II. СКРЕПКА, ИЛИ КОРОЛЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ ИЗ СТРАНЫ ФИОРДОВ

II. СКРЕПКА, ИЛИ КОРОЛЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ ИЗ СТРАНЫ ФИОРДОВ

…Когда с кичливым бился он Норвежцем…

В. Шекспир. Гамлет

1. Начало

Вторник 9 апреля 1940 года для демократического норвежского короля Хокона VII тоже не задался: к нему тоже нежданно и негаданно пожаловали немецкие парашютисты.

В отличие от датского короля, его единокровный брат и собрат по трону оказался явно не такой джентльмен и стал тянуть резину: все ж таки Норвегия в полтора раза больше Дании! После того, как немецкие десантники заняли центральный аэродром г. Осло Форнебу, он поспешил от греха подальше вместе с правительством в город Эльверум, что близ шведской границы, и через два дня, обдумав сложившуюся ситуацию, призвал свой народ к сопротивлению…

…9 апреля 1940 года командир горно-стрелковой дивизии генерал Дитль и полковник Рор, только что высадившиеся в Нарвике, отправились на такси в город на поиски коменданта. Комендант был найден на удивление легко. Перед немцами возникла целая куча офицеров и гражданских, в числе которых оказался и офицер в скромной полевой форме. Это был комендант города, полковник Сундло. Дитль представился ему и, приложив руку к фуражке, сказал по-немецки: «Я приветствую норвежскую армию. У меня приказ совместно с Вами защищать Нарвик от англичан». Попутно Дитль, разряженный как рождественская елка, напомнил норвежцу, что в случае кровопролития вся ответственность ляжет на него, полковника Сундло. Тот попросил время на размышление. Дитль дал ему 5 минут. Однако норвежскому полковнику вполне хватило и трех, поскольку он уже успел выяснить у Дитля, что высадилась целая немецкая дивизия. «Хотя это противоречит моей офицерской чести, я должен избежать насилия», — заявил комендант. И распустил всех резервистов по домам.

Действительно, только насилия еще на войне не хватало!

Так был взят Нарвик.

…Эти строки были писаны трепетной тевтонской рукой как раз в те дни: «Норвежские фиорды! Страстное стремление столь многих немцев и любовь норвежского народа! Как много немцев в прошедшие годы находили радость и разрядку после трудной работы, любуясь вашими кристальными потоками, крутыми скалами, вашими лесами и вашими милыми местечками… Мы любили норвежские фиорды, норвежскую землю и норвежских людей! И вот теперь, в ожесточенной борьбе народов против тирании Англии на море, мы хотели прийти к вам, норвежцам, как друзья… Но случилось иначе. Вы, норвежцы, не поняли становления новой Европы, созревания нового мировоззрения, духовной революции, направленной против материальных, капиталистических интересов. Что знали вы о действительных целях освободительной борьбы Великой национал-социалистической Германии, борьбы, которая велась и за освобождение вашей страны от английского господства и произвола?…Англия была готова к прыжку на побережье Норвегии…

Однако немецкий простофиля Михель не спал!..Он навострил в этот раз уши и совершенно точно обнаружил, что коварный Альбион что-то замышлял… И вот по приказу фюрера все три вида немецких вооруженных сил развернули тайные приготовления. Фюрер запланировал неслыханно смелый удар, причем военно-морской флот должен был быть главным действующим лицом в этом военном походе на Крайний Север, напоминавшем набеги древних викингов. Эта задача была по сердцу главнокомандующему военно-морским флотом и всем его людям на кораблях немецкого флота, испытанных в штормах и боях… Берегись, Англия! Храбрые мужи с железными сердцами уже плывут на стальных кораблях на Север! Они полны бурлящего гнева против высокомерно улыбающихся ненавистников их священного флага со свастикой и их национальной чести!

…Покорение далеких фиордов Норвегии было решающим шагом на пути к свободе, к освобождению морей. И только свобода морей может создать нашему упорному и настойчивому народу такое положение в мире в экономической и культурной областях, которого он заслуживает» (Die Kriegsmarine erobert Norwegens Pjorde. Erlebnisberichte von Mitkampfen. Im Auftrage des Oberkommandos der Kriegsmarine hrsg. von Georg von Hase, Leipzig, 1940. S. 9-32).

… Когда по тебе начинают палить из всех стволов, даже самый законченный пацифист поймет, что происходит что-то неладное, служивый же человек откроет ответный огонь на поражение. Именно так и поступили норвежские артиллеристы в Осло-фьорде, потопив немецкий тяжелый крейсер «Блюхер», вошедший в давно пристрелянный комендорами квадрат.

Однако вскоре они услыхали по радио выступление В. Квислинга, объявившего себя премьером и призвавшего прекратить сопротивление ввиду бегства короля, его правительства и командования армией невесть куда.

В итоге в Норвегии образовалось целых два правительства, и не ясно стало, какое из них более законное и чьи распоряжения следует исполнять, тем более что прежнее — правительство его величества — признаков жизни упорно не подавало.

Так перед канонирами береговой батареи Осло-фьорда, равно как и всей норвежской армией, включая ее верховное командование, встал вопрос: «Бить или не бить?» Мнения отцов-командиров, как водится, разделились, и вскоре батарейцы, прикрывавшие подходы к столице королевства, получили приказ вышестоящего начальства прекратить огонь.

В результате брожения умов военного командования немцами без какого-либо сопротивления были захвачены Берген, Кристиансанн, Тронхейм. Лишь на подступах к Нарвику два норвежских корабля береговой обороны «Эйдсволь» и «Норге» оказали сопротивление, пытаясь преградить путь немецким кораблям к причалам Нарвика, но были потоплены немецкими эсминцами. Сам же город, для обороны которого имелось достаточно сил и средств, был сдан противнику без единого выстрела.

