Гуманитарный «манхэттенский проект»

Гуманитарный «манхэттенский проект»

Перебирая всю многочисленную научную и публицистическую литературу, посвященную цивилизационной специфике России, можно выделить шесть основных позиций:

1. Россия – не Европа, то есть Россия – страна с другим менталитетом, другими традициями и т. п. Их можно назвать азиатскими, а можно этого не делать, а сказать, что это нечто среднее между Европой и Азией, или вообще, что Россия – нечто уникальное. Этой точки зрения придерживается большое количество ученых, пишущих на эту тему: славянофилы, евразийцы и либералы-изоляционисты.

2. Россия – анти-Европа. Это более жесткий вариант первой позиции. Он утверждает, что Россия сама всегда (со времен принятия восточного христианства) тяготела более к Востоку, чем на Западу, Запад не любила и все стремилась делать в пику ему. Все войны, кроме татарского нашествия, шли на Россию с Запада. Россия стремилась реализовать у себя все западные «концепции иного», чтобы все больше отделять себя от Европы. С другой стороны, и для Европы Россия была всегда источником опасности или угроз, «русским медведем» или «жандармом». Этой позиции придерживались некоторые славянофилы, а сейчас придерживается ряд исследователей самых различных ориентации: от Б. Гройса до 3. Бжезинского и многие другие, практически все «антисоветчики» и «русофобы».

3. Россия – квинтэссенция Европы. Это означает, что Россия – больше Европа, чем сама Европа. Тут доведены до предела все европейские противоречия, все европейские проблемы и все европейские достижения. Родоначальником такой позиции был А. С. Пушкин, отмечавший, что Петербург – не просто европейский город, а утрированно-европейский, тут эстетика европейского классицизма и его нравы доведены до абсурда. Подобного мнения придерживался и Достоевский, глядя уже на «буржуазный Петербург». В каком-то смысле о том же говорил Ленин в «Империализме как высшей стадии капитализма». Он считал, что Россия – слабое звено в капиталистическом порядке, именно здесь должна произойти революция, именно потому, что капитализм тут развит до предела. Сейчас эта теория очень популярна, хотя есть коммунисты, утверждающие, будто именно Россия сейчас должна решать проблемы, которые не мог решить Запад, что на Западе эти проблемы завуалированы, а у нас обнажены.

4. Россия – сверх-Европа. Это утрирование предыдущей позиции с уточнением, что Россия не просто обнажает проблемы Европы, но и решает их. Таким образом, оказывается, что Россия – это будущее Европы, а Европа и вообще Запад – вчерашний день России. Это воззрение было особенно популярно в начале XX века и прожило вплоть до 1970-х годов. Впрочем, с известными оговорками и иезуитской аргументацией оно встречается и сейчас.

Интеллектуалы на Западе в конце XIX века считали Россию страной более перспективной, чем Европа, так как Россия (ее интеллектуальная среда) достигла больших, чем Европа, успехов в женской эмансипации, в рабочем движении, в освобождении от национальных комплексов, в искусстве (авангард) и во многих прочих сферах.

Этого мнения придерживалась вся «левая» интеллигенция, вся «творческая интеллигенция» на Западе. Но это же было и в России, особенно после революции, когда не только интеллектуальная среда стала считаться авангардом, но и сам государственный строй. Так считали в годы «успехов социалистического строительства», создания «ядерного оружия» и особенно когда Россия первая вышла в космос. Правда, в 1970-е годы симпатии к России стали слабнуть, и они вновь усилились на короткий срок в эпоху Горбачева, когда интеллектуалы стали считать, что Россия опять впереди всех (хотя бы в идейном плане), ведь именно она первая предложила «новое мышление».

5. Россия – недо-Европа. Позиция, обратная предшествующей. Ее родоначальники – западники, видевшие в Европе будущее России и образец для подражания. Наследники этой позиции – все критики существующих российских порядков, диссиденты и прочие.

Россия все время отстает от Запада и использует «догоняющую модель развития». На официальный уровень эта позиция продвигалась усилиями Сперанского, затем Витте и Столыпина, а сейчас ее во многом придерживаются так называемые «демократы» как в руководстве, так и в народе. Считается, что Запад почти по всем показателям далеко впереди России, и опять надо ставить задачу себе, по крайней мере, «догнать» его.

