Обвинение по статье «за измену Родине»
Обвинение по статье «за измену Родине»
4 ноября 1991 года я принял твердое решение о возбуждении уголовного дела в отношении Горбачева за измену Родине. Скажу сразу, что я не посвящал в это никого из своих сотрудников. Я знал, какой гнев, какой карающий меч может обрушиться после этого. Поэтому и решил все сделать сам, не подставляя под удар других.
Какие правовые основания были у меня?
Я исходил из того, что при разрешении прибалтийского вопроса действительно были допущены беспрецедентные нарушения законности. Мои оппоненты, не сумев опровергнуть этого факта, пустились в огульные обвинения меня в том, что я противник независимости республик, противник их выхода из Союза.
Да нет же! Я никогда не оспаривал и не оспариваю право наций, народов на самоопределение. Только они могут решать, где и с кем им жить. Но я был и остаюсь приверженцем правового, цивилизованного решения всех вопросов, с учетом интересов всех сторон.
Давайте обратимся к правовым документам, к самому предмету обсуждения. Здесь, думаю, необходимо привести одно из постановлений Государственного Совета СССР от 6 сентября — по Литве. (Все три постановления, как капли воды, похожи друг на друга.)
Оно значится за № ГС_1/1091/:
«О признании независимости Литовской Республики:
Учитывая конкретную историческую и политическую обстановку, предшествовавшую вхождению Литовской Республики в СССР, Государственный Совет СССР постановляет:
1. Признать независимость Литовской Республики.
2. Исходя из Постановления 5 (внеочередного) Съезда народных депутатов СССР, провести переговоры с Литовской Республикой для решения всего комплекса вопросов, связанных с обеспечением прав граждан и интересов СССР и образующих его государств, касающихся экономических, политических, военных, пограничных, гуманитарных и иных вопросов.
Сформировать государственную делегацию Союза ССР для переговоров с Литовской Республикой, предоставить ей необходимые полномочия.
Учитывая особую заинтересованность РСФСР и БССР, граничащих с Литовской Республикой, включить их представителей в указанную государственную делегацию Союза ССР.
3. При решении вопросов, связанных с признанием независимости Литовской Республики, учитывать необходимость выполнения обязательств СССР перед мировым сообществом, а также соблюдения общепризнанных норм международного права, прав и свобод человека и национальных меньшинств, закрепленных в международных договорах и иных актах, участником которых является СССР.
4. Исходя из Декларации прав и свобод человека, принятой 5 (внеочередным) Съездом народных депутатов СССР, признать, что граждане СССР, выразившие пожелание остаться в Литовской Республике или переехать в СССР, подлежат правовой защите СССР и той республики, гражданство которой они примут.
5. МИД СССР заявить о поддержке обращения Литовской Республики о ее вступлении в ООН, а также высказаться в пользу ее присоединения к Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Государственный Совет СССР Москва, Кремль».
//__ * * * __//
Несколько слов о самом названии постановления «О признании независимости.»: создается впечатление, что члены Госсовета и Горбачев никогда не открывали Конституции СССР и конституций союзных республик. Так вот, в Конституции СССР, в ст. 76, прямо записано: «Союзная республика — суверенное советское социалистическое государство, которое объединилось с другими советскими республиками в Союз Советских Социалистических Республик». Само слово «суверенитет» нами позаимствовано из французского языка и означает «верховенство и независимость власти». Поэтому признавать за республикой то, что у нее и без того есть, просто нелепо. Под признание независимости попытались замаскировать выход республик из Союза. Прямо назвать это побоялись, отсюда и появились нелепицы.
Теперь о конкретной исторической и политической обстановке, предшествовавшей вхождению в СССР.
Для меня было неясно, почему в постановлениях говорят о ней; почему не сказано, было или нет на то волеизъявление людей. Тоже много тумана.
Под обстановкой подразумевают пакт «Молотова — Риббентропа» и ввод войск Красной Армии в Прибалтику накануне Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. Здесь надо глубоко, неторопливо во всем разобраться. Конечно, Америка никогда не признавала вхождение в СССР Эстонии, Литвы и Латвии. Она просто считалась с этими реалиями до поры до времени. Так поступали в Америке, того же мнения был небезызвестный Яковлев А., долгое время живший за Атлантикой — и после этого мыслящий и действующий так, как мыслят и действуют там, в США. Я об этом вспоминал, когда он на съезде народных депутатов СССР выступал по прибалтийским проблемам. К сожалению, тогда не прозвучали многие слова правды об истории тех лет.