Норвежское правительство (законное) и командование армии эвакуировались вглубь страны и напомнили о себе лишь через два дня — 11 апреля, когда большая часть сухопутных сил уже дезертировала либо сдалась в плен. Однако остатки воинских частей, резервисты и добровольцы все же вели сдерживающие бои в надежде на помощь со стороны Англии и Франции.

Сопротивлялись потомки свирепых викингов, как могли, однако укорота зарвавшемуся тевтону так и не учинили. И виной тому была беспримерная немецкая наглость. Да и мудрено было упираться при виде форменного бесстыдства, примером которому мог служить захват аэродрома Ставангер-Сола.

По немецкому плану («ди ерсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт») он должен был быть занят парашютистами, однако десантные самолеты, попав в зону плохой видимости, к месту назначения не прибыли и повернули восвояси. Тем временем над летным полем появилась эскадрилья немецких двухмоторных истребителей Bf-110, которые должны были поддержать десантников и сесть на захваченный ими аэродром (на возвращение им не хватало уже топлива). Не обнаружив своих, немцы покружились над летным полем, а потом нагло пошли на штурм. Подавив ПВО, они совершили посадку, после чего экипажи самолетов (в общей сложности максимум 25 человек) с пистолетами и снятыми с самолетов пулеметами захватили аэродром, взяв его защитников в полон. Появившимся вскоре самолетам с немецкой пехотой оставалось лишь совершить мягкую посадку. Что и было сделано.

Ну и много ли навоюешь, сражаясь с такими вот циничными хулиганами?

Одним словом, сложившаяся ситуация стала ярчайшей иллюстрацией тому прискорбному обстоятельству, что перед разнузданным хамством интеллигентный человек, хотя бы и вооруженный — попросту бессилен.

В условиях же ограниченности ресурсов (силы требовались немцам для предстоящего наступления против Франции и Бельгии) ставка фюрера на откровенное хамство своих «зольдатен» — оказалась, ко всеобщему удивлению его генералов — верной.

Общая же численность немецких сил вторжения составляла 120 тысяч человек, а англо-норвежского «ограниченного контингента» — порядка 90 тысяч штыков. Сбросить немецкие десанты в море норвежцы с англичанами так и не сподобились, а посему вынуждены были со скоростью спринтера-разрядника оставить южную и западную Норвегию и учинить ретираду на север. А уже во второй половине апреля встал ребром вопрос и об их эвакуации.

Но вернемся в 9 апреля 1940 года.

Население Осло пребывало в полном замешательстве. Тому способствовала и германская пиар-акция, объяснявшая вторжение Германии в Норвегию защитой Страны фиордов и ее нейтралитета от военной агрессии со стороны Великобритании и Франции, что, кстати, было сущей правдой. И хотя в столице королевства и находились кое-какие войска, однако привести их в состояние боевой готовности не то забыли, не то не удосужились. Немцы недоумевали: «Отчего не было предпринято решительно ничего для организации обороны?»

…Формально Норвегия была нейтральной, однако, как показала практика, защищая свой нейтралитет от Германии и интернируя немцев, Норвегия готова была терпеть нарушение своего нейтралитета со стороны Великобритании, совершенно забывая при этом интернировать англичан. Тем не менее, премьер-министр Франции Э. Даладье призвал даже захватить норвежские порты, однако каких-либо серьезных протестов со стороны Норвегии на это не последовало. Одним словом, обстановка вокруг девственно-нейтральной Норвегии час от часу накалялась.

На море союзники обладали подавляющим превосходством над Германией — флот Британии располагал тремя авианосцами, четырьмя линейными кораблями, двадцать одним крейсером, таким же числом эсминцев и восемнадцатью подлодками. Французский флот имел на ТВД два крейсера, одиннадцать эсминцев и одну подводную лодку. Кроме того, в операции участвовали три эсминца и одна подлодка ВМС Польши, действовавшие в составе британского флота.

Вторжение в Норвегию обеспечило Германии решение ряда стратегических задач, а именно обеспечение доступа к шведской железной руде, вывоз которой производился через Нарвик, и к северным норвежским незамерзающим портам для дальнейшего доступа в Северный ледовитый океан и Северную Атлантику. Теперь фюреру было уже из чего строить корабли и танки, а подлодкам и надводным рейдерам главкома Кригсмарине Редера был гарантирован свободный выход в океан и возможность блокады берегов Англии.

При другом раскладе англо-французское вторжение в Норвегию обеспечивало, в свою очередь, почти полную морскую блокаду Германии и оставляло ее без шведской железной руды и цветных металлов, в силу чего война неизбежно превращалась в одно сплошное издевательство над Германией и ее фюрером.

Итак, кто-то же должен был овладеть формально нейтральной Норвегией, ориентировавшейся по существу на Англию! C Англией короля Хокона связывало многое и в первую очередь родственные династические связи: он был женат на принцессе Мод (1869–1938), младшей дочери британского короля Эдуарда VII и королевы Александры. Такое даром не проходит, хотя само по себе еще ничего и не гарантирует (помимо этого он был родственником дома Бернадоттов. Его мать, кронпринцесса датская Луиза, была дочерью шведского короля Карла XV).

Норвегия тяготела к Англии, являвшейся ее главнейшим торговым партнёром. Норвежские судовладельцы и промышленники, импортеры и экспортеры жестко зависели от этой морской державы. Так, еще накануне Первой мировой войны Норвегия оказалась на грани внутреннего кризиса ввиду отсутствия продовольственных товаров, в силу чего у страны сложилось с Англией своеобразное «отраслевое» соглашение: англичане покупали норвежские товары, прежде экспортировавшиеся в Германию. Взамен же англичане обязывались стабильно поставлять сырье и прежде всего горючее. Тем самым Норвегия оказалась втянута в британскую блокадную систему, направленную против Германии.

