XVII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XVII

Неожиданное зрелище. — Прижат к стене. — Ингольф в плену у англичан. — Приговор. — Имя Пеггама заставляет английского адмирала побледнеть.

ИНГОЛЬФ БРОСИЛСЯ ВОН ИЗ КАЮТЫ — и обомлел, увидав ужасное зрелище.

Человек пятьсот англичан, войдя в шлюпках в фиорд, окружили бриг «Ральф» и ворвались на его палубу, прежде чем вахтенный успел это заметить и дать знать начальству.

На каждого матроса брига пришлось по пятеро англичан. Нападение было совершено так неожиданно и так искусно, что не пролилось ни капли крови. Альтенс, бледный как смерть, яростно кусал себе губы.

На палубе, освещенной как днем, рядом с английским офицером, руководившим атакой, стояли Черный герцог и его сыновья. Ингольф с первого взгляда понял все или, во всяком случае, по-своему объяснил себе происходящее. Он подумал, что ему изменили те самые люди, ради которых он только что собирался жертвовать собой, и вся кровь бросилась ему в голову… Скрестив на груди руки, он остановился в гордой позе у двери каюты и кинул презрительный взгляд на розольфцев. Случись все это вчера, он схватился бы за оружие и дорого продал бы свою жизнь, но теперь у него был в кармане патент на чин капитана первого ранга, делавший его неприкосновенным. Поэтому он мог спокойно ждать, что будет дальше.

— Вы должны сдаться! — сказал ему английский офицер, делая знак четырем матросам, чтобы они приблизились к Ингольфу и взяли его.

— Позвольте! — остановил офицера старый Харальд. — Ведь вам известно, что ваш адмирал мне обещал.

Офицер велел матросам остановиться Харальд выступил вперед и сказал Ингольфу:

— Капитан! — я буду называть вас так, пока мне не докажут, что вы на это не имеете права. — В ответ на мой ультиматум английский адмирал Коллингвуд лично явился ко мне и представил ряд документов, доказавших, во-первых, что вы не кто иной, как знаменитый пират по прозванию «капитан Вельзевул»; во-вторых — что вы вступили в разбойничье товарищество, именующее себя «Обществом морских грабителей» и поставившее себе целью разрушение и ограбление замка Розольфсе, и, наконец, в-третьих — что недостойный Гинго, министр Густава Третьего, заранее заплатил вам за мою смерть, а также и за смерть моих сыновей патентом на чин капитана первого ранга. В силу таких серьезных фактов я разрешил адмиралу временно арестовать ваш корабль, но с условием, что на вашей голове не будет тронут ни один волос, пока вы не ответите мне на мои вопросы. Я жду. Кто бы вы ни были, я вижу, что вы вполне джентльмен, и с меня довольно будет вашего слова. Если адмирал Коллингвуд сказал правду, то вы не поставите мне, надеюсь, в вину, что я предоставил свободу действия тем, кто явился на защиту моего дома, моей семьи. Если же адмирал ошибается, то, опять-таки повторяю, одного вашего слова будет для меня довольно — и англичане удалятся, отсалютовав вам на прощанье в виде извинения… Таково, капитан, условие, заключенное между мной и адмиралом. От вас зависит, какой из пунктов этого условия будет исполнен.

Старый Харальд произнес эту речь с замечательным благородством, так что Ингольф невольно почувствовал восторг.

— Я тоже, в свою очередь, поставлю один вопрос, — отвечал он, — и по получении на него ответа немедленно отвечу сам. Впрочем, нет; я ответа ожидать не буду, а только поставлю вопрос и затем стану отвечать за себя. Правда ли, что Харальд Бьёрн, герцог Норландский, вступил в заговор, имеющий целью убийство Густава Третьего, короля Швеции, и замещение его на троне Эдмундом, старшим сыном упомянутого герцога?.. Я не умею, не способен лгать. Да, я — действительно «капитан Вельзевул», но даю честное слово, что никогда не намеревался грабить и разрушать замок Розольфсе и убивать герцога Норландского и его сыновей. Даю честное слово, что я лишь вчера узнал о производстве меня в капитаны шведского флота, получив вместе с тем приказ арестовать вас троих за государственную измену, доказательство которой я, между прочим, вижу в том, что в данную минуту в Розольфском замке находится один из самых деятельных главарей заговора, нити которого протянуты между Стокгольмом и Розольфсе.