Взять, к примеру, заключение комиссии Президиума Верховного Совета ЭССР, в котором утверждается, что включение Эстонии в Союз явилось результатом сговора между СССР и Германией. Под сговором имеется в виду все тот же пакт «Молотова — Риббентропа» от 23 августа 1939 года. Но при этом допускалась односторонняя оценка, произвольное толкование событий, происходивших в Прибалтике в 1939–1940 годах, в частности, революционного движения, выступления народных масс. Тем, кто не считает их народным противостоянием существовавшим режимам, скажу, что августовские события у Белого дома в сравнении с ними можно назвать «пьяным сборищем». Тем не менее демократы нарекли это революцией.
Но вернемся к пакту «Молотова — Риббентропа».
В статье 1_й секретного протокола, если считать, что он существовал, указано: «В случае территориального политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами». Эту формулировку нельзя толковать иначе, как признание суверенитета Литвы, а следовательно, и других Прибалтийских государств. Что касается территориально_ политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств, то имелись в виду лишь отдельные территории, а не государства в целом. По Литве такое переустройство состоялось 10 октября 1939 года и заключалось в передаче ей Виленской области, которая в свое время была захвачена Польшей.
В таком понимании пакта «Молотова — Риббентропа» строились в 1939 г. отношения СССР с Финляндией. Как известно, и здесь территориально-политическому переустройству подверглись лишь некоторые пограничные районы, а не вся территория Финляндии.
//__ * * * __//
Что касается дееспособности Государственной Думы Эстонии, провозгласившей в Эстонии советскую власть и принявшей Декларацию о вхождении ЭССР в состав Союза ССР, то здесь следовало бы учесть следующее. 21 июня 1940 года в Эстонии было сформировано новое правительство, состоявшее в основном из членов социал_ демократической партии Эстонии. Во главе этого правительства стал И. Варес.
Поскольку оно не имело в парламенте необходимой поддержки, президент республики К. Пяте принял решение провести досрочное переизбрание парламента; тогда же в печати было опубликовано специальное обращение президента Пятса к эстонскому народу, в котором говорилось: «Выборы должны состояться как можно скорее, об этом мною дано правительству республики соответствующее указание. Сроки, установленные в действующем законе о выборах, предусмотрены для исполнения в нормальных условиях, их невозможно соблюдать в нынешних особых условиях. Поэтому правительству республики надлежит сократить сроки, предусмотренные в законе. Надеюсь, что все граждане поймут эту необходимость и исполнят свой гражданский долг в сроки, установленные правительством республики».
Воспользовавшись революционной ситуацией, коммунисты, объединившись с социал_ демократами и другими прогрессивными силами в Союз трудового народа, сумели на всех избирательных участках выдвинуть своих кандидатов и добиться на выборах победы. В выборах приняло участие 81 % избирателей, за кандидатов Союза трудового народа проголосовало 92 % избирателей.
Каких-либо объективных данных о вмешательстве СССР в ход выборов не установлено.
Таким образом, нет достоверных оснований говорить о недееспособности Государственной думы Эстонии, провозгласившей в Эстонии советскую власть и принявшей декларацию о вхождении ЭССР в состав Советского Союза.
Неубедительным представляется и утверждение, будто Государственная дума Эстонии не имела от народа мандата для принятия указанной выше декларации.
Если с этим согласиться, то следует признать недействительной также декларацию, провозгласившую 19 февраля 1918 г. буржуазную Эстонию самостоятельным государством, с последующим выходом из России, ибо она была принята практически в условиях немецкой оккупации малочисленным Советом старейшин Земского Собора Эстонии, который не имел на это полномочий не только от народа, но и от Земского Собора.
Это, как говорится, экскурс в историю для бывших членов Государственного Совета СССР. Если он для них не убедителен, тогда просто надо вспомнить, что нахождение Латвии, Литвы, Эстонии в составе Союза закреплено послевоенными республиканскими конституциями и Конституцией СССР 1977 года. Мы прожили все вместе более 50 лет. У нас был единый народ, единая территория, одна граница, общая собственность, единая армия. Поэтому и выход из СССР должны осуществлять на твердой правовой основе, а не по-воровски разбегаться темной ночью. (Из этого я исходил, когда решал вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении президента).
