VI. Лохотронщик в «Роллс-Ройсе»

Бывший начальник полиции Хьюстона однажды сказал обо мне: «Фрэнк Абигнейл мог выписать на туалетной бумаге чек, якобы выданный казначейством Конфедерации южных штатов[27], подписать его “Л. О. Хотрон” и обналичить в любом банке города, в качестве удостоверения личности предъявив гонконгские водительские права».

В Юрике, штат Калифорния, подтвердить справедливость этого утверждения мог бы не один банковский служащий. По правде говоря, если бы оно было оформлено в виде подписного листа, в стране нашлись бы десятки кассиров и банковских администраторов, с готовностью поставивших бы в нем свой автограф.

На самом деле в столь откровенные махинации я не пускался, но некоторые из моих выходок в отношении банковских работников заставили бы их густо покраснеть, не говоря уж о том, что дорого им обошлись.

Юрика стала отправной точкой для меня как эксперта-фальсификатора. Конечно, я был старшекурсником по фабрикации бумаг уже по прибытии, но на диплом магистра сдал чековыми мошенничествами в Калифорнии.

Юрику в качестве вехи своей переменчивой карьеры я выбрал отнюдь не намеренно. Она была попросту промежуточной остановкой по пути в Сан-Франциско, но неминуемое появление девушки заставило меня задержаться, чтобы несколько дней поиграть в семью и поразмыслить о будущем. Я был одержим стремлением покинуть страну, смутно страшась, что свора агентов ФБР, шерифов и детективов наступает мне на пятки. Ощутимых причин для подобного беспокойства не было. Я не кидал никого никчемным чеком уже почти два года, а «второй пилот Фрэнк Уильямс» столько же времени прятался в шкафу. Мне бы чувствовать себя в достаточной безопасности, да не тут-то было. Я был весь на нервах, издерган и полон сомнений, и видел копа в каждом, кто одарил меня хоть мало-мальски внимательным взглядом.

Девушка и Юрика вкупе через пару дней немного успокоили мои дурные предчувствия, девушка – своим теплом и страстью, а Юрика – своим потенциалом вознести меня от мелкого воровства до грандиозной кражи. Юрика, приткнувшаяся среди калифорнийских северных лесов с мамонтовыми деревьями у самого края Тихого океана, была восхитительным местечком, наделенным живописной красотой баскской рыбацкой деревушки. Из гавани Юрики в море и в самом деле выходит большой и красочный рыболовный флот.

Но самой занимательной чертой Юрики для меня были ее банки. В ней было больше денежных домов на душу населения, чем в любом другом из виденных мной городов. А деньги мне были нужны, нужны в большом количестве, раз я намеревался стать кидалой-экспатриантом.

У меня по-прежнему имелось несколько стопок ничего не стоящих персональных чеков, и я не сомневался, что запросто смогу раскидать по городу с дюжину, прибрав к рукам тысячу долларов, а то и больше. Но мне было ясно, что уловка с персональными чеками не так уж и хороша. Это самый простой способ мошенничества с чеками, но он оставляет горячие следы в слишком многих местах, а наказание за впаривание необеспеченного стодолларового чека такое же, как за вброс фальшивой бумаги на 5 тысяч долларов.

Я чувствовал потребность в чеке покрупнее, который приносил бы куда больше меда при том же вложении нектара. Скажем, типа зарплатного чека. Естественно, типа зарплатного чека «Пан-Ам». Может, я и был вором, но не изменником.

И я отправился за покупками. Приобрел в магазине канцтоваров книжечку чеков, оплачиваемых банком в присутствии их владельца. Подобные чеки, все еще имевшие в то время широкое хождение, идеально подходили для моих нужд, поскольку необходимые подробности должен был вписать плательщик, в том числе название банка-респондента. Потом я взял напрокат электрическую пишущую машинку IBM с несколькими шаровыми головками с разными шрифтами[28], в том числе рукописным, и несколько запасных картриджей с красящей лентой с разной плотностью печати. Разыскав магазин товаров для хобби, продававший модели авиалайнеров «Пан-Ам», я купил несколько наборов самого мелкого масштаба. Напоследок я наведался в художественный магазин, где закупил изрядную пачку самоклеящихся летрасетов.

Отоварившись подобным образом, я уединился в номере мотеля и взялся за работу. Выбрав один из чековых бланков, я нанес сверху переводную картинку надписи «Пан-Американ Уорлд Эйрвейз» из набора. Под названием я впечатал нью-йоркский адрес авиакомпании. В верхнем левом углу чека я приладил логотип «Пан-Ам», а напротив, в правом углу, впечатал слова «Депозитный чек», исходя из соображения, что депозитные чеки компании будут отличаться по виду от обычных зарплатных. Я пошел на эту предосторожность, потому что некоторые из банковских кассиров Юрики могли иметь дело с настоящими финансовыми документами «Пан-Ам».

Я был весь на нервах, издерган и полон сомнений, и видел копа в каждом, кто одарил меня хоть маломальски внимательным взглядом.

Получателем платежа на сумму 568 долларов 70 центов, казавшуюся мне достаточно разумной, я, разумеется, сделал себя – «Фрэнка Уильямса». В левом нижнем углу напечатал «Банк Чейз Манхэттен» и адрес, выбрав самую черную ленту, чтобы создалось впечатление, что они выполнены типографским способом.

Под наименованием банка в левый нижний угол чека я перенес с летрасета ряд цифр. Цифры якобы обозначали округ федерального резервного банка, к которому принадлежит «Чейз Манхэттен», идентификационный номер банка в ОФРД и номер счета «Пан-Ам». Подобные номера весьма важны для каждого, кто обналичивает чек, и десятикратно важны для мошенника с палеными чеками. Хороший кидала фактически играет в арифметические игры, и если он не знает нужных чисел, то кончит с совершенно другим номером, набитым по трафарету на груди и спине рубахи, выданной государством.

Фабрикация чека – тщательная, изнурительная работа, занимающая куда больше пары часов, а законченное изделие меня отнюдь не порадовало. Оглядев его, я решил, что ни за что не обналичил бы такой чек, будь я кассиром и предъяви мне его кто-нибудь для оплаты.

Впрочем, если поверх платья из комиссионки надета норковая шуба, его обычно принимают за высокую моду. Так что я состряпал для своего чека на рыбьем меху норковое манто: взял конверт с окошком, нашлепнул на него переводную картинку названия «Пан-Ам» с нью-йоркским адресом «Пан-Ам», сунул внутрь чистый бланк и отправил его себе же самому на адрес мотеля. Послание прибыло назавтра утром, и местная почта помимо собственного желания помогла мне провернуть махинацию. Клерк, штемпелевавший марку, так смазал печать, что разобрать, откуда письмо отправлено, было попросту невозможно. Его неуклюжесть привела меня в восторг.

Облачившись в свой мундир пилота «Пан-Ам», я сунул чек в конверт, а конверт – во внутренний карман кителя. Подъехав к ближайшему банку, я развязной походкой вошел внутрь и предстал перед окошком кассира, за которым сидела молодая женщина.

– Привет, – с улыбкой сказал я. – Меня зовут Фрэнк Уильямс, я заехал сюда отдохнуть на пару деньков, прежде чем явиться в Лос-Анджелес. Вы не будете добры обналичить мне этот чек? Полагаю, все нужные документы при мне.

Достав конверт из внутреннего кармана, я извлек чек и положил его на стойку вместе со своим липовым удостоверением «Пан-Ам» и фальшивой летной лицензией FAA. Конверт с узнаваемым логотипом «Пан-Ам» и обратным адресом я намеренно обронил на стойку.

Посмотрев на мои подложные документы, девушка бросила взгляд на чек, но, похоже, больше ее заинтересовал я сам. Очевидно, летчики гражданской авиации в форме были в Юрике в диковинку. Она подвинула чек мне для подписи и, отсчитывая деньги, мимоходом расспрашивала меня о работе и местах, где я побывал. Давая ответы, я старался подкрепить явно сложившийся у нее романтический образ пилота гражданской авиации.

Я был достаточно осмотрителен, чтобы, уходя, забрать конверт с собой. Я позаботился, чтобы она углядела обертку, и это несомненно помогло ей поверить в подлинность чека. Эта транзакция также подтвердила подозрение, которое я пестовал уже давненько, – дело не в том, насколько достоверно выглядит чек, на кассиров больше влияет то, насколько достоверным выглядит лицо, его подающее.