— Довольно, милостивый государь! — произнес, нахмурясь, Черный герцог. — Итак, вы с легким сердцем готовились арестовать двух молодых людей, которые за несколько часов перед тем спасли вас, кинувшись в пучину мальстрема!.. Вы забыли долг благодарности, забыли также, что герцогство Норландское — независимая страна, что мой род дал Швеции уже двух королей и что я никому не обязан отчитываться в своих действиях. В государственной измене можно обвинять лишь подданного, я же в подданстве у шведского короля не состоял и не состою.

— Прекрасно, — с живостью возразил капитан, — но шведский король, во всяком случае, имеет право защищаться от своих врагов.

— Не оспариваю у него этого права, которое и мне принадлежит в такой же мере, — заключил герцог. — Шведский король поручает свою защиту капитану Вельзевулу, а я свою — адмиралу Коллингвуду. Вы — пленник адмирала, а так как прежде всего вы пират, переменивший кожу лишь по случаю…

— Если только его патент не поддельный, — заметил английский офицер.

— Одним словом, — докончил Черный герцог жестким, повелительным тоном, — вы ответите за свои поступки перед военным судом.

Четыре матроса подошли к Ингольфу и взяли его за воротник. Пират хотел было оттолкнуть их всех и швырнуть в фиорд, но сообразил, что этот грубый поступок не принес бы ему никакой пользы, и спокойно дал себя арестовать, не проронив ни слова.

В эту минуту глаза его встретились с глазами Эдмунда и Олафа, и в их взглядах он прочел самое недвусмысленное сочувствие к себе. Проходя мимо молодых людей, он сказал им:

— Мне очень грустно, господа, терять ваше уважение. Но могу заверить вас, что все сказанное мной вашему отцу — чистая правда. За два часа перед этим я еще не знал, что арестовать мне поручено именно герцога Норландского и его сыновей, и если я принял это поручение, то лишь потому, что вы неминуемо погибли бы, если б его исполнил кто-нибудь другой; я же дал себе клятву спасти вас во что бы то ни стало. Прощайте, господа. Вы можете поверить слову человека, у которого, бесспорно, много грехов на душе, но который еще ни разу в жизни не солгал.

— Отец! — воскликнули умоляющим голосом молодые люди.

— Оставьте! — сурово остановил их Черный герцог. — Правосудие да свершится.

— Я должен вам заметить, милостивый государь, — заявил Ингольф английскому офицеру, — что вы арестуете штаб-офицера шведского королевского флота.

И он подал ему свой патент.

— Я лишь исполняю полученный приказ, — ответил офицер, отказываясь принять бумагу. — Дело это разберет военный суд.

Час спустя военный суд под председательством самого адмирала вынес приговор: Ингольфа и весь его экипаж подвергнуть смертной казни через повешение за морской разбой и за покушение на ограбление замка Розольфсе. Осужденным дали двадцать четыре часа для того, чтобы написать письма своим семействам, сделать последние распоряжения и приготовиться к смерти. Исполнение приговора было назначено на следующий день, рано утром, на восходе солнца.

Для исследования прошлой жизни матросов «Ральфа» была назначена особая комиссия. Предполагалось собрать сведения об их происхождении и возрасте и предложить герцогу помилование некоторых из них. При этом заранее было оговорено, что офицеры и матросы, поступившие на бриг «Ральф» с других кораблей, ни в коем случае помилованию не подлежат.

Стали проверять корабельный список и недосчитались двух человек бухгалтера Олдхэма и казначея Надода.

Красноглазый числился на «Ральфе» под титулом казначея, чтобы матросы не строили лишних догадок.

Несмотря на самые тщательные поиски, казначея и бухгалтера нигде не нашли и даже не могли определить, хотя бы приблизительно, момент их исчезновения.

Странное совпадение: примерно в это же время Черный герцог хватился двух своих служителей, Гуттора и Грундвига, — и точно так же никто не мог их нигде найти.

Мы впоследствии увидим, что общего было между исчезновением Олдхэма с Надодом, с одной стороны, и Гуттора с Грундвигом — с другой.

С тех пор как Ингольф превратился в вольного корсара, бросившего вызов всей Европе, он взял с боя и утопил одиннадцать английских кораблей, из которых каждый был значительно сильнее его брига. Легко поэтому понять, с какой злобой готовились англичане ему отомстить.

Очевидно, в среду «Грабителей» замешался предатель, сделавший англичанам самый обстоятельный донос о целях и намерениях экспедиции, предпринятой Ингольфом и Надодом. Адмирал Коллингвуд шел наверняка и прибыл как раз вовремя, чтобы спасти замок Розольфсе и его обитателей.

После оглашения решения суда Ингольфа отделили от прочих офицеров и матросов и заперли в одной из комнат Южной башни (четыре розольфские башни назывались по четырем странам света). Комната освещалась одним квадратным окошком, а дверь была крепкая, обитая железом, и не позволяла даже думать о побеге.