После отъезда короля из Осло вместе с правительством и лидерами политических партий норвежцы почувствовали себя сиротами. Однако природа, равно как и политика, не терпит пустоты, и на авансцену разыгравшейся психодрамы вылез с политической галерки хулиган и дебошир В. Квислинг.

Это был для немцев сущий реприманд. Когда столица находилась в руках немцев, Квислинг влетел на радиостанцию и объявил, что правительство Ньюгорсвольда, покинувшее столицу, считается распущенным и что вместо него создано правительство «национального единения» (так называлась партия Квислинга). Помимо обязанностей премьера Квислинг взял себе также портфель министра иностранных дел. Похожая на перформанс акция Квислинга была беспроигрышной: никаким сопротивлением в стране и не пахло.

К слову сказать, 9 апреля 1940 г. Квислинг и сам был захвачен врасплох немецким нападением, однако мгновенно сориентировался и попытался влезть в игру, презрев железное армейское правило: «Всякая инициатива наказуема!»

Но и немцы не ожидали от Квислинга подобной прыти: этот своевольный и авантюристичный поступок их креатуры обрекал на провал все их усилия склонить Норвегию к капитуляции, а самого короля к сотрудничеству. Так что у фюрера явно чесались руки выпороть этого Бог весть что возомнившего о себе вождя «всея королевства». Через пять дней фюрер снял его с самовольно занятой им должности и вызвал в Германию на курсы повышения квалификации.

Гитлер отнюдь не стремился свергать в Норвегии монархию. Напротив, Хокон вполне устроил бы его, подобно тому, как устроил его днем ранее датский король Кристиан, а чуть позже бельгийский король Леопольд (разумеется, при наличии немца-управителя). И хитроумный Хокон, почувствовав эту слабину, стал упираться. Напрасно фюрер через своего посла Брайера пытался уговорить варяжского короля вернуться к исполнению своих служебных обязанностей в Осло и назначить Квислинга (за неимением ничего получше) своим премьером. Не возымели действия и уговоры местных национал-социалистов: король при всем своем демократизме не стал разговаривать с этими «плебеями». И когда утром 11 апреля появился эмиссар Квислинга капитан Иргенс, настаивавший на возвращении монарха в столицу и обещавший, что Квислинг будет лояльно служить ему, это заманчивое предложение было отклонено с молчаливым презрением.

Дело чуть не испортил военно-воздушный атташе германского посольства капитан Шпиллер, решивший навестить короля Хокона лично. Ему показалось, что вместе с двумя ротами десантников ему удастся уговорить гордого короля Хокона вернуться с почетом и славой в Осло и сделать все, что от него требуется.

Однако случилось нечто совершенно невероятное: лихие немецкие парашютисты, распевавшие задушевные народные песни, попали в засаду, подстроенную личной охраной хитрого короля Хокона, и их тривиально посекли из пулеметов: растянувшаяся колонна автобусов неплохая мишень для опытных стрелков. Кажется, это была единственная удачная операция норвежских военных. Впрочем, то была не рядовая воинская часть, а личная охрана предусмотрительного короля норвежцев.

В дело пришлось вступить германскому послу Брайеру, которому как кадровому дипломату со стажем пришлось после столь досадного казуса весьма туго. Напрасно карьерный дипломат старой школы то льстил монаршему самолюбию, то недвусмысленно намекал на грозные «санкции»: хитроумный король норвежцев доблестно валял ваньку и изображал из себя чистоплюя-конституционалиста: он-де по конституции не правомочен принимать политические решения. Это, мол, дело правительства, с которым ему, естественно, необходимо посоветоваться.

Своим же правительствующим подданным верный конституции Хокон заявил, что сам-то он «не местный — датчанин, приехал он в эту страну всего лишь тридцать пять лет назад», однако назначать Квислинга премьером все же не хочет (еще бы он хотел, после того как тот, не испросив согласия и разрешения у своего доброго короля, провозгласил себя вторым лицом в королевстве!). Не хочет он, впрочем, и того, чтобы министры принимали решения под влиянием его заявления. Далее печальный король посетовал на то, что в условиях надвигающейся войны, в которой многим молодым норвежцам придется отдать свои жизни, единственным выбором для него остается отречение.

При слове «отречение» членов правительства наверняка пробил озноб. Сплочение вокруг благородного и храброго короля счастливо состоялось, и было решено продолжать борьбу, о чем министр иностранных дел Х. Кот и уведомил германского посла.

Сопротивлялись норвежцы (вместе с англичанами и французами) недолго: французские части покинули позиции в Норвегии 5 июня, через два дня за ними последовали англичане. Эвакуация прошла организованно, решительно и быстро и завершилась в ночь на 8 июня. А накануне король и его министры эвакуировались на крейсере «Девоншир» в Англию, предусмотрительно прихватив с собой золотой запас королевства и кое-какие секретные документики МИДа.

Об этих государственных мужах герой замечательного норвежского писателя С. Хёля говорил так: «И откуда, собственно, оно взялось, это правительство? Можно подумать, кто-то специально ходил и днем с огнем выискивал его членов в доме для дефективных! Но поскольку все они сплошные бездарности и сами это прекрасно знают — нет, только подозревают, потому что знать они ничего не знают, ни черта! — то, естественно, они стараются и окружение себе подбирать соответствующее, держа на почтительном расстоянии всех тех, кто уже одним своим присутствием делал бы их смешными. Вот откуда этот наш смехотворный норвежский Лондон — карликовый рай, как окрестил его один умный человек, попавший туда по ошибке.