//__ * * * __//
Теперь о главном. Мог ли Госсовет принимать такое решение? Нет, не мог, и вот почему. На конституции, конечно, многие махнули рукой, посчитали, что они давно устарели. Но ведь порядок решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР, был установлен законом совсем недавно, 3 апреля 1990 года. Оказывается, и на него уже махнули рукой. В таком случае и решения презревших законность нынешних лидеров вскоре не будут признавать, не будут исполнять. Тогда как нам жить в этом правовом беспределе?
Упомянутый ранее закон, в соответствии со ст. 72 Конституции СССР, признавая суверенное право каждой республики на свободный выход из состава СССР, установил, что он может быть осуществлен только путем свободного волеизъявления (референдума) всего народа, проживающего в республике.
Решение о выходе считается принятым, посредством референдума, если за него проголосовало не менее двух третей населения республики (ст. 6). Законом также определен порядок проведения референдума и подведения его итогов.
В случае положительных итогов голосования устанавливается переходный период, не превышающий пяти лет, в течение которого должны быть решены все вопросы, возникающие в связи с выходом республики из СССР. В переходный период на территории выходящей республики сохраняют свое действие Конституция СССР и законы СССР (ст. 9).
По окончании переходного периода или при досрочном урегулировании вопросов по выходу из СССР высший законодательный орган страны должен принять решение, подтверждающее завершение процесса урегулирования всех вопросов, затрагивающих интересы выходящей республики и интересы Союза ССР и оставшихся его субъектов. С момента принятия такого решения выход союзной республики из СССР считается состоявшимся (ст. 20).
Установленный Законом СССР порядок Госсоветом был грубо нарушен, а суверенитету, территориальной неприкосновенности, государственной безопасности и обороноспособности СССР нанесен неизмеримый ущерб.
В Латвии, Литве, Эстонии референдумы о выходе из СССР фактически не проводились. Они, как уже отмечалось, были подменены опросом населения или голосованием по поводу независимости республик. Национал-сепаратисты просто боялись проводить референдум, так как знали, что не найдут подавляющей поддержки у населения.
Еще в 1989–1990 годах Ландсбергис и его окружение, например, не имели большинства сторонников у сельского населения Литвы, да и рабочий класс далеко не весь разделял их взгляды.
Горбачев и члены Госсовета забыли, что 15 марта 1990 года внеочереднойтретий съезд народных депутатов СССР принял специальное постановление по Литве. В нем, в частности, записано:
«Верховный Совет Литовской ССР объявил 10–12 марта 1990 года о «восстановлении независимости Литовского государства», отмене действия Конституции Литовской ССР и Конституции СССР на территории республики.
Обладая конституционным правом на самоопределение, союзная республика, вместе с тем, не может, как при вхождении в федерацию, так и при выходе из нее, игнорировать возникающие при этом политические, социально-экономические, территориальные, правовые и другие проблемы.
Съезд народных депутатов рассматривает упомянутые решения Верховного Совета Литовской ССР как не имеющие законной юридической силы.
Съезд народных депутатов СССР постановляет:
1. Подтверждая право каждой союзной республики на свободный выход из СССР (статья 72 Конституции СССР), Съезд определяет, что впредь до установления Законом порядка и последствий выхода из состава Союза односторонние решения Верховного Совета Литовской ССР, противоречащие статьям 74–75 Конституции СССР, являются недействительными».
Это постановление никем не было отменено и обладало высшей юридической силой. В нем правильно подчеркивалось, что союзная республика как при вхождении в Федерацию, так и при выходе не может игнорировать возникающие политические, экономические, правовые и прочие проблемы. Почему-то об этой истине забыли 6 сентября 1991 года.
//__ * * * __//
Если Горбачев забыл исполнить волю высшей законодательной власти государства, то хотя бы вспомнил то, что писал и говорил сам о событиях, происходящих в Литве.
31 марта 1990 года он обратился к литовскому народу. Обращение начиналось словами:
«Уважаемые граждане Литовской ССР!