Вернувшись в номер мотеля, я заработался допоздна, сфабриковав еще несколько мошеннических чеков, все на сумму 500 или более долларов, и на следующий день успешно сбыл их все в разных городских и пригородных банках. Опираясь на свои познания о банковских процедурах прохождения чеков, я прикинул, что могу провести в Юрике еще два дня, фабрикуя и сбрасывая фальшивые депозитные чеки, и тогда у меня будет в запасе еще три дня, чтобы уехать, прежде чем первый вернут как подделку.

Но личностный кризис, периодически постигавший меня, вынудил меня пересмотреть график.

Я никогда не погружался в подложные личности настолько глубоко, чтобы забыть, что на самом деле я Фрэнк Абигнейл-младший. Фактически говоря, при случайных встречах, когда я не чувствовал необходимости разыгрывать из себя кого-то и личина не сулила мне никакой выгоды, я неизменно представлялся Фрэнком Абигнейлом, странствующим парнем из Бронкса.

И Юрика исключения не составляла. Вдали от мотеля, где я зарегистрировался как Фрэнк Уильямс, или девушки, не устоявшей перед чарами человека, которого она считала пилотом «Пан-Ам», и без облачения пилота я был просто Фрэнком Абигнейлом-младшим. До какой-то степени моя истинная личность служила мне убежищем от гнета и треволнений лицедейства.

В Юрике в ресторане морепродуктов я познакомился с рыбаком. Он остановился у моего столика, чтобы поведать, что эту самую рыбу, которую я ем, он поймал самолично, и подсел потрепаться со мной. Как выяснилось, он был фанатом авто, и я рассказал ему о своем старом «Форде» и о том, как я его тюнинговал.

– Эй, я сейчас как раз пытаюсь наладить «Форд»-кабриолет 1950-го, – встрепенулся он. – У тебя, случаем, нет фоток своего корыта, а?

– Есть, но дома у меня в комнате, – покачал я головой.

– Дай мне свой адрес в Нью-Йорке, и я пришлю тебе фотки моих колес, когда покончу с ними, – пообещал он. – Блин, да я, может, даже прикачу в Нью-Йорк к тебе в гости.

Было крайне маловероятно, что он напишет или приедет в Нью-Йорк повидать меня, и так же маловероятно, что я получу его письмо или приму его в гости, так что я принялся шарить по карманам в поисках листочка бумаги, чтобы записать ему свое имя и нью-йоркский адрес.

Под руку мне попался один из чековых бланков. Одолжив карандаш у официанта, я как раз писал свое имя и нью-йоркский адрес на обороте чека, когда рыбака позвали к телефону – таксофону на стене рядом с дверью. Поговорив пару минут, он помахал мне:

– Эй, слушай, Фрэнк, мне надо обратно на судно, – крикнул он. – Наведайся завтра, лады? – и выскочил из дверей, не дожидаясь ответа.

Вернув карандаш официанту, я спросил счет, попутно отметив:

– Вам нужен карандаш с грифелем помягче, – и указал на то, что написал на обороте бланка. Текст был едва-едва виден.

Вместо того чтобы порвать чек, я сунул его обратно в карман. Поступок этот оказался и дурацкой промашкой, и везением в одно и то же время. Вернувшись в номер, я положил чек на открытую книжечку бланков, переоделся и позвонил девушке. Мы провели приятный вечер в шикарном ресторане среди мамонтовых деревьев где-то в окрестностях Юрики.

Дело не в том, насколько достоверно выглядит чек, на кассиров больше влияет то, насколько достоверным выглядит лицо, его подающее.

Вечер выдался настолько приятным, что я все еще вспоминал его назавтра рано утром, когда уселся творить три липовых чека «Пан-Ам». В Юрике и окрестностях осталось лишь три банка, не обзаведшихся моими артистическими фальшивками, а мне не хотелось обделить ни один из них. Новая махинация захватила меня. Все страхи перед преследователями, топающими по моим следам, были забыты. Заодно я напрочь забыл о молодом рыбаке, встретившемся мне вчера вечером.

Закончив с первым чеком, я сунул его в уже порядком потрепанный конверт. Менее двух часов спустя я закончил остальные два и был готов к своей прощальной гастроли в Юрике, прошедшей без сучка без задоринки. Ближе к вечеру я уже снова был в своем номере, добавив почти 1500 долларов в выстеленную наличными подкладку дорожного чемодана.

В тот вечер я сказал девушке, что завтра уезжаю.

– Наверное, вылетаю из Фриско или Лос-Анджелеса, толком не знаю, откуда именно, – соврал я. – Так или иначе, буду часто возвращаться. Просто арендую легкомоторный самолет и прилечу. Для разнообразия полюбуемся на эти мамонтовые леса сверху.

Она мне поверила.

– По рукам, – и предложила сходить на верфи, отведать морепродуктов.

Вид у нее был скорее голодный, нежели расстроенный, что меня вполне устраивало. Но где-то посреди обеда, поглядев в окно, я увидел рыбацкий баркас, подходящий к пристани, и вспомнил молодого рыбака. А заодно вспомнил, как начертал свое настоящее имя вкупе с нью-йоркским адресом – во всяком случае, адресом отца – на обороте одного из чековых бланков. При мысли об этом внутри у меня все скукожилось, будто мне дали под дых. Черт возьми, что я сделал с этим чеком? С ходу я припомнить не мог, и попытки вспомнить и вести пылкую беседу со спутницей превратили этот вечер в нечто, отнюдь не заслуживающее воспоминаний.

Вернувшись в номер, я перерыл его в поисках злополучного бланка чека, но тщетно. У меня была масса чековых бланков, но все они были еще в книжечке. Мне пришлось заключить, что именно этот бланк я использовал для подложного депозитного чека «Пан-Ам» и сбыл его в одном из банков. Но я же не мог, твердил я себе, я должен был подписать каждый чек на обороте и уж наверняка заметил бы надпись. Но заметил бы или нет? Я вспомнил, насколько бледным был карандаш. Надпись едва можно было разобрать даже при ярком дневном свете. Я запросто мог проглядеть свои каракули, подписывая чек, особенно ввиду процедуры, которую наработал в Юрике. Я обнаружил, что всучить фальшивый платежный документ куда легче, если приковать внимание кассира к себе, а не к чеку. А чтобы привлечь внимание женщины, нужно проявлять внимание к ней.

Усевшись на кровать, я заставил себя мысленно воссоздать все действия, которые повлекли эту ситуацию, и вскоре уверился, что знаю ход событий. Я опустил оторванный чек на открытую книжечку бланков. На следующее утро я взял его первым, запамятовав о встрече с рыбаком, когда стряпал три подложных депозитных чека. И положил его в сфабрикованный конверт сразу же после того, как закончил, – следовательно, он был обналичен первым из трех. И теперь я вспомнил кассиршу, обналичившую его для меня. Я уделил ей много внимания. Похоже, чересчур много.

И некий банк в Юрике стал обладателем поддельного депозитного чека «Пан-Ам», подписанного мнимым вторым пилотом, но заодно несущего на обороте подпись Фрэнка Абигнейла-младшего и адрес его отца в Бронксе. Как только выяснится, что чек мошеннический, не потребуется быть Шерлоком Холмсом, чтобы сделать выводы. И завести дело.

Внезапно я почувствовал, что земля подо мной горит жарче, чем доменная печь. Я снова начал думать о том, чтобы покинуть страну, переметнуться через границу в Мексику. Или даже в более южные края. Но на сей раз рассматривал эту идею неохотно. В Юрике я замыслил новую грандиозную воровскую махинацию, окупающуюся куда лучше, чем крапленые карты при игре в покер. И, опьяненный успехом, отбросил свои страхи перед близостью преследователей, внушил себе, что я холоден, как арктическая льдина. Я намеревался отработать свое мошенничество с поддельными чеками от побережья до побережья и от границы до границы. Но сейчас я хотел отказаться от своих планов лишь потому, что так по-дурацки запалил свою маскировку.

Должен ли я бросать игру? Запалил ли я свою маскировку на данный момент? Если уж я сам не заметил каракулей на обороте чека, то может статься, их не заметит и никто другой.

Кроме того, было вполне вероятно, что чек еще не покинул банк. Я обналичил его вскоре после полудня, и может быть, до завтра его в Нью-Йорк не отправят. Если он еще в банке, не исключено, что я могу выкупить его обратно. Могу сказать, что в «Пан-Ам» выдали чек по ошибке, и мне не следовало его обналичивать, или состряпать еще какую-нибудь побасенку в том же роде. Я не сомневался, что, если чек еще на месте, я сумею выдать подходящую историю. Я заснул, все еще мысленно перебирая правдоподобные отговорки.