Без сомнения, это надо рассматривать как великолепное доказательство живучести нации. В разгаре величайшей в мире войны, поселившись в величайшем в мире городе, наши соотечественники умудрились — фокус-покус — устроить себе захолустнейшее из всех норвежских захолустий!»

Впрочем, это могло быть субъективное мнение писателя, хотя написаны эти строки были уже после войны, а сам Хёль имел прочную репутацию антифашиста. Не пощадил писатель и своего несчастного короля, хотя сделал это вполне изящно, описывая устами своего героя бодрящую душу норвежца-антифашиста пропаганду из Лондона: «Ах, сколько пустой болтовни!.. Представьте: двое идут полмили по тридцатиградусному морозу, чтоб послушать радио, — так было! Сидят в нетопленой избушке, верят, ловят… И что же они слышат? Получасовой отчет о рождественской елке в Кардиффе».

Вместе со своим королем взял курс на Туманный Альбион и его торговый флот (числом до тысячи единиц, составлявших двадцать процентов мирового тоннажа): его вскоре пришлось топить «волкам» Деница. Другая часть осталась в Норвегии, служила верой и правдой немцам, и ее пришлось пускать на дно уже советским подводникам.

На другой день после благополучного прибытия в Альбион норвежское правительство, громогласно заявившее о своей готовности продолжать борьбу, приказало частям и группам солдат прекратить организованное вооруженное сопротивление германским войскам, прибавив, однако, что борьба с оккупантами будет продолжена.

По всему выходило, что приказ сопротивляться и стоять до последнего понадобился непобежденному королю Хокону и его правительству лишь для того, чтобы обеспечить себе безопасную эвакуацию из страны.

Фюрер сдержал свой гнев и проявил известный политический такт, не став форсировать политические события. В соответствии с его Указом об исполнении полномочий по управлению в Норвегии от 24 апреля 1940 г., он назначил блюстителем германских имперских интересов Й. Тербовена, в компетенцию которого входило осуществление высшей правительственной власти в гражданской сфере. Помимо этого тот наделялся полномочиями издавать соответствующие правовые нормы. Имперский комиссариат, создавший управление по надзору за норвежской администрацией, действовал и после 1 февраля 1942 г., когда Тербовен предложил Квислингу пост министра-президента Норвегии.

Выступая перед членами нового правительства, Тербовен пообещал, что будет соблюдать Конституцию страны и даже объявил амнистию всем беженцам, уехавшим из страны за время оккупации. После такого выступления даже многие евреи поверили словам рейхскомиссара и вернулись из Швеции в Норвегию.

В стране были оставлены в силе норвежские законы, конституция, местная администрация. Легально действовали все политические партии. Органом сотрудничества правящих кругов страны с оккупационными властями стал Административный совет из умеренных коллаборационистов, заручившихся, кстати говоря, согласием короля и его правительства.

Правда, уже 25 сентября 1940 г. Тербовен выступил по норвежскому радио с изложением новой политики немецких властей в Норвегии, в соответствии с которой король был объявлен лишенным престола, запрещались все политические партии, кроме партии Квислинга, парламент и Административный совет распускались; газеты, издававшиеся политическими партиями, были закрыты. С одобрения оккупантов сторонники норвежского «фюрера» В. Квислинга заняли официальные руководящие посты в управлении и общественных организациях.

Поскольку имя «Квислинг» стало ПОНЯТИЕМ, то уделим ему пару слов.

2. Из России — с любовью (и даже с двумя)

Квислинг не был самым радикальным национал-социалистом (с ударением на «национал»). В королевстве были нацлидеры и покруче (в смысле радикализма), но немцы сделали ставку именно на него, чтобы не раздражать невозмутимых норвежцев совсем уж безбашенными и откровенными отморозками. Он родился в 1887 году в семье пастора — крупнейшего демонолога Норвегии, автора «классического» труда «Души ангелов». Выходец из древнего норвежского рода, Квислинг-младший получил военное образование и дослужился до майора. В апреле-декабре 1918-го служил военным атташе в Петрограде. Вместе с Фритьофом Нансеном он работал в Советском Союзе во время голода в 1920-е годы. В 1931-33-м занимал должность военного министра (от Аграрной партии). Однако всерьез его на этом посту никто не воспринимал, что повергало Квислинга в немалую печаль. Для него «придерживали» некоторое время престижную должность в норвежском генштабе, но и там что-то не срослось. Норвежской элите, ориентировавшейся на Англию, этот германофил был попросту не нужен, что обрекало амбициозного политика играть роль сущего отщепенца (маргинала). Это было для него тем более обидно, что сам он, безо всякого сомнения, относился к числу элитариев.

В 1930 году Квислинг выпустил книгу «Россия и мы», в которой заявил о себе как лютый антисоветчик. 17 мая 1933 года, в день Конституции Норвегии, при помощи своих немецких товарищей Квислинг основал партию «Национальное согласие» (норв. Nasjonal Samling), получив членский билет партии под № 1. Сам Квислинг занимал в партии должность вождя (норв. F?rer — фёрер). Политический успех партии был относительным: на выборах 1933 года, через три месяца после основания партии, она набрала около 28 тысяч голосов. На следующих выборах 1936 года фашистская партия, которая пропагандировала прогерманскую и антисемитскую политику, набрала около 50 тысяч голосов.