Внизу под этой комнатой находилось помещение Магнуса Бьёрна, пропавшего брата Харальда. В эти комнаты с тех пор никто ни разу не входил. Магнус, уезжая в путешествия, формально запрещал входить туда без него, а в последний свой отъезд особенно настойчиво подтвердил это запрещение. Впрочем, Черному герцогу не приходилось даже и следить за тем, чтобы это запрещение соблюдалось: доступ в эту часть замка достаточно строго охраняла существовавшая о ней таинственная легенда, способная расхолодить самое пылкое любопытство.

В этих комнатах некогда повесился один розольфский управляющий, причем никто так и не мог доискаться причины этого отчаянного поступка. После того шепотом стали рассказывать, что привидение управляющего каждую ночь является в тех апартаментах, болтаясь на веревке и возобновляя каждую ночь сцену самоубийства. При этом будто бы раздавались стоны и стук костей.

Комната, в которой заперли приговоренного Ингольфа, приходилась в самом верху башни и выходила на четырехугольную террасу, которая шла кругом всех четырех стен старого замка. Не будь этой террасы, никто из розольфской прислуги не решился бы провести Ингольфа в верхнюю комнату, потому что в таком случае им пришлось бы пройти через страшные покои.

При всем своем высоком умственном развитии, Харальд и его сыновья были все же люди своего века и хотя не верили суеверным россказням прислуги, однако все же чувствовали непобедимое отвращение к помещению, в котором Магнус, бывший в семье Бьёрнов свободным мыслителем, хранил свои многочисленные коллекции. Впрочем, Черному герцогу однажды ночью послышались в Магнусовых комнатах какие-то странные звуки и померещился какой-то зловещий свет в окнах, и это было вскоре после исчезновения Магнуса… Больше ничего и не требовалось для того, чтобы заставить прислугу обегать такое нечистое место.

Помощника капитана Альтенса и четырех других офицеров заперли как попало в трюме «Ральфа» вместе с прочими матросами. Оружие было, разумеется, отобрано у всех. Все люки — наглухо забиты и охранялись часовыми, да, впрочем, о бегстве нечего было и думать, потому что палубу брига занял многочисленный отряд англичан.

На судне Альтенс, старый морской волк, произнес следующую речь:

— Все вы подлецы и трусы, — обозвал он своих судей, — вы взяли нас в плен изменническим образом. Отдайте нам корабль и капитана и сразитесь с нами в честном бою: хоть вас и пятеро на одного, а все-таки мы потопим вас в море… Да что! Вы на это никогда не осмелитесь. Вы трепетали при одном имени капитана Вельзевула; вам понадобилось семь кораблей и две тысячи экипажа для того, чтобы погнаться за нами. Но мы еще не повешены, поэтому — берегитесь!

Произнеся эту речь, Альтенс сделался нем, как рыба, и больше от него не могли добиться ни слова.

День прошел совершенно спокойно и, к удивлению англичан, из трюма не доносилось ни малейшего шума, ни малейшего крика. Когда заключенным отнесли пищу, то нашли их сидящими в порядке, по ранжиру, при унтер-офицерах и офицерах, готовыми идти на смерть как бы по команде.

Настал уже вечер, а ни Олдхэм, ни Надод не подавали и признака жизни. Равным образом не нашлось следов Гуттора и Грундвига.

Было решено, что оба верных служителя убиты этими двумя бандитами, убежавшими под шумок с «Ральфа», и бешенству старого Харальда не было пределов. Даже у Олафа с Эдмундом пропала к пиратам всякая жалость.

— Завтра, как только свершится казнь, — сказал Черный герцог, — мы обыщем весь ског и наверняка поймаем убийц.

Это сказано было за обедом, данным в замке в честь адмирала Коллингвуда и его офицеров.

— У вас есть приметы этих бандитов? — спросил адмирал. — Если есть, то ведь их нетрудно будет отыскать.

— Одного из них мы сейчас же узнаем, — отвечал Эдмунд, — потому что он удивительно похож на клерка английского нотариуса по имени Пеггам, которого мы видели в Чичестере.

При имени Пеггама адмирал Коллингвуд смертельно побледнел, но сейчас же закашлялся, чтобы скрыть свое смущение. Поэтому никто не успел заметить, какое странное впечатление произвели на адмирала слова Эдмунда.

Что сказали бы Олаф и Эдмунд, если бы узнали, что лорд Коллингвуд стал пэром Англии и герцогом Эксмутским благодаря смерти своего старшего брата, погибшего со всей своей семьей в море во время кораблекрушения?!.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.