Назавтра утром, собрав вещи, я сунул пожитки в машину и оплатил счет в мотеле, прежде чем позвонить в банк. Попросил пригласить старшего кассира, и меня соединили с женщиной, отрывисто представившейся как «Стелла Уоринг».

– Миссис Уоринг, вчера в вашем банке пилот «Пан-Ам» обналичил чек, – сказал я. – Не можете ли вы мне сказать…

– Да, фальшивый чек, – оборвала она меня, не дав договорить, внезапно вознегодовав и не поинтересовавшись, ни кто я такой, ни зачем звоню. – Мы уведомили ФБР. Они должны прислать агента за чеком.

Я вовсе не воспринял это как вызов. Я просто действовал по наитию, подстрекаемый стремлением защитить свою истинную личность.

– Да, – заявил я. – Это ФБР. Я хотел сообщить, что наш агент подъедет минут через пятнадцать. Чек у вас или надо обратиться к кому-то еще?

– Пусть просто зайдет ко мне, сэр, чек у меня, – ответила миссис Уоринг. – Конечно, нам бы хотелось ксерокопировать чек для отчетности. Это ведь разрешается, да?

– Конечно, – заверил я ее. – Я велю мистеру Дэвису предоставить вам копию.

Я подоспел в банк через пять минут, облачившись в синий деловой костюм, но украдкой оглядел интерьер, прежде чем войти. Кассирши, обналичившей мой чек, нигде не было видно.

Будь она там, я бы не вошел. Я не знал, не устроила ли она перерыв на кофе или типа того, и боялся, что она может вернуться, пока я буду в банке, но на этот риск вынужден был пойти. Я вошел в вестибюль, и администратор направила меня к столу миссис Уоринг, стоявшему сбоку. Она оказалась элегантной, миловидной женщиной лет за тридцать, и по наряду, и по манерам сущей бизнес-леди. Когда я остановился перед ее столом, она подняла на меня глаза.

– Миссис Уоринг, я Билл Дэвис из ФБР. Полагаю, мой босс уже звонил вам? – спросил я.

– О, да, мистер Дэвис, – поморщившись, кивнула она. – Чек у меня здесь.

Предъявить документы она не попросила, не выказав ни малейших подозрений касательно моего статуса. Просто извлекла чек из ящика стола и протянула его мне. Я с профессиональным видом изучил его, что не составило мне труда, ведь я сам же его и сфабриковал. На обороте едва читабельно просматривалось мое настоящее имя и адрес отца.

– Выглядит довольно аляповато, – сухо заметил я. – Удивительно, что кто-то его принял.

Миссис Уоринг кисло усмехнулась в знак согласия.

– Да, есть у нас здесь девицы, которые… Ну, стоит им завидеть смазливого пилота или какого-нибудь другого мужчину романтической наружности, и они теряют голову. Их больше интересует сам мужчина, чем то, что он им дает, – неодобрительным тоном заметила она. – Девушка, принявшая этот чек, мисс Кастер, так расстроилась, что даже не вышла на работу этим утром.

При этой вести я немного расслабился и начал упиваться своей ролью агента спецслужб.

– Что ж, нам придется с ней поговорить, но с этим можно и обождать. У вас уже есть его копия?

– Нет, но ксерокс у нас вон там, в углу, это займет не больше минуты.

– Я сам, – изрек я, быстро направившись к аппарату, прежде чем она успела запротестовать.

Я скопировал только лицевую часть чека, чего она не заметила, когда я положил копию ей на стол.

– Давайте подпишу и поставлю дату, – сказал я, беря ручку. – Эта копия послужит вам распиской. Как вы понимаете, оригинал нам нужен в качестве вещдока. Он поступит в попечение федерального прокурора. Полагаю, на данный момент больше ничего не требуется, миссис Уоринг. Мы, несомненно, благодарны вам за сотрудничество, – с этими словами я прикарманил треклятый оригинал и удалился.

Я сделал лохотрон своей профессией, своим средством пропитания.

Позже я узнал, что ретировался из банка едва ли не за пять минут до прихода реального агента ФБР – более того, единственного агента спецслужб в Юрике. Также я узнал, что сама миссис Уоринг была более чем чуточку расстроена, когда поняла, что ее обвели вокруг пальца, но, с другой стороны, агентов ФБР самих окружает определенная романтическая аура, а женщине вовсе не обязательно быть молоденькой, чтобы подпасть под обаяние эффектной личности.

Выдавать себя за агента ФБР было не самым разумным шагом в моей криминальной карьере. Федеральные агенты, как правило, действуют весьма результативно, но становятся еще результативнее и решительнее, когда кто-то рядится под агента ФБР. Я на время предотвратил разоблачение, что лжепилот Фрэнк Уильямс на самом деле Фрэнк Абигнейл-младший, но, сам того не ведая, преподнес О’Райли свежий след, и с той поры наш сверхмарафон не прерывался до самого конца.

Однако я еще только проходил свои университеты фальсификатора, хотя и числился в отличниках, и потому склонен был идти на риски, одна мысль о которых повергла бы опытного чекового мошенника в трепет. Я был независимым лицедеем, писавшим, продюсировавшим и ставившим собственные сценарии. Я не знал ни одного профессионального преступника, не стремился перенимать опыт у экспертов и чурался мест, смахивавших на уголовную «малину».

Люди, помогавшие мне в сомнительных выходках, сплошь были честными, законопослушными, респектабельными гражданами, которых я сделал своими сообщниками не обманом, так надувательством. На самом деле моя полнейшая автономность и была величайшим из факторов успеха. Обычные уголовные источники информации для полицейских в моих розысках были совершенно бесполезны. «Сарафанное радио» дна общества попросту не располагало сведениями обо мне. И хотя моя истинная личность была установлена еще где-то на полпути моих гастролей, все ниточки, собранные полицией, вели только в прошлое. К тому времени, когда мои злодеяния признавали таковыми, проходило уже несколько дней, и блюстителям порядка ни за что не удавалось взять мой след, пока я не наносил удар снова, обычно в каком-нибудь отдаленном городе.

Как только я занялся подделкой чеков, стало понятно, что точка невозврата пройдена. Я сделал лохотрон своей профессией, своим средством пропитания, и, избрав нечестивое занятие, вознамерился отточить рабочие навыки. В последующие недели и месяцы я изучал чековые транзакции и банковские процедуры столь же усердно, как всякий инвестор изучает доступные ему рынки, и свое домашнее задание выполнял, стараясь не бросаться в глаза окружающим. Я встречался с кассиршами, прощупывая их мозги, пока оглаживал их тела. Ходил в библиотеки и штудировал банковские газеты, журналы и профессиональную литературу. Читал финансовые публикации и изыскивал случаи потолковать с банковскими работниками. Одним словом, навел на свои противоправные техники лоск реальным воском.

Выдавать себя за агента ФБР было не самым разумным шагом в моей криминальной карьере.

Конечно, как некто однажды заметил, нет праведного способа содеять кривду, но на стороне самых удачливых чековых мошенников выступают три фактора, и любой из них или хотя бы скудная комбинация всех трех могут окупиться, как три слитка в игровом автомате.

Первый – это личность, и я воспринимал наружность как часть личности. Аферисты экстра-класса, впаривают ли они паленые бумажки или втюхивают липовые договоры аренды нефтеносных участков, одеты с иголочки и источают уверенность и силу. При том они обычно обаятельны, куртуазны и с виду искренни, как политик, добивающийся выборов на второй срок, хотя порой могут обдавать холодным высокомерием финансовых воротил.

Второй – наблюдательность. Наблюдательность – навык, поддающийся развитию, но я с рождения был благословлен (или проклят) способностью ухватывать детали и частности, от внимания обычных людей ускользающие. Наблюдательность, как я продемонстрирую ниже, – единственное, что необходимо для успешного новаторского воровства. Газетчик, писавший обо мне статью, отметил: «Хороший лохотронщик читает приметы, как индеец, а на фоне Фрэнка Абигнейла лучший следопыт пауни в пограничных землях выглядел бы подслеповатым новобранцем».

Третьим фактором выступают исследования, проводящие широченную межевую черту между отпетым уголовником и суперлохотронщиком. Головорез, планирующий банковское ограбление, может вызнать рудиментарные факты о его хранилище, но в конечном счете будет полагаться на свой ствол. Единственное оружие кидалы – его мозг. Лохотронщик, решивший нагрянуть в тот же самый банк с фиктивным чеком или хитроумным чековым мошенничеством, выверяет каждую грань предстоящего налета. В зените своей славы всучителя паленых бумаг я знал о чеках ничуть не меньше, чем любой банковский кассир на свете, и уж наверняка больше, чем большинство из них. Сомневаюсь даже, что нашлось бы много крупных банкиров, располагавших такими же обширными знаниями о чеках, как я.