Я обращаюсь к вам в трудный для страны час. Решения Верховного Совета Литовской ССР от 11 марта с. г. подвели всех нас к критической отметке. Предпринимаемые нынешним литовским руководством попытки в одночасье разорвать связи республики с Советским Союзом, избранная им тактика односторонних и ультимативных действий ставят под угрозу нормальную жизнь и безопасность всего народа республики — литовцев и нелитовцев — и вызывают большую тревогу в стране.
Разве это нормально, когда поправки в Конституции, определяющие судьбу республики, ее народа, затрагивающие интересы всей страны, решаются с наскока, без консультаций и обсуждений, буквально в течение одной ночи?»
Далее Горбачев отметил: «Нынешние литовские лидеры пробуют убедить вас и в том, что их сепаратистские действия не скажутся на экономических, научно-технических и других связях с остальными республиками СССР. Но это не так. Ибо все эти связи могут развиваться нормально и приносить плоды лишь в благоприятной атмосфере доверия и взаимопомощи, а отнюдь не в обстановке конфронтации и ультиматумов, неуважительного отношения друг к другу и межнациональной розни.
Демонстративное пренебрежение к Конституции СССР, вызов советским законам, неисполнение союзных обязательств порождают справедливое возмущение во всей стране.
Президент СССР, Верховный Совет СССР, правительство СССР получают многочисленные письма и телеграммы, в которых выражаются крайняя озабоченность и недоумение в связи с тем, что происходит в Литве. Люди требуют защитить Конституцию СССР, оградить Союз от ущерба, который ему наносят действия сепаратистов. Предлагается применить эффективные меры экономического, политического, административного характера. В Белоруссии и Калининградской области ставится вопрос о возвращении территорий, переданных Литве после ее вхождения в состав СССР.
В общем, ситуация и в самой республике, и вокруг нее приобрела драматический характер. И если сейчас не прислушаться к голосу разума, события могут иметь тяжелые последствия для всех нас. Мы должны быть едины в стремлении не допустить этого».
Правильно все было сказано; если бы за этим последовали такие же правильные конкретные дела!
В феврале 1991 года Горбачев издал Указ «О решениях Верховного Совета Литовской ССР от 16 и 18 января 1991 года о проведении опроса жителей республики». Президент отметил в нем, что решения Верховного Совета Литовской ССР нельзя расценить иначе, как намерение блокировать исполнение в республике постановления Верховного Совета СССР о проведении референдума СССР по вопросу сохранения Союза ССР. Пользуясь обострившейся социально-политической обстановкой в республике, ее руководители пытаются с помощью опроса организовать поддержку своим сепаратистским устремлениям».
На основании изложенного президент Горбачев постановил: «Признать, что проводимый в соответствии с постановлением Верховного Совета Литовской ССР от 16 января 1991 года и от 18 января 1991 года опрос и попытки объявить его «плебисцитом в будущем Литовского государства» являются юридически несостоятельными».
Аналогично Горбачев среагировал на неправомерные акты, принятые в Латвии и Эстонии.
14 мая 1991 года он объявит о не имеющей юридической силы Декларации Верховного Совета Латвии, принятой 4 мая 1991 года «О восстановлении независимости Латвийской Республики».
В этот же день он признает недействительным постановление Верховного Совета Эстонской ССР «О государственном статусе Эстонии» от 30 марта 1990 года.
Свои Указы Горбачев мотивировал тем, что Верховные Советы Прибалтийских республик грубо нарушили ст. ст. 2, 70, 71, 73 и 75 Конституции СССР, а также названный ранее закон СССР от 3 апреля 1990 года.
…Пройдет чуть больше полгода, и Горбачев полностью забудет Конституцию, законы, свои же ранее принятые Указы. Почему произошло такое предательство, откуда такая непоследовательность, такое непостоянство? Скорее всего это постоянство, но другого рода, постоянство в предательстве. Горбачев и ранее не чтил Конституцию, законы. Он бы их сам давно перечеркнул полностью, просто свои действия он соизмерял с ситуацией в стране и из нее исходил.
Тогда ситуация не позволяла так откровенно и цинично попирать волю народа, волю высшего законодательного органа. После августовских событий ворота беззаконию открыли настежь.
//__ * * * __//
Я уже упоминал, что в случае высказывания на референдуме большинства (две трети) взрослого населения за выход республики из Союза устанавливается переходный период для рассмотрения всех спорных вопросов о территории, границе, таможне, обороне, проживании граждан ит. д.; этого периода не было.