6. Россия – это Европа. Тот, кто сомневается, говорят защитники этой точки зрения, пусть еще раз вспомнит про китайские иероглифы, японскую кухню, индийские религии, арабские обычаи. У нас с Европой похожи и языки, и религия, и искусство, и философия, и наука, и даже кухня. Причем не просто похожи, случайным образом, а формировались в одном ареале, через взаимный культурный обмен в течение тысячелетий (исключение только подтверждают правила: да, у нас третья национальность по количеству в России – татары, они – мусульмане, но и в Европе теперь есть Турция, Албания и проч.).

Кто-то скажет, всем равно Россия не похожа на Европу. Но на это можно спросить: а что понимается под Европой и похожа ли она на саму себя? Неужели между Грецией и Англией различий меньше, чем между Грецией и Россией? Или между Польшей и Испанией? Или между Швецией и Италией? Или между Германией и Турцией? Или между Болгарией и Португалией? Все европейские страны специфичны, Россия тоже. С кем-то у нас общая религия, с кем-то родственен язык, с кем-то культурные или экономические связи…

Одним словом, фанатики, настаивающие на огромной специфике России в сравнении с Европой, просто по миру мало ездили.

Невозможно не видеть, что все представленные позиции в их различных вариантах и интерпретациях, так или иначе содержат долю истины. Каждая из позиций достаточно обоснована, и невозможно выделить ту, которая была бы синтезирующей все остальные, или явно господствующей, или более глубокой.

Если посмотреть на российскую историю, то каждая из позиций отражает воззрения различных групп или воззрения того или иного времени. Именно время давало повод для таких размышлений. Ведь их правомерность подтверждалась не только нашими внутри-российскими теориями, но и интеллектуалами всего мира. Если после революции Россия действительно виделась культурным авангардом, то ведь и до сих пор картины Малевича стоят баснословных денег.

Если после победы над Германией, получения ядерного оружия, строительства первой атомной электростанции и атомного ледокола, запуска первого спутника и первого человека в космос во всем мире «быть интеллектуалом» означало «быть „левым“» (то есть ориентироваться на Россию и СССР) – этот факт тоже не отменишь.

Короче говоря, все вышеперечисленные позиции – не плод теоретической интерпретации неуловимой реальности, а отражение действительных процессов и культурно-исторических позиций России в течение времени или в сознании определенных классов.

Вторая особенность всех перечисленных теорий, и эта особенность буквально лезет в глаза, связана с тем, что все позиции так или иначе замкнуты на Европу. Даже позиция, поставленная первой, которая вроде никак динамически не цепляется к Европе, а просто формально-логически отделена от нее и может быть описана без привлечения Европы, на самом деле не обходится без нее. Достаточно прочитать труды как прошлых, так и современных славянофилов и евразийцев, чтобы увидеть: большая часть их размышлений посвящена бичеванию Европы и попыткам размежевать ее с Россией. Даже всем известное разделение на «славянофилов» и «западников», все же было именно таким разделением, а не делением, скажем, на «славянофилов» и «восточников». Европа – это зеркало России, через Европу Россия самоидентифицируется.

Принимая во внимание два этих замечания, можно описать позицию России как страны, «танцующей» вокруг Европы. Подобно тому, как Македония танцевала вокруг Греции. То с ней, то под ней, то в ней, то над ней, то за ней, то перед ней, то против нее.

Если предположить, что Россия – это окраина Европы (Украина Европы), сразу и наш менталитет оказывается «украинским», наше поведение по отношению к Европе копирует (а может быть, она копирует) поведение украинце по отношению к нам.

Один украинский интеллектуал (ничего смешного!) поставил вопрос (копируя вопрос о России, поднятый Соловьевым): «Что думает Бог об Украине?». Подумав, я ответил: «Ничего, потому что мышление Бога очень отличается от мышления господ Кучмы и Ющенко, ведь только в воспаленном воображении этих людей и их последователей существует Украина как отдельная самостоятельная сущность. Бог же прекрасно знает то, что знает любой честный украинский историк: Украина – это выдумка, химера, весь смысл существования Украины состоит в противопоставлении себя России, поэтому без России она невозможна. Следовательно, ключ к судьбе и исторической миссии Украины надо искать в судьбе и миссии России».