Вот ряд примеров того, что я знал о чеках, а большинство кассиров нет – мелочи, позволявшие мне кидать их, как желторотых птенцов. Например, все законные чеки имеют перфорированные (зубчатые) края. Если чек из личной чековой книжки, перфорация будет сверху, а если из деловой чековой книги, то с двух или трех сторон. Некоторые компетентные фирмы даже перфорируют свои чеки со всех четырех сторон. Хитроумный поддельщик чеков, конечно, воспроизведет такие финансовые документы, но только вложив никак не менее 40 тысяч долларов в перфорационный пресс, а если он так поступит, то вряд ли он так уж хитроумен. Такую штуковину в дипломате с собой не увезешь.

Разумеется, есть ничего не стоящие чеки с перфорированным краем, но сами они отнюдь не фальшивки. Фальшивка – счет. В каждом случае, когда я сбывал персональные чеки, на самом деле я выдавал необеспеченные чеки. И выходя на собственную касательную впаривания персональных чеков, сперва открывал легальный счет на вымышленное имя, чтобы получить от пятидесяти до ста персонализированных бланков. И, как я упоминал раньше, первые один или два из них обычно были вполне действительными. А после этого я пускал бумажных голубков.

Раньше я уже говорил, что хороший чековый мошенник играет в арифметические игры, и это действительно так. На всех чеках, будь они персональные или деловые, в нижнем левом углу, чуть выше края, идут ряды цифр. Возьмем персональный чек с цифрами 1130?0119?546?085 в нижнем левом углу. В эпоху моего царствования на троне кидал ни один из сотен кассиров не обращал на подобные числа внимания, и я убежден, что лишь немногие из тех, кто работал с чеками, знали, что эти ряды цифр означают. Я их для вас расшифрую.

Число 11 означает, что чек был напечатан в одиннадцатом округе федерального резервного банка. В Соединенных Штатах двенадцать, и только двенадцать округов федерального резервного банка. В одиннадцатый входит Техас, где этот чек был напечатан. Цифра 3 после 11 сообщает, что этот чек был напечатан в Хьюстоне, потому что третье окружное отделение ОФРД находится в этом городе. А 0 указывает, что по этому чеку допускается немедленное перечисление денег. В средней серии цифр 0 означает клиринговый центр (Хьюстон), а 119 – идентификационный номер банка в этом округе. 546?085 – номер счета, присвоенный владельцу банком.

Какой прок от этих знаний поддельщику чеков? Если у него мешок капусты в закромах и хороший отрыв на старте, то вот какой. Скажем, такой человек представляет зарплатный чек кассиру для погашения. С виду это вполне доброкачественный чек, выданный большой и респектабельной хьюстонской фирмой для оплаты в банке Хьюстона – во всяком случае, так утверждается на лицевой стороне этой цидульки. При этом ряды цифр в нижнем левом углу начинаются с числа 12, но кассир(ша) не замечает этого, а если замечает, то не ведает значения этих цифр.

Компьютер – дело другое. Когда чек попадет в банковский клиринговый центр, скорее всего, в тот же вечер компьютер выбросит его, потому что хотя на чеке сказано, что он подлежит оплате в Хьюстоне, цифры возражают, что он оплачивается в Сан-Франциско, а банковские компьютеры считывают только цифирь. Следовательно, чек отбраковывается в стопку бумаг, отправляющихся для инкассации в двенадцатый округ, в данном случае Сан-Франциско. В Сан-Франциско другой компьютер отбракует чек, потому что не согласуется идентификационный номер банка, и на сей раз он попадет в руки банковского клерка клирингового центра. В большинстве случаев клерк обратит внимание только на текст чека, увидит, что тот подлежит оплате в банке Хьюстона, и отошлет его обратно, списав прибытие чека в Сан-Франциско на компьютерную ошибку. Как бы то ни было, пройдет от пяти до семи дней, прежде чем лицо, обналичившее чек, узнает, что его или ее кинули, а кидала уже давным-давно накивал пятками.

Я обогатился на невежестве банковского персонала в отношении собственных числовых кодов и нехватке знаний о чеках со стороны людей, выплачивавших по ним наличные. В Сан-Франциско, где я пребывал несколько недель после поспешного бегства из Юрики, я сфабриковал несколько дюжин липовых депозитных чеков «Пан-Ам» и слил их в банки Сан-Франциско, в аэропорты и банки или отели окружающих населенных пунктов, кодируя бланки так, чтобы они отправились в столь отдаленные края, как Бостон, Филадельфия, Кливленд и Ричмонд.

Ни один из старателей во времена золотой лихорадки не обогатился в калифорнийских холмах больше, чем я. Сфабрикованный конверт по-прежнему верой и правдой служил мне при обналичивании поддельных платежных поручений, но я так попользовался им в области Залива, что он начал разваливаться по сгибам. Мне требовался новый.

«А почему бы не настоящий? – рассуждал я. – Сан-Франциско – одна из баз «Пан-Ам», а я ведь пилот «Пан-Ам», не так ли? Черт я с рогами, а не пилот, но кто в административном отделе «Пан-Ам» об этом знает?» Я отправился в аэропорт и нагло профланировал в административный комплекс «Пан-Ам».

– Скажите, где я могу раздобыть писчую бумагу и конверты? Я тут впервые, – осведомился я у первого встречного – радиста.

– В кладовой вон там за углом, – указал тот. – Берите, не церемоньтесь.

Что я и сделал, поскольку за кладовой никто не присматривал. Я сграбастал пачку конвертов, стопку писчей бумаги с шапкой «Пан-Ам», сунул их в свой дипломат, и тут мое внимание привлекла еще стопка формуляров. «АВТОРИЗАЦИЯ ЧЕКОВ» – гласила надпись жирными буквами во главе верхнего бланка. Взяв эту пачку, я изучил верхний. Формуляры представляли собой требования на возмещение понесенных расходов, уполномочивающие кассира компании выдать чек названному предъявителю, если требование подписано руководителем отделения «Пан-Ам» в Сан-Франциско. Стопку формуляров я тоже сунул в дипломат. Когда я уходил, никто со мной даже не заговорил. По-моему, никто из встретившихся мне не обратил на меня ни малейшего внимания.

Формуляр авторизации чека оказался чудесным помощником. Я оборачивал его вокруг очередного ублюдочного детища своих трудов, прежде чем сунуть чек в подлинный конверт «Пан-Ам». И всегда старался, чтобы бланк авторизации, заполненный по правилам, хоть и не по закону, и конверт прямо-таки бросались в глаза, когда я обналичивал одно из своих чековых творений.

Однажды, вернувшись с фуражной вылазки по денежным домам Беркли, я вдруг обнаружил, что ни в моем чемодане, ни в дорожной сумке для одежды уже нет места. Они были битком набиты купюрами, наваленными россыпью. Я крал быстрее, чем успевал тратить. Взяв 25 тысяч долларов, я отправился в банк в Сан-Хосе, снял депозитную ячейку на имя Джона Калкени, уплатив за три года авансом, и спрятал наличные в ней. Назавтра я отправился в банк в Окленде и повторил ту же процедуру, воспользовавшись именем Питер Морелли.

На самом деле я Фрэнк Абигнейл, несовершеннолетний жулик с липовым фасадом и грязным прошлым.

Потом вернулся в Сан-Франциско и влюбился.

Ее звали Розали, и она была стюардессой авиакомпании «Американ». Она жила в старом доме с пятью подружками, тоже сплошь стюрами «Американ», и я познакомился с ней, встретив их всех шестерых в одном из автобусов, возвращавшихся из аэропорта. Они занимались в аэропорту честным делом, я же проворачивал мелкое мошенничество. Наше первое свидание состоялось в тот же вечер.

Розали была одной из очаровательнейших женщин, встретившихся на моем пути, и я считаю так и по сей день. Своими платиновыми волосами она напоминала Снежную королеву, да и характер, как я быстро узнал, тоже был сродни. В двадцать четыре она по-прежнему была девственницей, и на втором же свидании уведомила меня, что намерена блюсти целомудрие до самого дня свадьбы. Я сказал ей, что в восторге от ее позиции, и не соврал, что не мешало мне пытаться раздеть ее всякий раз, когда мы оставались наедине.