Его отсутствие пагубно сказалось на судьбе части населения, оставшегося без защиты и прав. Создание комиссий для переговоров с Прибалтикой — шаг запоздалый. Эти комиссии практически уже ничего не могли решить.
Постановления о признании независимости Латвии, Литвы, Эстонии являются неправомерными актами и потому, что принимались они неполномочным органом — Госсоветом СССР.
Как известно, пятый, внеочередной съезд народных депутатов СССР в целях недопущения дальнейшего распада структур власти объявил переходный период для формирования новой системы государственных отношений и структур.
Он же определил, что высшим законодательным (представительным) органом власти на данный период является Верховный Совет СССР, состоящий из двух самостоятельных палат: Совета республик и Совета Союза.
Госсовет создавался для согласованного решения вопросов внутренней и внешней политики, затрагивающих интересы республик. Но он не являлся законодательным органом.
Согласно же Конституции СССР и Закону СССР от 3 апреля 1990 года, регулирующему порядок выхода республики из Союза, принимать решения, связанные с изменением государственного устройства, территорий, границ, мог только высший законодательный орган, а не Госсовет.
Для наступления уголовной ответственности не всегда достаточно только лишь самого факта нарушения закона. Необходимы последствия в виде причинения существенного ущерба. Они в то время были налицо: нанесен огромный ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности, государственной безопасности и обороноспособности страны. Кроме этого, было совершено откровенное предательство некоренного населения, ему причинен материальный и нравственный ущерб, за который тоже необходимо нести ответственность. В Прибалтике многих людей превратили в людей второго сорта, о которых, несмотря на свою клятву, забыл президент.
Теперь давайте обратимся к ст. 64 УК РСФСР. Она так и гласит: «Измена Родине, т. е. деяния, умышленно совершенные гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР». Как видите, совпадение полное.
Мои оппоненты утверждают, не оспаривая, правда, самих нарушений, что решение принималось коллегиальным органом, поэтому, дескать, Горбачев не может нести за них ответственности, тем более в уголовном порядке. Я хорошо понимал и понимаю, что такое коллегиальный орган. Да, конечно, неправ весь состав Госсовета.
Однако Горбачев, являясь его председателем, не переставал быть и Президентом СССР. Согласно же ст. 127—3 Конституции СССР, из всех членов Госсовета только на нем одном лежала конституционная обязанность выступать гарантом соблюдения прав и свобод советских граждан, независимо от того, где, в какой республике они проживают. На нем лежала первейшая обязанность обеспечивать суверенитет, безопасность и целостность страны. Этим я и руководствовался, из этого я и исходил.
Горбачев умышленно пошел на нарушение Конституции. Проекты постановлений готовились при непосредственном его участии. Он вынес их на рассмотрение Госсовета и участвовал в их обсуждении, да и сами решения скреплены его подписью. Так что есть конкретные действия.
Мог ли Горбачев поступить иначе? Конечно, мог и должен был это сделать. Он же не попытался даже разъяснить членам Госсовета то, что здесь допускается попрание Конституции. В конце концов он мог восстать, отказаться участвовать в этой позорной, предательской сделке. И если уж говорить о преднамеренности поступков, то последующее поведение Горбачева ее подтверждает. Ведь по его указанию вскоре будут заключены дипломатические отношения СССР с Латвией, Литвой, Эстонией. Здесь он решения принимал единолично.
Я не случайно так много внимания уделил документам, принятым по Прибалтике 6 сентября 1991 года, ибо с них, с этой даты, началось открытое, вероломное, вопреки воле народа разваливание и уничтожение Союза, ибо они явились прологом к преступному сговору в Беловежской Пуще.
//__ * * * __//
После возбуждения дела против Горбачева главными моими оппонентами стали Бакатин и Трубин. Конечно, не могли они оставить без защиты своего патрона, которому так преданно служили. Служили, не видя того, что сами стали нарушителями законности и разрушителями государственных структур.
До чего только они не доходили, выступая в средствах массовой информации! Заявляли, например, что в деле в отношении президента всего-то несколько бумажек. Как будто после его возбуждения там уже должно находиться обвинительное заключение! Еще раз скажу, что акт мною был принят правомерно, для него были все юридические основания. А дальше надо было расследовать, выяснять, прав я или не прав, есть основания для предъявления обвинения или нет. Если есть, то для какого обвинения и одному ли Горбачеву или еще кому-то.
