СУД И АДВОКАТУРА В ОРВП

СУД И АДВОКАТУРА В ОРВП

Китайский суд в ОРВП Китая не является типичным китайский судом, действующим на большей части его территории. Это так называемый реформированный, т. е. европеизированный суд, организованный специально для иностранцев и действующий на основании новых, только сравнительно недавно изданных уставов гражданского и уголовного судопроизводства. В то же время в общем своем построении он представляет собою как бы сколок со старого русского дореволюционного суда, действовавшего на его месте до 1920 г., с незначительными сравнительно отступлениями от его конструкции.

Это последнее обстоятельство имеет очень простое историческое объяснение. Фактический захват полосы отчуждения КВЖД царской Россией зашел так далеко, что дореволюционное российское правительство в деле осуществления экстерриториальности своих подданных на китайской территории не ограничилось одной лишь консульской юрисдикцией, а организовало в полосе отчуждения КВЖД для проживавших там российских подданных и свои нормальные суды. Вся линия КВЖД распалась вследствие этого на несколько мировых участков, каждый из которых был подсуден особому мировому судье, а в Харбине был учрежден Пограничный окружный суд, входивший в состав округа Иркутской судебной палаты, с состоявшим при нем обычного типа русским прокурорским надзором.

Все эти учреждения, пережили не только создавшее их царское правительство, но, по исторической инерции, и эпоху Керенского и даже всю колчаковщину и были ликвидированы только летом 1920 г. На их месте был учрежден затем особый „ликвидационный суд“, который должен был только формально закончить дела, находившиеся в производстве упраздненных русских судов, и потому просуществовал очень недолго. Его вскоре сменили современные китайские суды ОРВП.

Суды эти построены по двойной системе трех инстанций, из которых вторая является апелляционной, а третья — кассационной. В названиях этих инстанций сохранена даже старая русская терминология. Для дел маловажных первой инстанцией является мировое отделение окружного суда (заменившее собою прежних мировых судей), второю — окружный суд ОРВП и третьей — судебная палата ОРВП; для более серьезных и крупных дел первой инстанцией является окружный суд, второй — судебная палата и третьей — верховный суд или сенат, находящийся в Пекине.

Этим судам подсудны все дела иностранцев, проживающих в ОРВП и не пользующихся правом на экстерриториальность, в частности, и всех русских, причем китайский закон не делает в этом отношении никакой разницы между советскими гражданами и так называемыми „внеподданными“, т. е. эмигрантами. Дела китайцев по взаимным их гражданским спорам и по уголовным их обвинениям, а следовательно и дела русских эмигрантов, принявших китайское подданство, этим судам не подсудны и рассматриваются вне полосы отчуждения КВЖД так называемым Биньцзянским окружным судом, находящимся в соседнем и в сущности даже сливающемся с Харбином китайском городе Фудзядяне. Это — не реформированный китайский суд, о котором мы в этом очерке говорить не будем.

Весь действующий в ОРВП суд построен на принципе рассмотрения дел единоличным судьей, и в этом, отношении он значительно разнится от дореволюционных русских судов. Только апелляционная инстанция формально коллегиальна, но и эта ее коллегиальность, в сущности фикция, так как все так называемое следствие по делу ведется одним членом суда или палаты, являющимся докладчиком по делу. Он единолично выслушивает объяснения сторон и заключения экспертов, допрашивает свидетелей, разрешает вопросы о приобщении к делу тех или иных документов или об удовлетворении ходатайств сторон. И только тогда, когда он считает дело выясненным, собирается судебная коллегия из трех судей, и председательствующий предлагает сторонам еще раз дать по делу свои объяснения. Обычно выговорившиеся к этому моменту стороны комкают эти объяснения, ограничиваются формально необходимым, и никакой проверки следствия, произведенного членом-докладчиком, коллегия в подавляющем большинстве случаев не производит.