Лучшей спутницы, чем Розали, пожелать было трудно. У нас были общие интересы к музыке, хорошим книгам, океану, катанию на лыжах, театру, путешествиям и десяткам других удовольствий и затей. Розали была истово религиозной, принадлежа, как и я, к католическому вероисповеданию, но отнюдь не настаивала, чтобы я посещал мессу вместе с ней.

– Почему ты не проповедуешь мне о моих грехах? – как-то раз, подвозя ее от церкви, в шутку полюбопытствовал я.

– Я и не знала, что они у тебя есть, Фрэнк, – рассмеялась она. – Уж за тобой-то я не знаю никаких дурных привычек. Ты нравишься мне таким, как есть.

И с каждой встречей я чувствовал, что становлюсь с Розали все ближе. У нее было так много хороших качеств. Она казалась олицетворением доброй женщины, какую мечтает взять в жены каждый молодой холостяк, – верной, аккуратной, интеллигентной, уравновешенной, неконфликтной, заботливой, очаровательной, да вдобавок не курила и не пила. Она была этаким яблочным пирогом, американским флагом, мамой, сестренкой и живительным родником в одном пакете, обернутом в перевязь герл-скаута.

– Розали, я тебя люблю, – поведал я однажды вечером.

– Я тоже тебя люблю, Фрэнк, – кивнув, тихонько обронила она. – Почему бы нам не погостить у моих родителей, чтобы рассказать им о нас?

Ее родители жили в Дауни к югу от Лос-Анджелеса. Ехать было долго, и по пути мы остановились и сняли хижину у Писмо-Бич. Мы провели там чудесный вечер, а когда снова тронулись в путь назавтра утром, Розали была уже не девственницей. Я чувствовал по этому поводу искреннее раскаяние, понимая, что мне следовало бы побольше печься о ее добродетели, ведь я прекрасно знал, как Розали ее ценила. Я то и дело извинялся, пока мы ехали вдоль побережья на ее автомобиле, – ей хотелось поехать именно на нем.

– Хватит извиняться, Фрэнк, – прильнув ко мне, улыбнулась Розали. – Я сама этого хотела. И вообще, мы просто приплюсуем это к нашей свадебной ночи.

Ее родители оказались чудесными людьми. Они тепло встретили меня, а когда Розали поведала им, что мы поженимся, горячо поздравили нас. Два дня разговоры вертелись только вокруг свадьбы, хотя на самом деле я еще не просил Розали выйти за меня замуж. Но все считали это само собой разумеющимся, и ее родители явно одобряли меня.

Я крал быстрее, чем успевал тратить.

Но как я мог на ней жениться? Она думала, что я Фрэнк Уильямс, второй пилот «Пан-Ам», с лучезарным будущим. Я же знал, что, если мы поженимся, поддерживать эту иллюзию я больше не смогу. Будет лишь вопросом времени, когда она узнает, что на самом деле я Фрэнк Абигнейл, несовершеннолетний жулик с липовым фасадом и грязным прошлым. «Я не могу так поступить с Розали», – сказал я себе.

Или могу? У меня было 80 или 90 тысяч долларов наличными – более чем достаточно средств, чтобы начать семейную жизнь. Может, Розали поверит, если я скажу, что больше не хочу летать, что мне всегда хотелось быть владельцем и управляющим магазина канцтоваров. Вообще-то, мне этого не хотелось никогда, но это было единственное честное ремесло, в котором я поднаторел. Но эту идею я отбросил. Я все равно останусь «Фрэнком Уильямсом», а Фрэнк Уильямс будет по-прежнему разыскиваемым преступником.

Визит, начинавшийся так приятно, обернулся для меня сущей пыткой.

Я чувствовал, что люблю Розали по-настоящему, и искренне хотел жениться на ней, но в сложившихся обстоятельствах попросту не видел, как это осуществить.

Однако Розали думала, что выйдет за меня замуж. И ее родители думали, что она выйдет за меня замуж. Они с радостью устремились вперед во весь опор, назначив свадьбу через месяц, составляя список приглашенных, планируя прием и делая все, что делают родители и дочь, когда ей вот-вот суждено стать невестой. Я принимал участие во многих из этих дискуссий, внешне радостный и с нетерпением дожидающийся этого дня, а внутренне терзаемый чувством вины, сгорающий со стыда и крайне несчастный. Я сказал Розали и ее семье, что мои родители уехали в отпуск в Европу, и они согласились, что должны подождать возвращения моих близких, по моим словам, ожидающегося через десять дней, прежде чем приступить к окончательному воплощению каких-либо планов.

– Я уверена, что твоя мама захочет приложить ко всему этому руку, Фрэнк, – сказала мать Розали.

– Не сомневаюсь, – солгал я, хотя был уверен, что скорее моя мать захочет наложить руки на меня.

Я не знал, как быть. Я жил в доме Розали, в гостевой комнате, и по ночам, лежа в постели, слышал гул голосов ее родителей из комнаты через коридор напротив, понимая, что они говорят о свадьбе дочери с таким чудесным молодым человеком, и чувствовал себя хуже некуда.

Однажды днем мы с Розали отправились покататься на велосипедах. Поездка привела нас в парк. Мы уселись в тени исполинского дерева, и Розали, как обычно, принялась щебетать о нашем будущем – где мы будем жить, сколько заведем детей и так далее. Глядя, как она говорит, я вдруг ощутил, что она поймет, что она любит меня достаточно крепко, чтобы не только понять, но и простить. Одной из черт, которую я любил в ней больше всего, была ее способность к состраданию.

Я ласково зажал ей ладонью рот.

– Розали, – произнес я, изумившись собственному спокойствию и самообладанию. – Мне нужно сказать тебе кое-что, и я хочу, чтобы ты попыталась понять. Не люби я тебя так сильно, я бы не сказал тебе всего этого, потому что никогда и никому не говорил то, что открою тебе. А тебе я говорю, Розали, потому что люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились.

– Розали, я вовсе не пилот «Пан Американ». Мне не двадцать восемь, Розали. Мне девятнадцать. Меня зовут не Фрэнк Уильямс. Меня зовут Фрэнк Абигнейл. Я жулик, Розали, притворщик и чековый мошенник, и меня разыскивает полиция всей страны.

Она в шоке воззрилась на меня.

– Ты серьезно? – наконец вымолвила она. – Но мы встретились с тобой в аэропорту. У тебя есть летная лицензия. Я ее видела! У тебя удостоверение «Пан-Ам». Ты был в форме, Фрэнк! Зачем ты все это говоришь, Фрэнк? Что на тебя нашло? – Она издала нервный смешок. – Ты меня разыгрываешь, Фрэнк!

– Нет, Розали, – покачал я головой, – вовсе не разыгрываю. Все сказанное мной – правда, – и я выложил ей все без утайки, от Бронкса до Дауни.

Я говорил добрый час, следя за выражением ее лица, и видел, как в ее глазах отражаются то ужас, то недоверие, то мука, то отчаяние и жалость, прежде чем ее чувства скрылись за пеленой слез.

Спрятав лицо в ладонях, она неудержимо рыдала, казалось, целую вечность. Потом взяла мой носовой платок, утерла глаза и лицо и встала.

– Поехали домой, Фрэнк, – негромко проронила она.

– Ты езжай, Розали, – ответил я. – Я скоро следом, мне надо побыть одному. И еще, Розали, никому ничего не говори, пока я не появлюсь. Я хочу, чтобы твои родители услышали все это из моих уст. Обещай мне это, Розали.

– Обещаю, Фрэнк, – кивнула она. – До скорой встречи.

И она покатила прочь – прекрасная женщина, выглядевшая в этот момент жалкой и одинокой. Забравшись на свой велик, я поехал по окрестностям, погрузившись в раздумья. Вообще-то, Розали не обмолвилась почти ни словом. Она определенно не сказала мне, что все в порядке, что она прощает меня и все равно выйдет за меня замуж. Я даже не знал, что она думает на самом деле или как отреагирует, когда я снова появлюсь в ее доме. И вообще, стоит ли мне возвращаться? В ее доме из моего осталась лишь кое-какая спортивная одежда, пара костюмов, белье да набор для бритья. Свой мундир я оставил в номере мотеля в Сан-Франциско, а фальшивое удостоверение и липовая летная лицензия лежали у меня в кармане. Я ни разу не говорил Розали, где живу. Всякий раз либо звонил ей, либо наведывался в ее дом. А когда она как-то раз спросила, сказал, что живу у пары чокнутых пилотов в Аламеде, но у них настолько не все дома, что в апартаментах нет ни телефона, ни телевизора.

Моя прекрасная Розали настучала на меня.