Квислинг был дважды женат и оба раза на русских женщинах, что характеризовало его как последовательного и верного единожды избранным принципам политика и человека. Правду сказать, во время пребывания в России он обзавелся не одной, а двумя женами, став двоеженцем. Жен он привозил из поездок в Россию. Первую — 17-летнюю Александру Воронину — из первой поездки, а Марию Пасечникову — из второй. Дело кончилось тем, что Александру сплавили во Францию.

Мария Пасечникова дожила до глубокой старости, оставаясь верной идеям своего мужа и германского фюрера, портреты которых висели у нее на стенке вплоть до самой ее кончины, последовавшей в 1980 году; она тоже не могла поступаться своими принципами и оставила свои мемуары.

После возвращения из СССР Квислинг едва не закрутил роман с «коммунизмом», сблизившись зимой 1925 года (на непродолжительное время) с руководством Норвежской рабочей (НРП), входившей, кстати, до 1923 года в Коминтерн, и Коммунистической партий, предложив им создать свои вооруженные отряды. Неясно было, впрочем, в какой мере данное предложение было выражением его политических убеждений, тем более что впоследствии Квислинг упорно отрицал, что был сторонником в той или иной форме марксистской революции в Норвегии.

В дальнейшем Квислинг громогласно и на всех углах провозглашал, что главным противником Норвегии являются коммунизм и СССР. Или наоборот: СССР и коммунизм.

В целом же весьма расплывчатые идеи лидера норвежских нацистов можно было бы характеризовать в качестве социально-консервативных и националистических. Социалистическими они были, скорее, по видимости. Сам же лидер оставался, в сущности, приверженцем идеи корпоративного государства, власть в котором формировалась бы «сверху вниз».

Наибольшую поддержку его идеям оказали крестьяне, разорявшиеся в условиях проводимой властями проанглийской экономической политики, а также радикальная националистически настроенная интеллигенция.

Впрочем, единого представления о национализме в норвежском обществе не существовало, и, по мнению ряда норвежских историков, следовало бы говорить о двух его направлениях: собственно норвежско-националистическом и прогермански-нацистском. Следует отметить, что начало Второй мировой войны вообще ознаменовалось в Норвегии резким всплеском национализма.

В целом же можно сказать, что это был лидер из «европейского захолустья», каковым считали свою страну норвежцы, и таких как он «фюреров» водилось в тогдашней Европе немало.

Во время немецкой оккупации Квислинг пытался в рамках возможного вести собственную игру «независимого фюрера норвежской нации» и часто бежал даже впереди германского паровоза, однако в целом «своя игра» у него по объективным причинам не задалась и задаться не могла.

9 мая 1945 г. министр-президент «всея Норвегии» сдался, не оказав сопротивления, новым властям, вызвав к себе на дом полицию, которой до того дня командовал. И действительно, не самому же ему было идти в участок и не такси же ради такого дела вызывать! Вскоре он был обвинен в государственной измене и принял почетную смерть от пороха и свинца в крепости Акерсхаус.

В тюрьме Квислинг объявил себя мучеником за «великую Норвегию от моря до моря». Неясно, правда, от какого и до какого: то ли от Баренцева до Северного, то ли от Гренландского до моря Амундсена. В перерывах между заседаниями суда составил свое генеалогическое древо, в котором возводил свою родословную к хозяину Валгаллы богу Одину (Вотану) — покровителю военной аристократии и повелителю валькирий. Кажется, это был первый европейский руководитель со столь знатной родословной.

3. Сопротивленцы активные и пассивные

Норвегию, как это ни странно, можно формально отнести к странам-по-бедительницам во Второй мировой войне, поскольку король Хокон Седьмой вместе со своим правительством в эмиграции присоединился после новогоднего застолья — 1.01.1942 г. — к антигитлеровской коалиции, т. е. будущим победителям. А разве присоединившийся в самый разгар драки к победителю не есть ПОБЕДИТЕЛЬ? Хотя бы и чисто юридически?

Итак, Норвегия «раскололась» на Норвегию de jure и Норвегию de facto.

Норвегию de jure представлял благородный король Хокон Седьмой со своим правительством, а Норвегию de facto — рейхскомиссар Й. Тербовен и В. Квислинг со своей администрацией. А посему норвежское сопротивление приходится поневоле рассматривать в двух его ипостасях.

Итак, Норвегия de facto оказалась оккупированной. Как воспринимали норвежцы оккупацию и как противились они ей?

Были те, кто если и не приветствовал оккупацию открыто, то усматривал в ней некую политическую благотворность для страны. Были и такие, кто остро чувствовал неизмеримое превосходство «сумрачного германского гения» над «духом торгашества» и посему приветствовал приход немцев как носителей идей «освобождения». К их числу относился выдающийся норвежский писатель К. Гамсун, выступивший по радио с речью, в которой призвал соотечественников поддержать правительство Квислинга.

После войны Гамсуна судили за коллаборационизм, но из-за преклонного возраста сочли слабоумным и отправили в дом для умалишенных, оштрафовав заодно на четыре пятых его состояния. Ан и впрямь: зачем сумасшедшему деньги? До сих пор в Норвегии (стране, буквально утыканной памятниками всем и вся) нет ни одного памятника Гамсуну — человеку, прославившему свою страну в начале двадцатого века, но запятнавшему себя по чисто культурологическим соображениям коллаборационизмом.

Что же до политиков и политических партий, то о них ясно выразился норвежский писатель С. Хёль, отмечавший, что приход немцев горячо приветствовали правые, видевшие в Гитлере защиту от самого страшного пугала — большевизма, и крестьянская партия, воссылавшая хвалу Господу за Гитлера.