Полемизировать с Бакатиным В., в юридической несостоятельности которого я никогда не сомневался, откровенно скажу, желания не было. Но он влез в одни оглобли с Трубиным. И вот уже оба со ссылкой на ст. 127—6 Конституции СССР заявили, что президент страны обладает правом неприкосновенности. А коли так, то Илюхин не мог возбуждать в отношении него уголовного дела. Правда, Трубин не оспаривал мои процессуальные полномочия вообще на возбуждение дел, в том числе по ст. 64 УК РСФСР. Кстати, за два десятка лет прокурорско-следственной работы у меня такой практики было немало.
Что можно сказать по поводу рассуждений этих двух правовых «гигантов»?
Для человека, несведущего в законодательстве, они даже могут показаться убедительными. Однако дело обстоит иначе. Я не оспаривал ст. 127—6 Конституции СССР и ее не нарушил. В союзном законодательстве не был предусмотрен особый порядок возбуждения дел в отношении кого-либо, Трубин Н. об этом знал. Не было запрета на этот счет и по поводу президента. Но было сделано исключение на задержания, арест, на предъявление обвинения народному депутату СССР, коим Президент СССР не являлся.
На их реализацию необходимо было получить согласие Верховного Совета страны. Но я еще раз подчеркну: согласие на задержание, арест, предъявление обвинения и т. д., кроме возбуждения дела. Так что доводы моих оппонентов, мягко говоря, были высосаны из пальца. Может быть, в Конституции СССР был пробел, надо было бы расшифровать и понятие «неприкосновенности», но я исходил из того, что записано в Законе, а не из пустопорожних умозаключений Бакатина и Трубина.
Неуместным нагромождением фраз можно назвать рассуждение Бакатина В. в печати и о приоритете международного права над национальным, о мнении ООН в пользу суверенитета государств. Все это мне хорошо было известно, ибо с международным правом приходилось сталкиваться не один год. Вадим Викторович ломился в открытую дверь, может, впервые открывая для себя то, что давно известно другим.
Нельзя оспаривать суверенного права республик на их выход из Союза. Речь шла о другом. Выход должен был основываться на строгом волеизъявлении народа и осуществляться в установленном законом порядке. Этот порядок, чего Бакатин не знал, определяется не международным правом, а правом каждого федеративного государства.
Оправдывая допущенные Горбачевым нарушения Конституции СССР, Трубин и Бакатин постоянно ссылались на переходный период в жизни нашего общества. Но такая ссылка была просто неуместна. Переходный период не есть период беззакония. И нельзя было допускать, чтобы в этот период Союз был разрушен и растаскан. История, потомки нам этого не простят.
Меня поразили правовым невежеством утверждения Бакатина о превышении мною служебных полномочий, а также его бравада: дескать, он, получив от меня дело в отношении Горбачева для расследования, сразу же возвратил его Трубину.
Что касается моих действий, то они соответствовали требованиям уголовно_ процессуального законодательства. В содеянном Горбачевым М.С. я усмотрел признаки преступления и в соответствии со ст. 108, 112 УПК РСФСР возбудил уголовное дело. Действительно, прокуратура не осуществляла надзора за деятельностью Верховных Советов, президентов, Госсовета. Мы не вправе были опротестовывать их решений. Но если президент, а он тоже и в первую очередь гражданин, совершал преступные деяния, мы обязаны были решить вопрос о его ответственности независимо от того, что он занимал столь высокий пост. Содеянное Горбачевым во время работы Госсовета 6 сентября 1991 года из сферы политической, так будем говорить, перешло в рамки уголовно-правовой сферы: нарушения законности были, были и тяжкие последствия от них.
Бакатин В. мог обжаловать мои действия вышестоящему прокурору. Он же пошел на нарушение требований ст. 212 УПК РСФСР, которая предписывает, что «обжалование полученных указаний вышестоящему прокурору не приостанавливает их исполнение». Вадим Викторович не знал закона, он допустил превышение служебных полномочий. Ему не следовало заниматься толкованием правовых актов. Это была не его область деятельности.