Ответ ее вроде бы удовлетворил. Она была ничуть не любопытна, воспринимая людей такими, какими те себя преподносили. Это была одна из причин, по которым я наслаждался ее компанией и встречался с ней чаще, чем обычно. Рядом с ней я чувствовал себя в безопасности.

Но в тот момент я себя в безопасности отнюдь не чувствовал и уже усомнился, что моя импровизированная исповедь была столь уж благоразумным поступком. Но заставил себя отринуть опасения. Что бы Розали ни предприняла, твердил я себе, в свете того, что ей теперь известно, она меня не предаст.

Я подумывал, не позвонить ли ей, чтобы прощупать ее нынешние чувства, но решил предстать перед ней лицом к лицу и заставить принять решение. Приблизившись к ее дому по боковой улочке, я, немного не доезжая до угла, остановился, положил велик и пошел вдоль соседской живой изгороди. Вскоре сквозь листву стал виден дом Розали.

Перед ним стояла лос-анджелесская черно-белая патрульная машина, а второй автомобиль, хоть и без опознавательных знаков, но тоже явно полицейский, был припаркован на подъездной дорожке. Сидевший в патрульной машине полицейский в форме озирал улицу.

Моя прекрасная Розали настучала на меня.

Меня разыскивает полиция всей страны.

Вернувшись к велику, я поднажал на педали в противоположном направлении. Добравшись до центра города, поставил велик и поймал такси до Лос-Анджелесского аэропорта. Не прошло и получаса, как я уже находился в воздухе, возвращаясь в Сан-Франциско. Сознание у меня так помрачилось, что полета я толком не помню; и даже собирая вещички, оплачивая счет мотеля и возвращаясь в аэропорт, я еще до конца не опамятовался. Купил билет в Лас-Вегас на имя Джеймса Франклина, бросив «барракуду» на стоянке аэропорта с ключами в замке зажигания. Это был первый из множества купленных мной и брошенных автомобилей.

Во время полета в Лас-Вегас меня не оставляло странное чувство. Не гнев. И не печаль. И не вина. Я никак не мог разобраться в себе, пока не сошел с борта в Неваде. И только тут постиг, что чувствую.

Облегчение. Я был рад, что Розали исчезла из моей жизни! Осознание этого ошеломило меня, ведь не минуло еще и шести часов с той поры, когда я отчаянно искал способ заполучить ее в жены. Впрочем, ошеломленный или нет, я все равно испытал облегчение.

Это был мой первый визит в Лас-Вегас, и этот город превзошел все, что я себе навоображал. Весь город пронизывала какая-то горячечная, наэлектризованная атмосфера, а люди – и приезжие, и местные жители – метались по улицам в состоянии маниакального предвкушения.

– Лихорадочный азарт, – растолковал таксист, когда я вслух упомянул о нездоровом оживлении. – Его все подцепляют. Каждый хочет сорвать куш, особливо лохи. Прилетают бизнес-классом или прикатывают на крутых тачках, а обратно голосуют на шоссе. Выигрывают только город да заведения. Все остальные в прогаре. Послушай моего совета: ежели надумаешь ставить, ставь на бабенок. Многие из них совсем оголодали.

Сняв люкс в мотеле, я заплатил за две недели вперед. На портье пачка стодолларовых купюр, из которой я отслюнявил деньги за постой, не произвела ни малейшего впечатления. Скоро я узнал, что в Вегасе охапка бабла – как в Пеории горсть мелочи.

Я намеревался сделать в Лас-Вегасе всего лишь привал для отдыха и поправки сил. Последовав совету таксиста, я поставил на девушек. Насчет девушек он был прав. Большинство из них были голодны. В самом прямом смысле. Да так, что все ребра наружу. После недели знакомства с самыми оголодавшими я чувствовал себя, будто Моисей, накормивший сонмы.

Однако, как речет Святое Писание, дающий нищему не обеднеет[29].

Итак, я кормил истощенную тусовщицу, три дня державшуюся лишь на бесплатных ланчах в казино и пытающуюся связаться с братом в Фениксе, чтобы выклянчить денег на билет до дома.

– Я все продула, – горестно сказала она, уписывая громадный стейк с полным гарниром. – Все деньги, что привезла, все деньги со своего чекового счета, все, что смогла выручить за свои драгоценности. Даже сдала обратный авиабилет. Хорошо, что номер оплатила вперед, иначе спала бы теперь на кушетке в фойе.

Ну, и поделом. – Она радостно ухмыльнулась. – Я никогда не играла в азартные игры прежде и не собиралась начинать, когда ехала сюда. Но этот треклятый городишко тебя все равно достанет. – И поглядела на меня вопросительно: – Надеюсь, ты купил мне обед просто по доброте душевной. Я знаю, как девушка может заполучить в этом городе то, что ей нужно, но это не мой стиль, чувак.

– Расслабься, – рассмеялся я. – Мне нравится твой стиль. Ты собираешься вернуться на работу в Фениксе?

– Да, – кивнула она, – если достучусь до Бада. Но если не вернусь к понедельнику, то с работой могу распроститься.

– А чем ты занимаешься? – поинтересовался я. По виду я бы сказал, что она секретарша.

– Я дизайнер в фирме, выпускающей чеки, – сообщила она. – Вообще-то, промышленный график. Фирма маленькая, но мы работаем на пару крупных банков и уйму компаний.

Меня как громом поразило.

– Ну, будь я неладен! – закинул я удочку. – Это интересно. И каким же образом выполняется дизайн и печать чеков?

– О, это зависит от того, делаем ли мы простой чек или затейливый; знаешь, такие с рисунками, пейзажами и разноцветные. Простые чеки и делаются просто. Я компоную его на большом макетном столе в том виде, как надо заказчику, а потом мы фотографируем его камерой «Ай-Тек», уменьшаем до нужного размера, и камера выдает клише. Мы просто устанавливаем клише на маленький офсетный станок и печатаем чеки блоками или листами. Вообще-то, это каждому по силам, надо только чуток подучиться.

Звали ее Пикси. Наклонившись, я поцеловал ее в лоб.

– Пикси, как ты хочешь отправиться сегодня домой, по воздуху?

– Издеваешься? – упрекнула она, насторожившись.

– Вовсе нет, – заверил я. – Я пилот гражданской авиации в компании «Пан-Ам». Отсюда мы не летаем, но у меня эстафетные привилегии. Я могу добыть тебе посадочное место до Феникса в любой авиакомпании, совершающей полеты оттуда до Вегаса. Понадобится только капелька лжи во спасение. Скажу, что ты моя сестра. И больше никаких обязательств, ладно?

– Эгей, порядок! – восхитилась она, стискивая меня в медвежьих объятьях.

Пока она собирала манатки, я купил ей билет, заплатив за него наличными. Отвез ее в аэропорт, сунув ей в ладонь стодолларовую купюру, когда она уже поднималась на борт.

– И не спорь. Это взаймы. Как-нибудь на днях наведаюсь за долгом.

В Феникс я наведался, но связаться с ней даже не пытался. Если бы я это сделал, то не за тем, чтобы забрать должок, а чтобы расплатиться, потому что Пикси помогла мне озолотиться.

На следующий день я разыскал фирму, снабжавшую оборудованием предприятия печати.

– Я собираюсь открыть небольшой магазин канцтоваров с мини-типографией, – сказал я менеджеру по продажам. – Мне сказали, что камера «Ай-Тек» и небольшой офсетный станок, наверно, удовлетворят мои нужды, а хорошее бэушное оборудование может вполне подойти с экономической точки зрения.

– Это правда, – кивнув, согласился менеджер. – Беда в том, что найти подержанную камеру «Ай-Тек» затруднительно. У нас такой нет. Есть чудесный небольшой офсетный станок, почти не бывший в употреблении, и я дам вам хорошую скидку на него, если вы возьмете новую «Ай-Тек». Вы сможете получить и то и другое за восемь тысяч долларов.

Цена меня несколько удивила, но когда он показал мне оборудование и продемонстрировал работу и на том, и на другом, я решил, что 8 тысяч долларов – пустяковая сумма, инвестированная в такие сокровища. Камера «Ай-Тек» – просто фотоэлектрический гравировальный аппарат, фотографическим способом создающий клише, воспроизводящее оригинал. Потом легкая, гибкая пластина оборачивается вокруг цилиндра офсетного станка и печатает прямо на полотне, а тот, в свою очередь, переносит изображение на нужную бумагу. Как Пикси и говорила, с этим справился бы всякий после небольшого обучения, и я прошел свое прямо на месте.