Но ведь то же верно и в отношении России и Европы. Большой Европы. Хотя мы часто противопоставляем себя Европе (в узком смысле как католической и протестантской), все равно не можем без нее. Мы брали в Европе христианство и противопоставляли себя Европе как более истинные христиане. Мы брали в Европе Маркса и становились большими марксистами, чем Маркс. Мы взяли в Европе демократию и показали такие чудеса демократизма, что до сих пор очухаться не можем.

В самодостаточном смысле понятия «русской культуры» не существует. Это понятие имеет такой же смысл как «итальянская культура», «французская» и проч. (то есть указание специфического отличия, тогда как само понятие культуры уже с головой выдает принадлежность к Европе!!!).

Что же означает признание общей судьбы для России и для Европы? Это в первую очередь означает наличие единой культурной миссии (а уж затем экономическое, политическое, научно-техническое, военно-космическое и прочие сотрудничества, для которых много предпосылок).

Тогда вопрос: а какова же миссия Европы? Не только русские философы вот уже ни одно столетие ищут противоположную Европе «русскую идею» (правда, не осознавая, что поиск, равно как и слово «идея», уже с головой утягивает их в европейскую философию), но и в обыденном сознании россиянин (не только русский) не воспринимает себя как культуртрегера, как носителя европейской культуры и европейской миссии, как цивилизатора в окружении варваров. Он не культивирует в себе это чувство и соответствующую идеологию. А ведь настоящий европеец обязан, перефразируя Станиславского, «любоваться не собой в Европе, а Европой в себе».

Мы замечаем гипертрофированное чванство у поляков, прибалтов, чехов. Где бы ни находились они: дома, в Париже, а тем более в России, эти люди всегда сосредоточены на несении миссии, на несении гордого звания Европейца.

Их легко понять: маленькие народы желают быть частью чего-то большего. Русские – народ большой, и не испытывает подобных комплексов. Но это не значит, что он не европейский, потому что культуртрегерство отнюдь не единственная миссия европейца.

Да, быть европейцем означает сознательно культивировать в себе культуру причем это может быть и чисто русская культура. (Так, все славянофилы, культурные, образованные, знающие историю и языки, гораздо больше европейцы, нежели плохо говорящий даже по-русски невежественный, невоспитанный и бестактный западник Белинский).

Однако надо отдавать себе отчет: Европа – не только и не столько культура (неокантианская, поверхностная, хотя и распространенная интерпретация ее миссии), сколько воля-к-власти с ее постоянной переоценкой ценностей (эту миссию в Европе видел Ницше), Европа – это абсолютная идея свободы и духа (эту миссию в Европе видел Гегель), Европа – это глобальное, планетарное господство науки и техники (эту миссию в Европе видел Хайдеггер).

Смешно видеть, когда наши ученые всерьез говорят о «самостийности России» и приводят этому научные доказательства. Уже их научное бытие находится в кричащем противоречии с их целями. Наука – не «общечеловеческая ценность», а сугубо европейская. Точнее так: думать, что наука есть общечеловеческая ценность – сугубо европейский подход. Однако эта последняя миссия Европы уже реализовывалась нами! Может быть наскоро, может быть по-ученически рьяно, но весь XX век русские показывали чудеса науки и техники!

Так в чем же сегодня миссия Европы, чтобы мы могли по старой привычке взять ее и реализовать на всю катушку, со всей дури так, чтобы Европа сама себя в нас не узнала? За что схватиться?

А все дело в том, что Европа сама бездомна! Европа сама больше не несет никакой миссии! Куцые попытки объединиться в Евросоюз, до боли напоминающие XIX век завывания про европейские права и свободы, «культивирование культуры» в духе начала XX века… Все это повторение пройденного, подражание себе.

В том то и дело, что Россия УЖЕ реализовала миссию Европы, которую та в последний раз себе ставила. Больше реализовывать нечего. Вся Европа – это СССР периода застоя, и ей еще предстоит наша «перестройка», хаос и мрак запустения. Можно, конечно, подождать Европу на этом пути, а можно, коль уж мы оказались в авангарде истории, начать экспериментировать и творить историю, чтобы Европа начала подражать нам. Не сейчас, а когда ей понадобится, через десяток-другой лет.

У России появляется шанс получить европейское и мировое признание! Она должна стать лидером Европы, предложив новую миссию Европы. Вот за что Европа будет ей благодарна! Не заниматься поисками «русских идей», которые невозможны в силу самопротиворечия, а всерьез предложить миссию Европы. Требуй невозможного – получишь максимум! Ставь надцель – добьешься цели!