Китайскому суду ОРВП совершенно чуждо понятие единства процесса. Весь китайский судебный процесс разбивается на множество отдельных моментов, не связанных между собою ни хронологически, ни логически, ни часто даже единством избирающего дело судьи. Более или менее сложные дела назначаются к слушанию по пяти и даже по десяти раз, да и самые простые дела редко ограничиваются одним заседанием. Каждое последующее заседание отделяется от предыдущего промежутком времени минимально в две-три недели, а иногда и в два-три месяца. Каждый раз дело редко слушается долее получаса или часа подряд, так как между часом и двумя и после пяти часов китайские судьи обязательно отдыхают и „чифанят“, т. е. закусывают или обедают, и дела всегда начинают слушаться не в назначенный час, а с большим запозданием. При этом каждый раз слушание дела начинается как бы с самого начала: задаются сторонам прежние вопросы, еще и еще раз требуются разные объяснения и справки и т. п. Часто случается, что судья, разбирающий данное дело, во время его длительного производства уезжает в отпуск и его неожиданно заменяет в одном или двух промежуточных заседаниях его заместитель, а затем дело снова возвращается к первоначальному судье.

Когда судья считает, что дело достаточно разъяснено (а этого момента никогда заранее ни по каким признакам определить нельзя), он прекращает объяснения сторон и объявляет, что слушание дела окончено и резолюция по нему будет оглашена тогда-то. Объявление резолюции откладывается обычно на срок от трех до семи, а иногда и на большее количество дней. Таким образом, с одной стороны, у судьи нет никогда единого и цельного впечатления от прошедшего перед ним дела, производство которого разбивается на ряд разделенных большими промежутками времени моментов, а с другой, — и решение по делу никогда не выносится под непосредственным впечатлением, а пишется значительно позднее в тиши канцелярии или рабочего кабинета.

Обстановка судебного процесса в судах ОРВП естественно чрезвычайно своеобразна. Все судоговорение идет на китайском языке, которого участвующие в деле стороны в большинстве случаев не знают и не понимают. Поэтому во всех заседаниях суда обязательно присутствует так называемый „драгоман“, т. е. переводчик, через которого стороны и сносятся с судьей. Естественно, что этот драгоман занимает центральное место в судоговорении и от него зависит очень многое, тем более, что не знающие китайского языка стороны абсолютно не в состоянии проверить точности его перевода. Отсюда и очень частые в харбинской обстановке попытки подкупа суда направляются обычно прежде всего на драгомана.

Для того чтобы обезопасить себя от произвола драгомана и его отсебятины, сторонам приходится принимать ряд мер предосторожности. Так прежде всего только очень неопытный человек произносит в китайском суде длинные речи без остановок, так как каждая такая, хотя бы получасовая, речь передается драгоманом судье в нескольких словах, причем остается совершенно неизвестным, насколько правильно понял ее и сам драгоман. Поэтому более опытные люди произносят в китайском суде не более двух-трех фраз под ряд и просят о переводе их судье для того, чтобы эти фрагменты речи доходили до него в более точном и полном переводе. Кроме того в интересах той же предосторожности стороны очень часто тотчас же после заседания излагают все данные ими объяснения на бумаге, переводят их на китайский язык и подают в суд для приобщения их к делу в письменном виде.

Приходится к тому же отметить, что судебный драгоман далеко не всегда ограничивается пассивной ролью в деле. Иногда он проявляет совершенно несоответствующую его положению в процессе активность и создает большие затруднения для сторон. Нередко можно слышать довольно горячие диалоги между стороной и драгоманом, вроде следующего:

— Моя так не может говори судье!

— Почему не может?

— Не может, потому что так несправедливо.

— Вы все-таки передайте господину судье то, что я сказал, а он уж разберет — что справедливо и что несправедливо.

— Нет, моя так не может говори!

— Да ведь не вы же судья! Вы должны ему переводить все, что говорит сторона.

— Нет, моя так не может говори, потому что так несправедливо.