Камера «Ай-Тек» и небольшой станок, хоть и не слишком тяжелые, были довольно громоздкими, в багаже такие с собой по стране не повозишь. Но я планировал владеть агрегатами лишь отчасти.

Найдя складскую фирму, я арендовал хорошо освещенную складскую ячейку на месяц, заплатив за нее вперед. Потом обзавелся банковским чеком на 8 тысяч долларов и, купив камеру «Ай-Тек» вместе со станком, велел доставить их на склад. В тот же день я совершил турне по канцелярским магазинам, закупив все, что мне требовалось, – чертежную доску, ручки и карандаши, линейки, резак для бумаги, летрасеты, запас голубой и зеленой бумаги с водяными знаками того же типа, что используется для настоящих чеков, и прочее барахло.

На следующий день я заперся в своей импровизированной мастерской и с помощью различных материалов создал факсимиле поддельного депозитного чека «Пан-Ам» размером 16 на 24 дюйма. Закончив, я разместил свое произведение искусства под камерой, установил масштаб уменьшения, чтобы получить клише размером 3? на 7? дюйма, и нажал на кнопку. Через считаные минуты я уже прилаживал офсетную пластину на барабан станка и печатал пробные экземпляры моего творения.

Результат потряс и восхитил меня. Уменьшение позволило устранить все погрешности и несоответствия в линиях и шрифтах, различимые невооруженным взглядом. С помощью резака я отделил образчик от листа и изучил его. Не считая ровных краев, чек ничуть не отличался от подлинного!

Я тиражировал пятьсот поддельных чеков, прежде чем остановить маленький станок, бросив его вместе с камерой «Ай-Тек» на произвол судьбы. Вернувшись в номер отеля, я надел свой пилотский мундир, сунул пачку чеков в карман кителя и снарядился сорвать банк.

Наблюдательность – великое благо для лохотронщика.

Как выяснилось, мне и рвать-то ничего не пришлось. Я ощипал Вегас, как цыпленка. За тот день, вечер и следующий день я подломил сотню казино, баров, отелей, мотелей, ночных клубов и прочих злачных мест, а в Вегасе почти любое заведение предлагает свои завлекаловки. Слот-машины стоят даже в бакалейных магазинчиках. Ни один кассир даже глазом не моргнул, обналичивая мои липовые чеки.

– Вы не обналичите мне его, выдав 50 долларов фишками? – спрашивал я, и мне тотчас же вручали жетоны на 50 долларов, а остальное наличными.

Для виду я обычно задерживался в казино минут на двадцать-тридцать, играя за столами, прежде чем нагрянуть в следующее заведение, к великому своему изумлению, обирая казино и таким способом.

Три сотни долларов я подгреб на слот-машинах, 1600 долларов выиграл в блэк-джек. Не имея ни малейшего понятия о правилах игры, сорвал в рулетку 900 долларов, а за столами костей – 2100 долларов. В общем и целом я ограбил Вегас на 39 тысяч долларов! Из Невады я укатил на арендованном «Кадиллаке», хоть мне и пришлось выложить тысячу долларов депозита, когда я сказал арендодателю, что, наверное, буду пользоваться автомобилем несколько недель.

Фактически говоря, я продержал его почти три месяца. Я совершал неспешное петляющее турне по Северо-Западу и Среднему Западу, поддерживая легенду отпускника-пилота гражданской авиации и поочередно выступая в роли то Фрэнка Уильямса, то Фрэнка Адамса. А поскольку мне не хотелось оставлять ищейкам след, идти по которому можно верхним чутьем, я не расшвыривал подделки, как конфетти, а время от времени делал остановки, чтобы затариться. Собрал 5 тысяч долларов в Солт-Лейк-Сити, 2 тысячи в Биллингсе, 4 тысячи в Шайенне и опустил банки Канзас-Сити на 18 тысяч долларов, прежде чем окончить путь в Чикаго, где я просто припарковал «Кадиллак» и зашагал прочь.

В Чикаго я решил на какое-то время лечь на дно, чтобы всерьез поразмыслить о будущем – или хотя бы о том, где хочу провести изрядную часть будущего. Я снова начал тешиться идеей сбежать из страны. Собственная безопасность в текущий момент меня не очень тревожила, но я понимал, что если продолжу свою деятельность в США, то мой арест – лишь вопрос времени. Конечно, главная проблема при попытке покинуть страну – получение паспорта. Подать заявление на паспорт от собственного имени я не мог из-за того, что проболтался Розали, и власти уже отождествили Фрэнка Уильямса и Фрэнка Адамса с Фрэнком Абигнейлом-младшим. Я ломал голову над этой ситуацией, собираясь осесть в Чикаго надолго, но дело обернулось так, что времени на раздумья у меня почти не было.

Я снял замечательные апартаменты на Лейкшор-Драйв на имя Фрэнка Уильямса. Так я поступил главным образом потому, что персональные чеки у меня кончились, а я всегда предпочитал иметь в своем распоряжении запасец. Как я узнал на собственном опыте, многие мотели чек компании обналичивать не желали, но принимали персональные чеки в погашение счета за номер и обналичивали суммы до 100 долларов. Кидать публику с помощью персональных чеков я перестал, но по-прежнему использовал их в качестве платежного средства, когда возникала необходимость оплатить аренду помещения. Мне было не по душе расплачиваться твердой валютой, когда можно было подсунуть субтильный чек.

Посему спустя неделю после приземления в Чикаго я наведался в банк и открыл чековый счет на 500 долларов, назвавшись пилотом «Пан-Ам» и дав адрес почтовой службы в Нью-Йорке, к услугам которой стал недавно прибегать в качестве дополнительного способа заметания следов.

– Но я хочу, чтобы чеки и ежемесячные выписки мне направляли на этот адрес, – сказал я банковскому служащему, дав ему свой адрес на Лейкшор-Драйв. – Видите ли, я то и дело мотаюсь в Чикаго по делам компании, и мне было бы куда удобнее иметь счет в местном банке.

Служащий со мной согласился.

– Свои нормальные чеки вы получите где-то через недельку, мистер Уильямс. А пока можете пользоваться временными.

Наблюдательность – великое благо для лохотронщика, как я уже говорил. Войдя в банк, я заметил очень милую кассиршу. Уходя из банка, я уносил ее образ, запечатленный в памяти, и когда он не изгладился в следующие два-три дня, я решил встретиться с ней. Вернулся в банк несколько дней спустя, якобы для внесения депозита, и как раз заполнял приходный ордер, взятый со стойки в центре зала, когда моим рассудком вдруг завладела более могучая сила наблюдательности.

Я ощипал Вегас, как цыпленка.

В нижнем левом углу приходного ордера было прямоугольное окошко для номера счета вкладчика. Я никогда не заполнял это окошко, потому что знал, что оно необязательное. Когда кассир сует приходный ордер в машинку на своем столе, чтобы выдать квитанцию с печатью, машинка запрограммирована первым делом на считывание номера счета. Если номер указан, сумма депозита автоматически переводится держателю счета. Но если номера там нет, перечисление будет выполнено по имени и адресу, так что номер и не требуется.

Рядом со мной какой-то субъект тоже заполнял приходный ордер. Я заметил, что он не потрудился указать свой номер счета. Я проваландался в банке почти час, высматривая пришедших положить деньги на депозитные, чековые или кредитные счета. И ни один человек из двадцати или около того не воспользовался окошком, чтобы указать номер своего счета.

Девушка тотчас вылетела у меня из головы. Исподтишка прикарманив стопку приходных ордеров, я вернулся в свои апартаменты и с помощью летрасета, подходившего по начертанию к шрифту на бланках ордеров, вписал в графу на каждом ордере номер своего собственного счета.

Назавтра утром, вернувшись в банк, я так же исподтишка положил стопку приходных ордеров обратно к другим. Я не знал, принесет ли моя уловка успех, но рискнуть стоило. Четыре дня спустя я вернулся в банк, чтобы сделать вклад на 250 долларов.

– Кстати, какой там у меня баланс, не подскажете? – поинтересовался я у кассирши. – Я забыл внести некоторые чеки, выписанные на этой неделе.

Кассирша услужливо позвонила в расчетный отдел.

– Ваш баланс, включая текущий вклад, составляет 42 тысячи 876 долларов 45 центов, мистер Уильямс, – сообщила она.

Уже перед самым закрытием банка я вернулся и взял банковский чек на 40 тысяч долларов, сославшись на то, что покупаю дом. Конечно, никакого дома я не покупал, но, несомненно, вил себе гнездышко. На следующее утро я обналичил чек в другом банке и в тот же день вылетел в Гонолулу, где симпатичная гавайская девушка поприветствовала меня поцелуем, возложив мне на шею цветочную гирлянду.