Было, было. Правда, теперь вспоминать об этом дурной тон и почти что криминал. А сразу же после окончания войны начался процесс активного вытеснения из памяти этих неприятных обстоятельств, в результате чего Норвегия предстала в роли страны-страдалицы, оказывавшей в едином порыве героическое внутреннее и внешнее сопротивление оккупантам.

И, наконец, главное. Отсутствие воли к сопротивлению, наглядно продемонстрированное норвежской армией, да и всем норвежским обществом, отсутствие желания противостоять агрессору было лучшим свидетельством тому, что «новый порядок» не рассматривался в качестве чего-то совершенно неприемлемого для норвежцев. И они были в этом отношении не одиноки: отсутствие желания противостоять национал-социалистской Германии наглядно показала и «остальная Европа»: Франция, Бельгия, Голландия, Чехословакия и уж тем более Австрия.

Что ж, в самую пору поговорить о Сопротивлении и сопротивленцах.

Сопротивление, как известно, бывает активное и пассивное. В качестве пассивного сопротивления можно привести историю двух норвежских фермеров, оказавших помощь советским военнопленным и попавших за это в немецкий концлагерь.

4. Добрые самаритяне

Двое стариков-фермеров попали в концлагерь из-за того, что помогли бежать русским пленным. Однажды к находящемуся уже в преклонных летах Перу Гюлану пришел русский военнопленный и спросил, как лучше пройти в Швецию. Старик показал тропу. А через несколько часов по следу пришло трое немецких солдат.

— Видел русского?

— Да, видел, — вежливо ответил старик. — И дорогу ему показал.

От удара старик свалился на землю. Больше от него не удалось добиться ни слова за все два года заключения. «Не разговариваю с людьми, которые в ответ на вежливые слова лезут с кулаками в лицо», — говорил он после освобождения.

Другой крестьянин, по фамилии Таросен, умер в лагере. К нему тоже пришли трое русских. Он накормил их, пустил ночевать и наутро, указав кратчайший путь в горы, снабдил хлебом, сыром и удочками для ловли рыбы. А когда через некоторое время к нему в поисках бежавших русских пришли немецкие солдаты и спросили, не видел ли он русских — с той же откровенностью ответил, что не только видел, но, как добрый самаритянин из Евангелия, оказал им милостыню. Когда нацисты избивали его, он все время повторял: «Если бы и вы пришли ко мне за милосердием, я оказал бы вам его». И об этом твердил все время заключения в концлагере до самой своей смерти.

После войны жена кузнеца из окрестностей Бергена Мария Эстрем издала документальную книгу воспоминаний под названием «Дневник русской мамы». В советское время эта книга была издана на русском языке, а сама М. Эстрем — удостоена советского ордена Отечественной войны. И подобных примеров христианского милосердия со стороны простых норвежцев было немало.

Гораздо хуже обстояли дела в оккупированной Норвегии с сопротивлением активным, то есть с сопротивлением с оружием в руках. Здесь надобно отметить, что данный род сопротивления норвежцам в сущности навязали английские спецслужбы и НКВД вкупе со Смершем и ГРУ.

Весной 1941 г. возник подпольный центр военного Сопротивления, получивший сокращенное название «Милорг». А уже зимой 1941/42 г. сложился руководящий центр гражданского Сопротивления — Координационный комитет, имевший сеть подпольщиков по всей стране и видевший свою задачу в противодействии фашизации и накоплении сил для начала восстания в тот момент, когда союзники высадятся в Норвегии. Они настороженно относились к актам саботажа и диверсий, организуемым британским УСО. Это обстоятельство обусловило, как отмечает без тени иронии ряд современных исследователей, преобладание в норвежском Сопротивлении невооруженных форм борьбы.

К концу войны «Милорг» располагал так и не вступившей в бой сорокатысячной подпольной армией. А 7–9 мая 1945 г. его отряды взяли на себя охрану порядка в стране, благо сопротивления со стороны капитулирующих частей вермахта они не встретили.

Тем самым Норвегия продемонстрировала всему миру текучесть и проблематичность границ, разделяющих — не только в понятийном, но и практическом планах — военное и гражданское сопротивление. Впору даже вводить в научный оборот новое понятийное членение: активное и пассивное военное сопротивление.

Были известны случаи, когда организовывались даже ООО и ЗАО с целью помощи беженцам в пересечении шведской границы. В частности, возникла фирма «Перевозки Карла Фридрихсена», которую основал бывший полицейский Альф Петтерсен, работавший в тесном контакте с Сопротивлением. В период с октября 42-го по середину января 43-го, когда Петтерсен с женой были вынуждены бежать от гестапо за рубеж, два грузовика компании курсировали четыре-пять раз в неделю от Осло до границы. На каждом автомобиле было место для двадцати человек, спрятанных среди перевозимой картошки, сена или деталей машин. Рядом с шофером всегда располагался проводник из Народного фронта. По самым заниженным оценкам, за одиннадцать недель своего существования «Перевозки Карла Фридрихсена» доставили в безопасную Швецию свыше тысячи человек.

Ярким примером воли рядовых норвежцев к сопротивлению оккупантам стала так называемая Молочная забастовка, случившаяся в Осло в сентябре 1941 года. Справедливости ради, героями ее следует назвать и оккупационную администрацию и местные власти, прославившиеся своим ротозейством и головотяпством в вопросах продуктового снабжения столицы Норвегии.

8 сентября 1941 года, когда рабочие не получили положенных им молока и сливок на своих предприятиях, они, не сговариваясь, покинули свои рабочие места и разошлись по домам. Оставить столицу без молокопродуктов — такого не случалось со времен викингов! И уже на следующий день, 9 сентября, в забастовке приняли участие около 25 000 рабочих Осло. Двое зачинщиков забастовки были расстреляны, лидеры профсоюзного движения перешли на нелегальное положение, однако перебои с продовольственным снабжением прекратились.

