О наших эмиграциях

О наших эмиграциях

Наша сволочь почему-то не любит эмигрировать. То ли наша сволочь тяжела на подъем, то ли одержима каким-то своим сволочным патриотизмом, но она никуда не едет. Предпочитает нищие, но родные просторы. Этим мы разительно отличаемся от черно-желтых братьев.

Эмиграция вообще для нас явление относительно новое. У нас были казачьи области, была Сибирь. Наш человек, если он действительно был способен выжить в одиночку, всегда мог убежать туда, где властей нет, и спастись. Потому что «с Дону выдачи нет».

Эмигранты приезжали жить и поживиться как раз к нам. Жаль, что сегодня мы как будто забыли о том, что те самые немцы, к которым едем поживиться мы, на протяжении веков и в заметных количествах эмигрировали к нам из своей в те времена неуютной, раздробленной и скученной Германии. У нас же десятки лет спасались и французы — сначала от своей революции, потом от Наполеона. Несмотря на очевидные трудности нашей жизни, им всем что-то у нас было нужно. Чем-то манили их наши дикие просторы. Наконец, к нам к началу двадцатого века съехалось больше половины евреев мира, хотя понятие эмиграция к евреям трудноприменимо.

У нас была одна великая эмиграция. Русское дворянство бежало из России, побежденное в Гражданской войне. Бежала не сволочь — бежал от унижения и смерти лучший выбор русских генов.

Почему наши аристократы растворились в мире, преимущественно во Франции, представляется очевидным. Им некуда было вернуться, они были умны, способны, талантливы и в братской по культуре и духу Франции нашли новую Родину. Чем сказочно обогатили Францию и французов. За каждого нашего революционного эмигранта французы когда-нибудь будут платить не просто золотом, а всем самым дорогим. Обязательно будут — и это справедливо.

Остальные волны наших эмиграций были не так значительны и важны для нашей судьбы. Часть угнанного немцами после Второй мировой войны населения прозорливо побоялась вернуться назад в родной концлагерь. Эту часть называют второй волной. Несколько миллионов наших евреев и тех, кто успешно под евреев косили, с начала семидесятых годов постепенно перекочевали из Москвы и других крупных городов в Израиль, Америку и куда получилось. В Израиль уехали самые простодушные и отважные, в Америку попали самые хитрые и рассчетливые. Это третья волна — самая свежая и совсем наша.

В России сейчас говорят — уехали пессимисты, оптимисты остались. Отчасти это так. Но существенно другое: эти несколько миллионов уехавших — наши люди, ими они и останутся, в массе своей нашими людьми будут их дети.

А вот с тремя миллионами наших немцев, которых импортировали к себе не наши немцы, ситуация иная.

Большую их часть мы потеряем, во втором-третьем поколении они станут уже нашими упитанными европейскими братьями, если, конечно, немцам удастся сохранить в Германии свой доминирующий статус.

Почему так? Потому что немцы — народ с тяжкой харизмой, и хотя черно-желтые братья подминают немцев под себя, советские немцы не удовольствуются статусом водителей автобусов. Они ассимилируются и станут немцами не нашими. Тяжелый и сильный немецкий ген в них взыграет и победит. Нам остается утешать себя только тем, что в Германию на встречу с исторической родиной за компанию приехало много наших любопытствующих. Их число можно оценивать в сотни тысяч. Эти немцами не станут, ибо сказано было: что русскому здорово, то немцу смерть. А я добавлю: что здорово немцу, то русскому тоска смертная.

Нашего человека на улицах Европы видно все больше. Отличить того, кто приехал жить или поживиться, от туриста легко. У нынешнего нашего туриста вид беззаботный и слегка возбужденный. Ему до сих пор еще приятно щекочет нервы вся эта европейская прилизанность. Переселенцы же чаще пасмурны, озабочены и как будто чем-то придавлены.

Впрочем, придавлены везде по-разному. Выбравшись из машины в итальянском городке Дезенциано на озере Гарда весной 2002 года, я сразу же услышал содержательный и осмысленный мат двух наших проституток, обсуждавших свои производственные вопросы. Наши девушки в Италии вели себя по-хозяйски. А вечерняя прогулка по набережной показала, что наших девушек даже в захолустном итальянском городке много, и они популярны.

Лет двенадцать назад я натолкнулся на двух громогласно выражающихся матом подростков в центре Мюнхена на «Мариенплатц». Они с удовольствием пользовались тем, что тогда их в центре Мюнхена, кроме меня, никто не понимал. Сегодня ситуация в корне изменилась, и матерящихся подростков одернут.

Наши переселенцы в Праге — публика в массе своей не слишком богатая, но чувствует себя вольготно и раскованно. Потому что чехи не немцы и никогда ими не станут, как бы об этом ни мечтали. Лет пять назад в центре Праги можно было наблюдать, как идут чуть ли не строем восемь-десять наших мордоворотов с бритыми черепами, в кожаных куртках с одного и того же турецкого склада, и дорогу этой банде уступают все, а особенно полиция.

Потом наши банды куда-то пропали — думаю, уселись в офисах. Но говорить по-русски в центре Праги и особенно на вокзалах до сих пор небезопасно: слабонервных российских туристов пытаются напугать оборванцы из числа нашей сволочи и, напугав, отнять деньги.

Наших переселенцев в Европе отличает сосредоточенность, вдумчивость и чуткость по отношению к европейским традициям и предрассудкам. Многие из них ориентируются в местных условиях лучше, чем европейские аборигены.