Заставить драгомана передать ваши слова судье, если он этого не хочет, у вас нет никакой возможности, тем более, что сам судья никогда не вмешивается в такие диалоги и не интересуется их содержанием.

Эта чрезвычайно своеобразная, еще не успевшая устояться и освободиться от естественных в начале каждого дала недочетов, обстановка суда еще более уродуется и искажается обслуживающей его адвокатурой.

Русская адвокатура в Харбине существовала до революции с тех пор, как там появились русские суды, т. е. фактически почти с самого возникновения Харбина, порожденного к жизни постройкой КВЖД. Она была образована в нормальном порядке дореволюционных законов о сословии присяжных поверенных и в существе своем ничем не отличалась от адвокатуры любого провинциального города старой России.

За годы революции и гражданской войны в Харбин сбежалось не мало старых матерых юристов, работавших ранее в самых разнообразных местах, условиях и положениях. Среди них оказались и беженцы-адвокаты, и земские начальники, и чины старого прокурорского надзора, и члены дореволюционных окружных судов, и бывшие мировые судьи, и даже просто всякого сорта подпольные ходатаи. Все они привезли с собою в Харбин ненависть к большевикам или страх перед ними и волчий аппетит, и естественно, что всем им нужно было так или иначе пристроиться, чтобы поддержать свое бренное существование. Они-то и облепили собою прежнее ядро старой харбинской адвокатуры.

Ликвидируя в ОРВП прежние российские суды и учреждая на их месте свой китайский суд, правительство китайской республики понимало конечно, что обслуживание этих судов исключительно китайской адвокатурой, когда большинство тяжущихся в них — русские, будет недостаточным и не достигающим цели. Поэтому декретом президента китайской республики (в то время он еще существовал) было установлено, что в число присяжных поверенных в ОРВП могут приниматься с разрешения министерства юстиции также и проживающие в ОРВП русские юристы, удовлетворяющие требованиям, которые были установлены дореволюционным русским законодательством для зачисления в русскую адвокатуру. Такие адвокаты должны были пользоваться всеми правами китайских адвокатов за исключением только одного: они не имеют права выступать на суде от имени китайских подданных, китайских учреждений и китайских юридических лиц.

Впрочем и в этом направлении была найдена очень простая лазейка. Действующие китайские законы допускают выступления в качестве поверенных на суде любого гражданина вне зависимости от того, имеет ли он звание присяжного поверенного или нет. Разница между теми и другими заключается только в том, что зарегистрированные присяжные поверенные выступают перед судом в особых тогах и шапочках особого образца и занимают в зале заседаний специально адвокатские места, поверенные же, не входящие в состав зарегистрированной адвокатуры, выступают в своем обыкновенном костюме и сидят в стороне на запасных скамьях, а свои объяснения обязаны давать, стоя у решетки перед столом суда, у которой обыкновенно допрашиваются свидетели и эксперты. В связи с этим на обывательском языке харбинцев практикующие в судах адвокаты разделяются попросту на тогированных и не тогированных. Русский тогированный адвокат по закону не может представлять на суде интересы китайского подданного, если он сам в китайском подданстве не состоит. Но нетогированному адвокату, в каком бы он подданстве ни состоял, это не запрещено. Поэтому декрет президента обходится в этом вопросе очень просто: тогированный адвокат, принимая к своему производству дело китайского подданного, снимает тогу и выступает в суде в качестве нетогированного адвоката. Не нужно думать, что это делается за спиной суда и последний не знает ничего о такой метаморфозе. В 1926 г. в окружном суде ОРВП слушалось дело, по которому одним из ответчиков было Харбинское общественное управление, действовавшее в то время еще по старому положению о нем, утвержденному правлением КВЖД в ноябре 1907 г., и представленное в суде своим юрисконсультом — русским внеподданным тогированным адвокатом. В этом же году китайская администрация Харбина устроила некий муниципальный переворот, распустила прежнее Общественное управление и учредила на его месте китаизированный Временный комитет, который естественно должен был уже рассматриваться как китайское учреждение. Поэтому, когда в следующее судебное заседание по делу явился тот же поверенный, уже представивший доверенность от нового комитета, судья заявил ему, что не может его допустить, так как русский присяжный поверенный не может представлять в суде интересы китайского учреждения. Поверенный Временного комитета выслушал это заявление и затем тут же, на глазах у суда, снял с себя тогу и шапочку, сложил их в портфель, пересел о адвокатского места на заднюю скамью и продолжал свое участие в деле в качестве нетогированного адвоката, что не вызвало никаких сомнений у рассматривавшего дело судьи.