А какое же сопротивление без Штирлицев? Были в Норвегии и свои штирлицы, точнее, один, а еще вернее, одна. Это была известная красавица и актриса Соня Вигерт (1913–1980). Начиная с 1941 года Соня активно сотрудничала с норвежским сопротивлением, точнее, со шведской разведкой, агентом которой она стала в 1942 году, получив оперативный псевдоним «Билл» («Bill»).

В августе этого же года она была направлена на родину с целью установления связей в среде высшего немецкого командования для сбора информации. Ей без особого труда удалось очаровать рейхскомиссара «всея Норвегии» Й. Тербовена. Внимание к ослепительной нордической красавице со стороны Тербовена росло параллельно с запросами «Билла», в результате чего в 1942 году Соня Вигерт вступила в контакт с американской разведкой, представленной американской дипмиссией в Стокгольме. С 1944 года она уже официально работала на американскую разведку (Office of Strategic Services) — матерь ЦРУ.

Однако тут вышел досадный казус: к осени 1943 года СД и гестапо имели уже достаточно информации о деятельности Сони Вигерт, чтобы заподозрить её в антигерманских настроениях, и шланг, по которому поступал к ней «информационный кислород», был туго зажат немецким гаечным ключом.

Нельзя сказать, что вооруженного сопротивления в Норвегии совсем уж не было. Однако организаторами и вдохновителями его были не король и правительство Норвегии в эмиграции, а Черчилль со своим Special Operations Executive (SOE) и тов. Сталин со своими НКВД и Смершем.

Речь в данном случае должна идти о трех группах, использовавших методы и тактику спецподразделений: «Рота Линге» (Company Linge), «группа Шетланд» (Shetland) и партизаны северного норвежского региона Финнмарк (Finnmark).

«Рота Линге» и «группа Шетланд» были сформированы на начальном этапе войны британскими властями в рамках SOE. SOE была секретной организацией, созданной в 1940 году Черчиллем «для саботажа и подрывной деятельности на оккупированной врагом территории и для создания ячеек обученных людей для оказания помощи группам сопротивления». Их диверсионно-разведывательная роль и задачи не менялись всю войну. Именно в них служили герои норвежского Сопротивления Тур Хейердал и ставший после войны личным телохранителем короля Хокона Макс Манус, действовавшие, кстати, не без ведома и благословения НКВД. Напомним, что Т. Хейердал забрасывался в Норвегию с советской территории, а М. Манус проник через СССР в Турцию, из которой и отбыл в Новый свет. Согласитесь, СССР отнюдь не был проходным двором, чтобы какой-то беглый норвежец смог проехаться по нему с севера на юг да еще и перебраться на Туретчину!

Именно английские коммандос, в составе которых были норвежцы, и взорвали в феврале 1943 года хранилища тяжелой воды на заводе в Рьюкане — вошедшая в историю Второй мировой войны операция «Gunnerside» («Ганнерсайд»). Через год он был добомблен англо-американской авиацией в ноябре 1944-го.

Третья группа, партизаны Финнмарка, менее известна, так как действовала она под командованием советских войск и состояла из лиц, бежавших на восток после немецкой оккупации. Эта группа была организована и обучена НКВД. Хотя их операции начались еще в конце 1940 года, деятельность их оценивается обычно в период 1941-44 гг. Партизанские операции были сфокусированы в Тромсе и Финнмарке, двух самых северных областях Норвегии. Эти партизаны оказали серьезную помощь 14-й советской армии в районе Западная Литса в советском Заполярье.

Именно их деятельность привела к успешному разрушению советскими войсками немецкой инфраструктуры 70-тысячной группировки вермахта в Финнмарке и Северной Финляндии. В результате советская авиация наносила успешные удары по немецким складам, базам, фортификационным сооружениям. Однако большая часть разведывательных сетей в восточном Финнмарке была вскрыта.

Точное число партизан, обученных советской разведкой, до сих пор неизвестно, но по разным оценкам оно может составить около 75 человек. Норвежский историк Р. Ульстер считает, что 35 из них были убиты, а бежавшие или попавшие в плен уверены, что погибли почти все.

Однако самым боеспособным отрядом норвежского Сопротивления стали наши соотечественники. с нацистским режимом активно боролась целая русская армия, отличавшаяся высокой боеспособностью и железной дисциплиной. Армия эта состояла из бежавших с гитлеровской каторги советских солдат и офицеров, а командовал ею бывший разведчик, начальник Информационного управления ГРУ, подполковник Василий Андреевич Новобранец.

В один прекрасный день немецкий концлагерь, в котором находился подполковник Новобранец, прекратил свое существование. Наши пленные разоружили и ликвидировали охрану. Оружия же в лагере хватало на целый батальон. После этого первая на территории Норвегии советская воинская часть отправилась на освобождение других военнопленных. Вскоре батальон вырос в полк, затем перерос в дивизию и, наконец, превратился в настоящую, хорошо вооруженную армию с грамотными командирами и бесстрашными солдатами. Эта армия, задолго до капитуляции Германии, сумела очистить Норвегию от гитлеровцев, после чего разместилась гарнизонами по стране. Бывший военнопленный, а ныне командующий самостийными войсками В. Новобранец пользовался огромным авторитетом у норвежцев. С большим уважением и, надо полагать, с легкой опаской относился к нему и возвратившийся в Норвегию в июне 1945 года страну славный король Хокон.

Это совершенно отдельная и драматическая история. Уже закончилась война, подписан акт о капитуляции Германии, а войска В. Новобранца так и стояли в Норвегии, не зная, как им вернуться домой.