Но случай с ним был весьма примечателен. Он лишний раз подтверждает, насколько наплевательски относятся к Закону на высших ступенях власти. Насколько там сильно правовое развращение. А если это так, то можно ли ждать правопослушания от других граждан страны?
До тех пор, пока президенты, народные депутаты, министры, мэры и другие руководители не научатся и не будут свято исполнять законы, наш народ, наше общество так и будет катиться в пропасть от их волюнтаризма и губительной политики.
//__ * * * __//
Мое обвинение против Горбачева было не сиюминутным решением, а плодом долгих и горьких размышлений. Повторю, что личных выгод я здесь не искал. Моя карьера до этого складывалась неплохо, и я думаю, что не пойди я на этот шаг, она и в дальнейшем складывалась бы так же благополучно. Но я уже просто не мог и как гражданин, и как прокурор, осуществлявший надзор за исполнением Законов о госбезопасности, спокойно смотреть, как на всех уровнях попирается законность. Я не мог больше смотреть, как наплевательски руководство страны относилось к Конституции и праву вообще — ведь это в конечном итоге привело к разрухе в экономике, межнациональным столкновениям, к развалу Союза, хотя народ, от имени которого сегодня говорят и действуют президенты и их команды, на референдуме 17 марта 1991 года однозначно высказался за сохранение именно Союза Советских Социалистических Республик.
Но народ обманули.
И еще об одном. К сожалению, так уж у нас повелось, что о серьезных ошибках, глубоких просчетах и беззаконии наших государственных лидеров, об их ответственности за нанесенный огромный неисчислимый ущерб обществу, народу мы начинаем говорить тогда, когда эти лидеры уходят в небытие.
А надо ставить вопрос об ответственности сейчас, при их жизни, чтобы хоть как-то избежать потерь или уменьшить их.
Меня всегда поражала наша терпимость, наша безропотность и наша доверчивость. Мы без всякого сопротивления отдали на поругание кучке авантюристов нашу историю и наше отечество. Мы терпеливо смотрели, как разрушали нашу государственность. Смотрели и не возмущались. Не возмущаемся и сейчас, безропотно идя за новыми лжегероями, новыми лидерами, может быть, к последней своей черте.
Поэтому мне хотелось прокричать: «Люди, остановитесь, люди, встрепенитесь и задумайтесь над тем, кому вы вверили свою судьбу, почему вы сами не распоряжаетесь ею!»
Мне особо хотелось прокричать офицерам нашей армии: «Неужто среди вас уже нет Давыдовых и Рылеевых, Пестелей и Бестужевых, неужто нет декабристов? Почему вы позволили надругаться над собой, над страной или вам звезды на погонах дороже Отечества?»
Вот почему я не только возбудил дело в отношении Горбачева, но и сделал его достоянием широкой общественности. К сожалению, расследование не состоялось по вине Трубина. Но я глубоко убежден, пройдет не так уж много времени и еще возбудят дела против Горбачева М.С. Суд истории само собой, но кроме него должен состояться правовой суд: за кровь и слезы осетин, армян и азербайджанцев, за унижение и надругательство над некоренным населением в Молдове и Прибалтике, за утрату территорий, за развал экономики, за бедственное положение трудового народа.
Горбачев ушел со своего поста, как он заявил, в силу сложившейся ситуации по принципиальным соображениям. Его заявление — верх лицемерия и цинизма. О каких принципиальных соображениях, идейных расхождениях можно вести речь, если их просто не было. Он ушел в отставку в силу того, что оказался ненужным, изжившим самого себя на посту государственного деятеля.
Нельзя было без возмущения смотреть по телевидению, а потом читать в газетах его последнее заявление в роли президента страны. Горбачев вновь, как ставропольский секретарь, стоял на трибуне, а народ там, внизу. Он парил над народом, он, привыкший говорить, провозглашать курс, заниматься начетничеством и давать оценку другим, но не себе. Он остался прежним и в этот трагический для страны момент.
Ощущение было такое, что Горбачев недавно спустился на нашу грешную землю, поездил, походил по ней и высказал свое недовольство тем, что мы с вами «натворили». Мы, а не он.
Это действительно был верх цинизма и бесстыдства. Хоть бы прощения у народа попросил. Никакого раскаяния. Впрочем, в этом тоже суть предательства.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.