Тогированные адвокаты избирают из своей среды особый комитет присяжных поверенных, который конструируется на паритетных началах из пяти китайцев и пяти русских, причем председателем этого комитета избирается китаец, а товарищем председателя — русский. Этот комитет облечен дисциплинарной властью в отношении тогированных присяжных поверенных и ведает сбором с них специальных адвокатских взносов, но дисциплинарная деятельность его поставлена очень слабо и его надзор над деятельностью адвокатов почти не дает себя чувствовать.

В последнее время в ОРВП числилось около 100 тогированных адвокатов, причем приблизительно половина этого числа падала на русских. Но конечно те 40—50 человек русских присяжных поверенных, которые уже облеклись в адвокатские тоги китайского суда, далеко не исчерпывают кадров кормящейся около этого суда белой адвокатуры. По меньшей мере столько же, если не больше еще, русских юристов или даже и совсем не юристов систематически ведут адвокатскую работу в Харбине, не будучи зарегистрированными министерством юстиции адвокатами. Регистрация стоит довольно дорого (она обходится около 400 харбинских даянов), а потому не всякому по карману; ряд юристов (хотя бы все бывшие помощники присяжных поверенных, не закончившие своего стажа) не удовлетворяет формальным требованиям дореволюционного русского закона об условиях принятия в адвокатуру; наконец состояние в числе тогированных адвокатов накладывает все-таки некоторые, хотя бы и минимальные, обязательства — необходимость уплачивать адвокатские взносы и отвечать перед дисциплинарным судом комитета, а это далеко не всем улыбается, а поэтому многие предпочитают срывать цветы адвокатских заработков, не накладывая на себя решительно никаких обязательств.

В связи с этим все самое отвратительное, на что можно было натолкнуться в адвокатской среде в прежнее время, за что тогда грозило длительное запрещение практики или исключение из адвокатуры, бледнеет перед той окончательной и совершенно беспримерной разнузданностью нравов, которою отличается современная харбинская адвокатура.

Оно и понятно. Впитавшая в себя самые разнообразные, общественно совершенно разложившиеся и бездомные элементы, не знающая никаких формальных сдержек в своей работе, никем и никогда почти не контролируемая и не призываемая к порядку, охваченная только стимулом борьбы за существование или погони за легкое наживой, эта адвокатура и не может быть иной.

В харбинском суде вы очень часто можете наблюдать, как выступающие перед ним адвокаты беззастенчиво лгут или всячески стараются ввести суд в заблуждение, пользуясь иногда даже его незнанием русского языка. При этом сплошь и рядом адвокаты противных сторон обзывают друг друга тут же в заседании суда лгунами. Бывают случаи, когда суду представляется заведомо искаженный перевод того или иного документа для того, чтобы он мог обеспечить выигрыш дела. Очень часто можно натолкнуться на попытки подкупа драгоманов и даже судей. Охота за делами ведется в самом непринужденном порядке: клиентов прямо ловят в суде и на улице, перехватывают друг у друга. О каком бы то ни было взаимном доверии и уважении в такой атмосфере конечно не может быть и речи.

Несмотря на все своя совершенства и недостатки, современный китайский суд в ОРВП все-таки гораздо больше похож на суд, чем та безобразная и издевательская пародия на судебное разбирательство, которая именуется консульскими судами.