Такая задача по плечу только философам и поэтам и это – исконное философов. Не идеологов, которые придумывают идеологии, а философов, что в феноменологическом опыте дают новую интерпретацию бытия, новую «онтологию». Пожалуй, нынешнее положение России, когда она поставлена на грани бытия и ей нечего больше терять и не спастись, подражая себе прошлой или кому-то со стороны, способствует тому, что ей остается только решиться на этот шаг.

До тех пор, пока мы считаемся и являемся окраиной Европы, отношение к нам будет как к окраине. Лучший способ добиться признания Европы – сделать так, чтобы Россия сама стала центром Европы, а Европа – окраиной России.

Как никогда актуальны слова Чаадаева из «Философических писем» о том, что Россия так до сих пор ничего не предложила миру. Как никогда актуальны затасканные строчки Тютчева о том, что «в Россию можно только верить». В самом деле военные победы – только НАМЕК на что-то большее. Самая большая территория, тысячелетнее выживание в северных условиях, где другие народы не живут, с учетом невиданного военного и культурного прессинга – это все исторический аванс, кредит. Россия есть не действительность, а возможность, то, во что можно только верить как в некое многообещающее будущее.

Если кто-то думает, что наша миссия – несение стандартной демократии так называемым «нецивилизованным» народам из Европы в Азию, попутно защищая Европу от варварства, то в этой неблагодарной и неблагородной роли «прокладки» нас легко заменить кем угодно, и это не делает Россию необходимой.

Если кто-то считает, что наша функция – обеспечивать цивилизованные страны нефтью, газом, лесом и прочим сырьем и для этого достаточно несколько миллионов обслуживающего персонала, то я не понимаю, чем такое положение «рабов цивилизации» отличается от того, что хотел Гитлер, и зачем мы его побеждали, если сейчас реализуем его планы?

Миссия России иная, и нам всем предстоит ее создать (а не воспринимать ту, которую навязывают), потом осознать и взять на себя.

Все разговоры, мол, никаких миссий быть не должно, мы существуем потому что существуем и этого достаточно – от недомыслия. Тут как в школьном учебнике по философии: что первично – материя или сознание? Если ты материалист и социал-дарвинист, то видишь смысл истории только в борьбе за существование народов. Вся история для тебя – толкучка локтями: кто оказался сильней и наглей, кто выжил, тот и прав.

Ты готов ради выживания убить другого? Будь готов, что и другой убьет тебя! Но если ставишь на витальные инстинкты, ты будешь убит неминуемо, как звери бывают убиваемы человеком, несмотря на острые зубы и когти. Просто потому, что человек ставит на дух и выигрывает. Вот и в борьбе за существование ставка должна делаться на дух. В истории выигрывает тот, кто ведет всех за собой, духовно превосходит всех.

Нам нужен гуманитарный «манхэттенский проект»!

Как получается, что та или иная страна становится центром интеллектуальной моды? Есть традиция, завоеванная веками (как у Франции или Германии), есть перекачка мозгов, (как у США). Очень часто качество мышления не играет роли. Сначала ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя.

Бунюэль говорил, что он лично знает десяток испаноязычных писателей, которые лучше Стейнбека (его вкусу можно доверять). Ну и что? Кто их узнает в испанском, уругвайском, аргентинском, мексиканском захолустье? Так и у нас. В России есть минимум десяток мыслителей мирового уровня, но в мировой интеллектуальной элите даже не возникнет мысли прочитать или процитировать русских, а у издателей – перевести. Да что могут сделать эти нецивилизованные русские, бывшие марксисты и проч.?

Но при определенной раскрутке, то есть создании школы, переводе на языки, издании, распространении мы резко впишемся в мировую гуманитарную тусовку. Интеллектуальная элита просто рот разинет.

В отличие от рынка хай-тека или рынка мяса, рынок философский имеет малую капиталоемкость (три миллиона долларов, тут можно на весь мир раскрутить даже лошадиный круп).

Какова же ситуация в мировой философии? Она чрезвычайно благоприятна. Умерли корифеи постмодерна (Барт, Фуко, Лакан, Делез, Деррида, Рикер, Бодрийар). Наследников не осталось, только эпигоны.