Когда дошло до ответной любезности, я повел себя по-хамски. В следующие две недели я сплел гирлянду из жульнических чеков на 38 тысяч долларов, провел три дня, развешивая ее на шеи банков и отелей островов Оаху, Мауи и Кауаи, а затем на реактивной тяге упорхнул в Нью-Йорк.

Это было мое первое возвращение в Нью-Йорк с той поры, как я ступил на стезю кидалы, и меня подмывало позвонить маме и папе, а то и повидаться с ними. Однако я решил воздержаться и от того, и от другого, – и в первую голову из-за стыда. Может, я и вернулся домой на вершине финансового успеха, какой маме с папой и не снился, но успеха такого рода, что ни один из них не оценил бы и не одобрил.

Я оставался в Нью-Йорке достаточно долго, чтобы разработать новую аферу. Открыл чековый счет в одном из отделений «Чейз Манхэттен», получил персональные чеки на имя Фрэнка Адамса с адресом квартиры, снятой в Ист-Сайде, полетел в Филадельфию и взялся за изучение городских банков. Я выбрал один из банков с цельностеклянным фасадом, открывавшим потенциальным вкладчикам обзор всего происходящего внутри, а банковским служащим, чьи столы выстроились вдоль стеклянной стены, – прекрасный вид на приток наличности.

Мне хотелось представиться им в весьма выгодном свете, так что я прибыл назавтра утром в «Роллс-Ройсе» с шофером, специально нанятым для такого случая.

Когда шофер распахнул мне дверцу, я увидел, что один из банковских служащих действительно заметил мое прибытие. Войдя в банк, я направился прямиком к нему. Одет я был подобающе для человека из «Роллс-Ройса» с личным шофером – в сшитый на заказ костюм-тройку жемчужно-серого цвета, стодолларовую шляпу и туфли «Балли» из аллигаторовой кожи, и по глазам молодого банкира понял, что он оценил мой внешний вид как очередной признак богатства и власти.

– Доброе утро, – отрывисто бросил я, усаживаясь перед его столом. – Меня зовут Фрэнк Адамс, нью-йоркская строительная компания «Адамс Констракшн». Мы будем осуществлять здесь три строительных проекта в этом году, и я хотел бы перевести кое-какие средства из моего нью-йоркского банка сюда. Хочу открыть чековый счет у вас.

– Да, сэр! – с энтузиазмом ответил клерк, потянувшись за какими-то бланками. – Вы переведете сюда все свои активы, мистер Адамс?

– Что до моих личных средств, то да. Насчет активов компании я пока не уверен и не буду уверен, пока не взгляну на проекты поближе, но в любом случае мы хотим разместить здесь значительную сумму.

– Что ж, для личного счета, мистер Адамс, вам нужно лишь выписать мне чек на остаток баланса в вашем нью-йоркском банке, и, таким образом, этот счет будет закрыт.

– И все? – разыграл я удивление. – Я и не знал, что это настолько просто. – Вынув из внутреннего кармана чековую книжку и держа так, чтобы собеседник ее не видел, я повел пальцем по колонке воображаемых цифр, бормоча под нос. Потом поднял взгляд на него: – Нельзя ли воспользоваться вашим калькулятором, будьте так любезны? Я вчера выписал несколько чеков, не подбив баланс в чековой книжке, а в уме я считаю не ахти как.

– Несомненно. – Он развернул калькулятор ко мне.

Введя несколько чисел, я кивнул:

– Итак, мой баланс составляет 17 тысяч 876 долларов 28 центов, и я уверен, что это соответствует действительности. Но давайте просто откроем счет на 17 тысяч долларов. Время от времени я буду ездить в Нью-Йорк, и хотел бы оставить там небольшой баланс.

Выписав ему чек на 17 тысяч долларов, я дал все необходимые сведения, чтобы открыть счет. И оставил адрес отеля, в котором зарегистрировался.

– Поживу там, пока не сниму приемлемые апартаменты или дом, – пояснил я.

Молодой банкир кивнул:

– Конечно, вы понимаете, мистер Адамс, что не можете выписывать никаких чеков, пока не спишут средства с вашего счета в Нью-Йорке. Впрочем, вряд ли это отнимет более четырех-пяти дней, а тем временем, если у вас будет нехватка средств, заходите ко мне, и я об этом позабочусь. Вот вам временные чеки на такой случай.

– Вы очень добры, но я предвидел задержку, – покачал я головой. – У меня вполне достаточно средств для собственных нужд.

Обменявшись с ним рукопожатием, я удалился. В тот же вечер я улетел в Майами, а на следующий день под вечер объявился перед очередным банком со стеклянным фасадом, снова в «Роллс-Ройсе», но за баранкой сидел сам, одетый небрежно, но снова-таки дорого. Бросив взгляд на часы, я вошел в вестибюль. Филадельфийский банк будет открыт еще полчаса. Когда я появился на пороге, меня встретила поразительно красивая и шикарно одетая женщина, заметившая мое прибытие.

– Могу чем-нибудь помочь, сэр? – с улыбкой спросила она.

При ближайшем рассмотрении она оказалась куда старше, чем я сперва подумал, но все равно была очень соблазнительна.

– Надеюсь, – улыбнулся я в ответ. – Но мне бы лучше поговорить с управляющим банком.

– Я и есть управляющий банком, – с озорными искорками в глазах рассмеялась она. – Итак, в чем состоит ваша проблема? В займе вы явно не нуждаетесь.

Я шутливо поднял руки в знак капитуляции:

– Нет-нет, ничего подобного! Меня зовут Фрэнк Адамс, я из Филадельфии, годами подыскиваю подходящий летний домик в окрестностях Майами. Ну, и сегодня подвернулась фантастическая сделка – плавучий дом возле залива Бискейн, но владелец желает получить наличными, причем 15 тысяч долларов задатка к пяти вечера. Личный чек он брать не хочет, а банковского счета у меня тут нет.

Я вот гадаю, не могу ли выписать вам чек на мой банк в Филадельфии, чтобы вы дали мне банковский чек на 15 тысяч долларов для получения наличных? Я понимаю, что вам придется позвонить в мой банк, чтобы убедиться, что деньги у меня есть, но звонок я оплачу. Мне вправду хочется заполучить этот дом. Тогда я смогу проводить здесь половину времени. – Я замолк, уставившись на нее умоляющим взглядом.

Она мило поджала губки:

– Как называется ваш банк в Филадельфии и какой номер вашего счета?

Я назвал банк, дал телефонный номер и номер счета. Подойдя к столу, она сняла трубку и позвонила в Филадельфию.

– Расчетный отдел, пожалуйста, – попросила она, когда соединили. Затем: – Да, у меня здесь чек на списание со счета номер 505–602, мистер Фрэнк Адамс, сумма 15 тысяч долларов. Я хотела бы проверить платежеспособность.

Я затаил дыхание, внезапно заметив присутствие дородного охранника в одном из углов вестибюля. Насколько подсказывал мой опыт, клерки в банковских расчетных отделах в ответ на просьбу подтвердить платежеспособность просто смотрят баланс.

И редко утруждаются выйти за рамки вопроса и проверить статус счета. Я надеялся, что так же будет и на сей раз. Если нет – что ж, мне оставалось лишь надеяться, что банковский охранник окажется паршивым стрелком.

Наконец она сказала:

– Хорошо, спасибо, – положила трубку и уставилась на меня с задумчивыми видом. – Знаете, что я вам скажу, Фрэнк Адамс? – Она просияла очередной из своих лучезарных улыбок. – Я возьму ваш чек, если вы придете на вечеринку, которую я задаю нынче вечером. У меня дефицит статных и обаятельных мужчин. Что скажете?

– По рукам, – ухмыльнулся я, выписывая ей чек в филадельфийский банк на 15 тысяч долларов и принимая в обмен банковский чек на 15 тысяч долларов для получения наличных.

Я действительно отправился на вечеринку. Гулянка была фантастическая. Впрочем, и ее хозяйка была фантастической дамой – в очень-очень многих отношениях.

Обналичив чек назавтра утром, я вернул «Роллс-Ройс» и поспел на рейс до Сан-Диего. За время полета я несколько раз возвращался мыслями к этой женщине и ее вечеринке, чуть не рассмеявшись вслух, когда мне в голову пришла одна мысль.

Интересно, а как она отреагирует, когда узнает, что угощала меня в один и тот же день дважды, причем один раз преподнесла весьма и весьма лакомый кусок.