Звезда цирка

Лев Троцкий приезжает в Петроград одним из последних — освободившись из канадского концлагеря, он добирается до России, когда после революции прошло уже два месяца. Троцкий идет на заседание Петросовета — органа, который он возглавлял 12 лет назад, во время революции 1905 года. Тогда Троцкому было 26 лет, теперь 38 — и, по сути, ему в Петросовете места нет. Его, конечно, как ветерана, включают в исполком «с правом совещательного голоса», но повлиять на политику исполкома он не может: все роли распределены, Петросоветом руководит Церетели, Троцкий опоздал.

Чтобы как-то найти себе применение, он идет в цирк. Цирк «Модерн», находящийся неподалеку от особняка Кшесинской, любимое место петроградцев, которые никак не могут перестать митинговать. Здесь круглосуточно выступают. Именно здесь Троцкий, так долго живший за границей в отрыве от публики, ежедневно тренирует свои ораторские навыки. На митинги в цирк ходят типичные диванные политики того времени — интернета и телевидения в 1917 году еще нет, — поэтому они удовлетворяют свою жажду зрелищ, глядя на то, как ругаются третьесортные ораторы, оказавшиеся за бортом новых органов власти, но желающие высказаться. Троцкий эту публику покоряет.

Он критикует Керенского и наступление на фронте, говорит, что министры считают солдат глиной, из которой можно сделать что угодно, что Керенский бегает по фронту и паясничает, вместо того чтобы дать ответы на вопросы солдат. Сам Троцкий дает очень простые ответы: войну прекратить, отобрать землю у помещиков, добиться полной свободы. Он вскоре становится главной звездой цирка — никто из его политических противников не осмеливается переступить порог этого бастиона Троцкого. Зато когда он приходит в Петросовет, ему кричат: «Здесь вам не цирк "Модерн"!»

Первое столкновение между Троцким и Церетели происходит еще в мае. Петросовет пытается прекратить затянувшийся мятеж в Кронштадте — еще во время Февральской революции матросы посадили в тюрьму своих офицеров и до сих пор отказываются их выпускать. На переговоры в вечно бунтующий Кронштадт едет Церетели. Проведший восемь лет в тюрьмах, он в ужасе от увиденного и спрашивает у матросов, как они вообще могут держать живых людей в таких условиях. Церетели называет Кронштадт очагом бунта, позорящим революцию и готовящим ее гибель. Представители матросов защищаются — они считают положение в Кронштадте вполне законным «углублением» революции и не могут понять, чего хочет от них Церетели. Зато со всей своей страстью в защиту Кронштадта выступает Троцкий.

Популярность большевиков и их союзников (например, группы «межрайонцев», к которой принадлежит Троцкий) среди солдат и матросов растет. Их называют «пацифистами», хотя большевики выступают не за мир, а за то, чтобы «империалистическую войну» превратить в гражданскую «против буржуев». В их листовках говорится, что революция не принесла улучшений экономики, потому что правительство контролируется «банкирами» и «спекулянтами». Терпеть дальше нельзя, все должны выйти из казарм на улицу и свергнуть министров-капиталистов, передав всю власть Советам.

10 июня терпению Церетели приходит конец. Он лично выстроил хрупкую коалицию всех политических сил и теперь требует от коллег разоружить большевиков. Троцкий в ответ просто троллит Церетели: зачем уделять так много внимания такой маленькой группе, как большевики? Церетели отвечает, что большевики действительно небольшая группа, почти не представленная в Петросовете, но она — единственное слабое звено, которое борется против революции: «То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это — заговор. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять».

Поднимается буря — большинство присутствующих, включая эсеров и меньшевиков, не согласны. «Господин министр, если вы не бросаете слов на ветер, не ограничивайтесь речью, арестуйте меня и судите!» — кричит большевик Каменев. Предложение Церетели не проходит — принимается проект устного осуждения поведения большевиков. «Церетели остался среди своих в меньшинстве. А между тем он был по-своему прав», — напишет спустя много лет его главный противник в тот день Лев Троцкий.