Сейчас на весь мир пишут французские интеллектуалы типа М. Сюреа и Глюксмана. Но Сюреа – просто пижонистый юноша, а если во Франции Глюксман считается интеллектуалом, то мне стыдно за Францию и легко понять, до чего докатилась Франция! По сути кроме Вирильо и Нанси (ну может еще Лаку-Лабара, Бурдье и Бадью) французам некого предъявить, а эти доживают свой век.

В США на сотый раз «заваривают чай» витгенштейнианства и философии языка. Был там раскрученный философ уровня «ясельной группы» – Рорти, и тот помер.

В Германии еще с войны разброд и шатания, они завязли в кибернетике и социологии. Хабермас – философское лицо Германии, как когда-то создал одну «теорию коммуникативного разума», так с тех пор и отправил мозг на пенсию. В России, по меньшей мере, пяток людей во всех отношениях интересней Хабермаса. Да, есть еще Слотердайк, но этого мало для страны, которая раньше давала Канта, Шеллинга, Гегеля, Ницше и Хайдеггера.

Даже Славой Жижек или Хомский, наиболее популярные интеллектуалы на планете, – это просто публицисты и эпигоны.

Но главное в другом! Мир ждет новой философской моды! Все ждут нового ИЗМА!

Постмодернизм явно отходит в прошлое, что вместо него? Какой новый «ИЗМ»? Вот это и есть великий шанс России, упустить который – преступление! Если мы захватим этот рынок, раскрутим некий новый «изм», то станем самой модной страной сначала в интеллектуальной элите, а потом и во всех слоях!

Нужно не вздыхать о судьбе России (это никому не интересно), а ставить «общечеловеческие вопросы». Найти слова, которые могут объединить и Бен Ладена, и Буша, и китайского крестьянина, и немецкого банкира, и наркобарона из Колумбии, и русского военного, и банкира с Уолл-стрит, и престарелого негра из Африки.

Кто-то скажет, что это невозможно, но на самом деле еще 20 лет назад (хорош или плох финал – отдельный вопрос) своим «новым мышлением» весь мир покорил Горбачев. Он сказал, что «все мы в одной лодке, мир может быть уничтожен ядерными арсеналами несколько раз и это может случиться в любой момент благодаря случайности». Он предложил отбросить нацеленное друг на друга оружие и сделал это первым. Раз кто-то должен принести жертву, чтобы спасти мир, пусть это будет Россия. Мир оценил это, но ненадолго.

России необходим своего рода новый гуманитарный «манхэттенский проект». Как в свое время в США для создания оружия массового поражения были собраны лучшие физики, так и нам необходимо собрать все лучшие гуманитарные силы.

Реализовать проект не просто, а очень просто:

1. Собирается сотня самых наших головастых ребят, философов. Им выдаются гранты на три месяца по 10–15 тысяч долларов каждому. Это железно позволяет философам с их уровнем доходов жить, не работая, а писать книгу. Сразу предупреждают, что книга пойдет потом на Запад.

Требования к книге:

1) Она должна изумить Запад: «Оказывается, в России не только медведи по улицам бегают!».

2) Она должна задать новую интеллектуальную моду, некий пост-постмодернизм, а лучше протоизм.

3) Она должна быть критична к американизму и показать кризис традиционных моделей демократии и традиционной политической риторики так, что ее невозможно было бы просто так применять. Показать кризис двойных стандартов, симуляцию и импотенцию прежней политологии.

4) Она должна повышать имидж России, то есть иначе, чем они привыкли, объяснять и наши реформы, и нашу политику, и нашу ИСТОРИЮ.

5) Но главное, она должна быть посвящена проблемам Европы и мировым проблемам и предлагать совместный общий выход из кризисных ситуаций. Прежде всего, духовно-культурных апорий, а не политических или экономических.

2. Через три месяца имеем минимум пару десятков книг. Далее осуществляем перевод этих книг на английский, немецкий, французский, испанский, китайский, японский языки. Остальные потом сами переведут. Далее специальный уполномоченный заключает договоры с издательствами, выпускающими самую модную интеллектуальную литературу, на пожизненные права на издание книг. Мы обещаем сами финансировать раскрутку. От них – только издание, низкая цена и тираж не менее 20 тысяч каждой книги. Еще какие-то деньги будут нужны на пиар по философским кафе, по рецензиям в ведущих интеллектуальных журналах, по поездкам с лекциями в ведущих университетах с обязательными презентациями книг и бесплатной раздачей студентам (иначе нищие студенты не купят, а так мы им мозг обработаем бесплатно).