Наконец, Новобранец обратился к самому королю с просьбой обговорить с правительством СССР вопрос об эвакуации его солдат. Его величество моментально согласился, поскольку присутствие хорошо вооруженных русских на территории королевства приводило его в легкое смущение и даже замешательство. И король героически сел сочинять письмо самому товарищу Сталину.

В. Новобранца проверяли целых десять лет. Выручили его норвежские друзья, приехавшие в СССР в 1954 году и потребовавшие у Председателя Совмина встречи с ним.

В кратчайший срок В. Новобранца доставили спецрейсом в Москву, восстановили в армии, присвоили очередное звание полковника, после чего устроили встречу с его норвежскими соратниками. В. А. Новобранец повторно отучился в Академии Генштаба, служил Родине и умер в 1984 году. Однако его мемуары, касавшиеся освобождения Норвегии и «службы» геройскому королю Хокону VII, до сих пор так и не опубликованы.

5. Добровольческий легион «Норвегия»

Сопротивление — понятие довольно расплывчатое, если не сказать, мутное, и обозначает оно по сути оборону. А лучшая оборона — это, как известно, нападение. Так что к числу «активных сопротивленцев» — правда, уже не Германии, а СССР — можно отнести и норвежских бойцов из Добровольческого легиона «Норвегия» и прочих заблудших подданных доброго короля Хокона, служивших в частях СС-Ваффен.

В июне 1941 года призыв иностранных добровольцев в «германских» странах шел довольно бойко. Многие члены пронацистских партий присоединились к «крестовому походу» против большевизма. Агитация была незамысловата, зато эффективна и сводилась к нехитрой формуле: «Ты, Юхан (Свен, Шарль, Кеес) против немца ТВАРЬ ДРОЖАЩАЯ, а с немцем ты, Юхан (Свен, Шарль, Кеес) — СВЕРХЧЕЛОВЕК!» Сверхчеловеками хотели стать, на первых порах, многие. К тому же многие политические и иные деятели, открывавшие вербовочные пункты в своих странах, крепко рассчитывали (как голландцы или норвежцы — в лице Квислинга) на получение своей доли русской землицы.

Правда, первоначально Квислинг замахнулся на незамерзающий порт Мурманск вкупе со всем Кольским полуостровом, в подземных кладовых которого залегают буквально все элементы периодической таблицы Менделеева. Однако германский фюрер ответил своему норвежскому вассалу весьма жестко, и раскатавшему губу — не дуру Квислингу пришлось закатать ее обратно и обратить свои взоры на украинские черноземы, которые и были вскоре проинспектированы его аграриями.

В результате активных пропагандистских мероприятий во фронтовых частях и различных военизированных соединениях германского фюрера оказалось до 100 тысяч скандинавских добровольцев. Почти каждый десятый из них не вернулся с Восточного фронта, на котором потомки варягов воевали с первых часов войны.

К концу июля 1941 года в Германию отправились первые триста норвежских добровольцев. После прибытия в Киль они были отправлены в учебный район Фаллинбостел. Здесь первого августа 1941 года был официально создан добровольческий легион «Норвегия». В середине августа сюда прибыли еще 700 добровольцев из числа бывших подданных отважного короля Хокона, а также 62 добровольца из норвежской общины в Берлине.

16 марта 1942 года легион численностью более 2000 человек прибыл на Ленинградский участок фронта. В нескольких километрах от Ленинграда норвежцы были введены в состав 2-й пехотной бригады СС. После прибытия части легиона стали нести патрульную службу, а затем принимали участие в боях на фронте до мая 1942 года.

В это же время на фронт прибыла первая из четырех полицейская рота Норвежского легиона, созданная в Норвегии из пронемецки настроенных полицейских, «отметившихся» своими зверствами у Константинова, Красного Бора и Красного Села над советскими подпольщиками и партизанами. Так, лишь с 24 октября по 5 ноября 1941 г., было казнено 118 человек, из них 31 за агентурную деятельность.

Несли свою службу норвежские эсэсовцы и в концлагерях Ленинградской области: таковых лишь под одной Гатчиной было целых три.

Надо сказать, что новоявленным варягам на фронте если и везло, то не слишком. С первых же дней долговязые борцы с коммунизмом стали отличной мишенью для наших снайперов, о чем писал в своих воспоминаниях один немецкий артиллерист (Липпих В. «Беглый огонь. Записки немецкого артиллериста 1940–1945 гг.» М.: Яуза-пресс, 2009). А посему охотникам на русского медведя приходилось сидеть в окопах согнувшись в три погибели, уже не мечтая разглядеть его берлогу.

После успешного выполнения своих полицейских функций на оккупированных территориях Ленинградской области норвежские эсэсовцы были отправлены под Минск для борьбы с партизанами. Но и там им не слишком везло. В феврале 1943 года 800 оставшихся в живых легионеров были соединены с запасными ротами, а в конце марта легион был выведен с фронта и отправлен обратно в Норвегию.

Эти субъекты «активного вооруженного сопротивления» были признаны преступниками и осуждены послевоенным норвежским судом к различным срокам тюремного заключения и каторжным работам. Осуждены были и вернувшиеся из плена эсэсовцы.

Памятников в современной Норвегии им, как преступникам, не ставят. Зато один такой поставлен им в России. И надо же было такому случиться, что именно в Красном Селе, где они прежде и зверствовали. Так, 23 августа 1998 года в Красном Селе — пригороде Санкт-Петербурга — был открыт и освящен настоятелем местной церкви памятник норвежским оккупантам, погибшим на Ленинградском фронте во время блокады города. Памятник, точнее могильный камень, поставлен на территории церкви святого Александра Невского.