кошелек, когда тот был в трезвом уме и не спал. Это считалось правильной жизнью. Теперь же все изменилось. Тот же вор едва ли не с отчаянием откровенничал: «Идею молодые бройлеры опозорили. Они даже похищением детей не брезгают; им лишь бы получить свои грязные „хрусты“. Боже, что творится с людьми! Для нас, воров, развал Союза — огромная трагедия. Как бы ни называли его империей, но люди тогда мирно жили. Во всяком случае, они знали, что за такую хулиганку с поножовщиной и стрельбой, какая идет сейчас между народами, можно было получить по шее — и сильно — от власти. Люди знали, что худой мир лучше доброй войны. Но сильное государство сейчас никому не нужно, кроме безвинных людей, которые устали от беспредела».

Следующей жертвой беспредела, заполонившего всю страну, стал 49-летний Константин Могила. Его расстреляли в Санкт-Петербурге прямо на улице, днем, два мотоциклиста. Конечно, было так много людей, желавших ему смерти, что следствие поначалу даже растерялось от количества самых разнообразных версий. Когда-то он был могильщиком, но затем с ним произошла одна из метаморфоз, типичных для нашего времени: он стал для Санкт-Петербурга «серым кардиналом» своего рода, негласным хозяином. За ним числился всего один срок — за вымогательство. Видимо, за время пребывания на «зоне» он был коронован, а выйдя на свободу, получил назначение от остальных воров в законе — «смотрящий» по Санкт-Петербургу. Костя пользовался огромным авторитетом, чему способствовали и его дружеские отношения с авторитетным вором по кличке Дед Хасан.

В 1993 года в жизни Кости наступила черная полоса. На него покушались несколько раз, но безрезультатно. Так продолжалось долгих 7 лет. Когда в 2000 году Могила захотел выяснить, кто его «заказал» в очередной раз, то выяснилось, что в деле замешаны бригадиры тамбовской группировки, которой руководил Боб Кемеровский. Могиле пришлось пренебречь воровскими законами, запрещавшими общаться с сотрудниками милиции. Он заявил о покушении, и сотрудникам правоохранительных органов удалось взять киллеров.

Тем не менее, нельзя уверенно сказать, что удачное убийство Могилы оказалось тоже делом рук «тамбовцев». Уж очень много оказалось людей, с которыми Костя тесно общался и которые вполне могли иметь на него зуб. Здесь могли быть замешанными даже его родственники или, например, те или друзья тех, кого сам Костя «заказывал», и не раз. Наверное, мечтали об убийстве Кости и некоторые его деловые партнеры. Дело в том, что бывший вор в законе в соответствии с веяниями времени переквалифицировался и стал вполне легальным бизнесменом.

Версии следовали одна за другой. Говорили о связи Могилы с бывшим губернатором Санкт-Петербурга Владимиром Яковлевым и Борисом Березовским, писали, что убитый был причастен к гибели телезвезды Владислава Листьева. Однако подобный хаос версий, возникший после убийства Константина Могилы, красноречиво говорит только об одном: в России властные структуры и криминал переплелись настолько тесно, что порой становится непонятным, кто же кого поддерживает. Конечно, Костя был расстрелян профессиональными киллерами, и дело было обставлено не хуже, чем в самом крутом боевике, но московские следователи, занимавшиеся этим делом, полагают, что на самом деле это убийство не представляет собой загадки. Убили из-за денег, из-за хлебного места в бизнесе, а «заказчики», вне всякого сомнения, находятся в Санкт-Петербурге.

В городе на Неве проходило и отпевание Кости Могилы, в Александрово-Невской лавре. Обычно такой чести удостаиваются только политические лидеры, знаменитости, известные всей стране, деятели культуры. И это, пожалуй, весьма символично для нынешнего российского времени, где смешалось все. Среди пришедших на отпевание можно было увидеть солидных респектабельных господ из властных структур, хотя вокруг гроба находилось немало венков с характерными надписями: «От братвы», «От ребят», «От пацанов». И около них стояла, опустив головы, соответствующая публика — «чисто конкретная».

В Петербурге существует два кладбища — Северное и Южное. Хотя Костя родился вблизи Южного, и там же начинал свою опасную карьеру, его хоронили на Северном, рядом с матерью. Его боевик на этом не кончился. Расстрелянный как в фильме, он и в землю был опущен так, словно кто-то режиссировал происходящее. В тишине раздалась трель мобильника, всем знакомая мелодия «Мурки»: «Сколько я зарезал, сколько перерезал»…

Так закончился земной путь героя нашего времени. Остались, правда, другие герои, например, Вячеслав Иваньков, Япончик, получающий столь трогательно-наивные письма от юных девушек: «Я постоянно думаю о Вас. В Вашей судьбе есть что-то общее с судьбой Христа… Лично я испытываю чувство гордости от того, что среди русских людей все еще встречаются истинные патриоты, каковым являетесь Вы! Вы, Вячеслав, являетесь единственным героем нашего времени». Если уж таковы герои нашего времени, то остается действительно только молча опустить голову и отойти в сторону…

Могилы русских кримиинальных «авторитетов»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.