Итог: формирование новой интеллектуальной моды!

Делать это надо срочно, потому что скоро кто-то и так придумает новый «изм», и тогда придется уже реагировать, идти в фарватере, а не быть лидером. Есть и другая причина: американцы, которые привыкли господствовать на всех рынках, пока не лезут в философию, потому что недооценивают ее, они увлеклись раскруткой попсы типа Гарри Поттера. Но есть и тревожные звоночки: раскрутка интеллектуальной попсы вроде Дэна Брауна и Пауло Коэльо. Скоро доберутся и до настоящего хай-хьюма! И тогда вся мировая философия будет американской. Мы вынуждены будем обсуждать проблемы, которые они ставят и так как они ставят. Если вообще захотим попасть в мировую тусовку.

Есть мнение, будто философов мирового уровня у нас нет. Что понимать под мировым уровнем. Я бывал во Франции и видел, как на всех телеканалах выступает Анри Глюксман, который является у них чем-то вроде национального философа. Этот человек публикует статьи в защиту Шамиля Басаева и объясняет всем, что Ходорковский – это современный Сахаров. Что, у нас нет философов такого уровня? Да, кивают, таких найдем, но это, мол, не то… Подождите! Всякое благо – это именно определенное благо, а не совокупность всех благ вместе. Если мы раскрутим на Западе 10 своих «глюксманов» и заткнем рот местным «глюксманам», разве это плохо? Если не породим этим проектом нового Аристотеля, что еще и не факт, то это не повод от проекта отказываться. Я пока предлагаю срочно застолбить за собой сам рынок, а уже потом наращивать качество.

В долгосрочной же перспективе мы должны взращивать настоящую элиту мирового уровня. «Мировой уровень» не означает, что элита должна подтягиваться до лучших мировых образцов и подражать. Это значит, что весь мир должен подтягиваться до нашей элиты и подражать ей.

Мы должны поддержать фундаментальные отрасли. Фундаментальную естественную науку, фундаментальную гуманитарную науку. Мы должны дать возможность религии играть более серьезную роль в обществе. Мы должны дать волю и добиться, чтобы российское искусство зазвучало на мировой арене. Хватит возиться с политикой и экономикой. Побеждает тот, кто побеждает в области абсолютного! И все должно быть подчинено вышеозначенной цели.

Поэтому чрезвычайно вредно выращивать элиту в английских частных школах, в Кембриджах, Йелях и Сорбоннах. Она должна учиться в России и читать не лекции глупых фукуям и хантигтонов, а мировое наследие: Лао Цзы и Гераклита, Аристотеля и Платона, восточных отцов Церкви и западных схоластов, Лейбница и Канта, Гегеля и Ницше, Витгенштейна и Хайдеггера.

Когда молодежь будет воспитываться на первоисточниках и оригиналах, она сама станет первоисточником и оригиналом. Может быть, ей придется учить древние языки и выкапывать еще неиспользованные возможности истории, показывать те развилки и выборы на которых человечество пошло налево, тогда как можно было бы и направо.

На всяком производстве существует конструкторское бюро и производственные цеха. В КБ ставят эксперименты и двигаются методом проб и ошибок, рискуют, занимаются искусством (от слова искус: искушение, кусание, опробование на зуб, тестирование, то есть область, где происходят эксперименты, где движется авангард). В этой области разрешается на 100 попыток 90 случаев брака, тогда как в производственном цехе, наоборот, брак позволен в десяти случаях из ста.

Производство штампует по готовым матрице и образцу. Наша задача – создавать матрицы и образцы, в противном случае мы будем вечно платить за уже отработанные матрицы и пресс-формы самую дорогую цену и вечно плестись в хвосте у тех, кто матрицы производит.

Мы должны не подражать, а экспериментировать, создавать матрицы в сферах хай-тека и хай-хьюма. В России же отсутствует сам институт, аналогичный КБ, у нас все превращается в сборочно-отверточное производство. У нас бесхозны и находятся на положении бомжей и искусство и философия. Никто не ждет от них решения российских проблем, тогда как это единственная область, из которой эти решения возможны!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.