Устойчивость гибридных режимов – где Кощеева игла о предпосылках трансформации гибридного режима в полноценную демократию

Устойчивость гибридных режимов – где Кощеева игла

о предпосылках трансформации гибридного режима в полноценную демократию

Всех интересуют прогнозы, но надо помнить, что торговля предсказаниями – низший сорт интеллектуальной деятельности. Дело науки – анализировать тенденции и делать на их основании выводы, а не раздавать билетики с точной датой, когда ишак научится читать, а эмир умрет.

В двух предыдущих статьях о природе гибридных режимов (форма авторитаризма, имитирующая демократические институты; см. «Ведомости» от 29.08.2014 и 15.08.2014) я описала их общее устройство и его самый слабый элемент – механизм принятия решений. Какая именно ошибка может стать для режимов такого типа роковой? Насколько вообще устойчивы гибриды? Почему одни демократизируются, другие перерастают в стабильные тирании, а третьи погружаются в хаос?

В самом общем виде изыскания современной политологии об устойчивости и перспективах трансформации гибридных режимов можно суммировать так:

1. Не все гибриды имеют ресурсно-ориентированную экономику, и не во всех ресурсных государствах складывается гибридный режим. Реальность «ресурсного проклятья» – отдельная дискуссионная научная тема. Но страны, благополучие которых строится на продаже полезных ископаемых, склонны становиться авторитарными или полуавторитарными. А авторитарные государства, богатые ресурсами, склонны воевать с соседями или иными способами утилизовывать внешнюю угрозу во внутриполитических целях.

2. Цель целей гибридного режима – сохранение власти. Все остальное для него вторично. Отсюда происходит его ненависть к модернизации (в отличие от тоталитарных режимов, построенных вокруг мечты о светлом будущем). Светлое будущее гибрида – это его прошлое, причем прошлое мифологизированное. Взоры его обращены к никогда не существовавшему Великолепному веку, Великой Сербии, славной эпохе Симона Боливара или ядреной смеси из Романовых, атомной бомбы и славянского солнцеворота, которую продают нам сегодня в России. Когда гибридный режим проявляет агрессию, он не объясняет ее нуждами мировой революции или защитой прав человека во всем мире. Его агрессия ретроградна – она имеет целью вернуться в прошлое, исправив там все несправедливое (отомстить за обиду, «вернуть свое»).

3. Насколько опасна внешняя агрессия для режима, чье устройство вынуждает его принимать решения во многом вслепую? Данные свидетельствуют, что для авторитарного режима военный конфликт опаснее, чем для демократического. В случае неудачи авторитарный режим через несколько лет с высокой вероятностью дестабилизируется (см. Джефф Колган. Petro-Aggression: When Oil Causes War, 2013). Однако опасность не для всех одинакова. Риск максимален для режимов, возглавляемых «революционными лидерами», пришедшими к власти не в результате ее легальной передачи, а на волне собственной харизмы. Это не случай России. К тому же нынче не только режимы гибридные, но и войны нелинейные – они состоят не столько из боестолкновений, сколько из пропаганды. Процент объективной реальности в них минимизирован, что позволяет каждой стороне конфликта побеждать в своем телевизоре.

4. Существует трехступенчатая классификация устойчивости гибридных режимов Стивена Левицки и Лукана Вэя (Competitive Authoritarianism: Hybrid Regimes After the Cold War, 2010). В упрощенном виде она выглядит так: если режим органически интегрирован с Западом посредством экономических, социальных, информационных и межправительственных связей, то он постепенно демократизируется (страны Восточной Европы и Латинской Америки). Если связи с Западом слабы (Африка и Юго-Восточная Азия), режимы с высокой внутренней организацией (развитым аппаратом насилия, солидарными элитами и госконтролем в экономике) становятся стабильными автократиями. Режимы со слабой внутренней организацией (разобщенными элитами, фиктивными партиями, деконцентрированной экономикой) зависят от ближайшего сильного соседа. Если он недемократичен, они становятся нестабильными автократиями. Если он демократичен – следуют путем демократизации.

5. В последние годы наука отошла от представления о фиктивности политических институтов при авторитаризме и занялась их глубинным изучением. Выяснилось, что в общественном организме «чистые формальности» не бывают ни чистыми, ни полностью формальными. Более того, чем большее количество демократических декораций режим имитирует, тем он устойчивее и тем легче способен трансформироваться в демократию (Дженнифер Ганди. Political Institutions under Dictatorship, 2008; Беатрис Магалони. Voting for Autocracy: Hegemonic Party Survival and its Demise in Mexico, 2006). Большой научной загадки тут нет. Чем старательнее вы притворяетесь порядочным человеком, тем больше вы на него похожи. А вашим потомкам уже безразлично, насколько искренни были ваши убеждения, если поступки в достаточной мере им соответствовали.

Итого: не стоит переоценивать значение внешних факторов в судьбе режима. Он вряд ли развалится от неудачной войны, потому что войны информационной эпохи удачны настолько, насколько подконтрольны медиа. Он может вступить в полосу нестабильности из-за ухудшения экономической конъюнктуры, но это ухудшение необязательно будет связано с падением цен на нефть (см. пример Венесуэлы). Шансы на смену гибридного режима полноценным авторитаризмом возрастают с изоляцией от Запада и сближением с авторитарным соседом типа Китая. Но в случае России есть ощущение, что переориентация на Восток имеет скорее пропагандистский, чем сущностный характер. Шансы на демократизацию режима тем выше, чем организованнее общество. Любые формы социальной организации, даже те, которые режим выстраивает в декоративных или пропагандистских целях, служат в конечном счете общественному благу. Ибо совместная деятельность граждан – и первое благо, и условие появления всех остальных.

Источник: статья опубликована в газете «Ведомости» №3674 от 15.09.2014 под заголовком: [битая ссылка] Устойчивость гибридных режимов