Глава 9 Великие отравители

Глава 9

Великие отравители

Тихие убийцы

Яд — это оружие слабого. К нему прибегали те, кто не мог (или не хотел) сразиться с противником в открытом бою. Отравления принимали самые различные формы. Яды подмешивали в напитки и пищу, их хранили в перстнях, ими смазывали концы специально изготовленных для этих целей булавок и ключей. Ядами пропитывали перчатки, обувь, белье, книги.

Некоторые авторы утверждают, что папа Климент VII был отравлен испарениями мышьяка, запрятанного в факел; Генрих VII и кардинал де Беруль погибли от яда, спрятанного в просфорах. Неаполитанский царь Конрад и, вероятно, Людовик XIII пали жертвой отравленной клизмы. Яд попадал в организм с помощью хирургических пластырей, а порой и половым путем. Так, египетские фараоны, чтобы избавиться от врагов, посылали им девушек, добровольно соглашавшихся принять перед этим большое количество яда. Известно также, что польский король Владислав был «…отравлен через собственный половой орган ядом, заранее помещенным во влагалище его любовницы».

Особенно часто к ядам прибегали женщины. Еще в Древнем Риме неверная жена, тщась скрыть от мужа свои похождения, нередко сознавала, что проще избавиться от рогатого супруга, чем от дурной славы. Случалось, гибли и прелюбодеи. Так, римский историк Тит Ливий сообщает, что в 328 году до н. э. консулы Валерий Флакк и Клавдий Марцелл, а также еще многие видные римляне внезапно были похищены смертью. Сперва их посчитали жертвами морового поветрия. Но потом одна из рабынь выдала эдилу Фабию Максиму (эдил следил за порядком в Риме), что всех этих достойных мужей свел под землю яд. Его подмешивали им в напитки знатные дамы. После этого и впрямь некоторые матроны были пойманы с поличным, когда варили смертоносный напиток. Еще у двадцати были найдены изрядные количества подозрительных веществ. На словах они клялись, что приготавливали лишь снадобья. Тогда провели испытание. Оно закончилось ужасно. Каждой из римлянок надлежало попробовать того отвара, что она приготовила. Отведав его, отравительницы умерли.

Особой славой среди отравительниц Древнего Рима пользовалась некая Локуста, жившая в I веке нашей эры. За свои злодеяния она была осуждена. Но в 54 году н. э. ее мастерство понадобилось искателям власти. Сначала ее услугами воспользовалась Агриппина, мать Нерона, чтобы убить супруга — императора Клавдия. Через год к умению Локусты прибег сам Нерон: с ее помощью он отравил Британика— сына императора Клавдия и своего сводного брата. Лакуста в благодарность получила несколько имений и организовала школу отравительниц.

В XVII веке такой же славой пользовалась маркиза Бринвильер. Ее любовник Сен-Круа, проведя некоторое время в Бастилии, перенял у одного итальянца искусство приготовления ядов. Выйдя из тюрьмы, он обучил этому мастерству и маркизу. Чтобы отточить умение подмешивать яд в пищу, Бринвильер стала служить сестрой милосердия. Она потчевала больных отравленными бисквитами и хлебцами и сгубила немало своих пациентов. Долгое время никто не обращал внимания на частую кончину больных, накормленных заботливой хозяйкой. Она же, расширяя практику, нередко травила и своих служанок, угощая их отравленными фруктами и мясом, а затем наблюдала, как жертва умирает.

В 1666–1670 годах, добиваясь наследства, она последовательно извела мышьяком отца, обоих братьев и своих сестер.

Выдала преступницу внезапная смерть Сен-Круа. Среди вещей ее любовника нашли шкатулку, в которой находились склянки с ядами, а также письма маркизы, в которых она описывала некоторые из своих отравлений.

Казнили маркизу 16 июля 1676 года.

Впрочем, и после смерти маркизы количество отравлений во Франции не уменьшилось. Была учреждена даже особая судебная палата, которая занималась исключительно отравлениями.

Вплоть до XVII века в Европе действовала целая каста профессиональных отравителей и отравительниц. Они предлагали свои услуги дворянам, священникам и богатым бюргерам, а также монархам.

Серийных отравителей изобличают и в последующие столетия. Так, в 1869–85 годах некая фрау Линден, вооружившись ядом, отправила к праотцам 23 человека. Еще в пятидесяти случаях она не соблюла необходимую дозу, и отравленные ею люди сумели выжить.

Две вдовы

Этот случай произошел в 1829 году в Венгрии. Студент-медик из Будапешта, гуляя вдоль берега реки Тиссы недалеко от деревни Нагрев, обнаружил труп мужчины, прибитый водой к берегу.

Полиция сразу же начала расследование в близлежащих деревнях Нагрев и Тисакурт. Вскоре ей стали известны слухи о гораздо большем числе загадочных смертей. Из-за этих разговоров были эксгумированы тела двух мужчин — Йозефа Нарараса и Михаэля Сабо. Оказалось, что оба скончались от отравления мышьяком. Во время их болезни, приведшей к смертельному исходу, за этими людьми ухаживали две местные знахарки — Сюзанна Олах, известная как «белая колдунья» Нагрева, и фрау Фазекаш. Обе были вдовами.

Этих, а также некоторых других женщин, бывших, по слухам, их «клиентками», арестовали. Одна из них призналась, что покупала у фрау Фазекаш мышьяк, чтобы отравить своего мужа, его брата и ещё одного мужчину.

Полиция начала подозревать, что имеет дело с массовым отравлением. Однако фрау Фазекаш свою причастность к убийствам полностью отрицала, и полиция, после многочисленных допросов, вынуждена была отпустить ее.

Но, проявив немалую хитрость и изворотливость в присутствии следователей, она выдала себя, очутившись на свободе. Фрау Фазекаш тут же бросилась к своим «клиенткам», чтобы предупредить их о возникших проблемах.

Когда чуть позже полиция зашла к ней в дом, преступница сразу догадалась о своей ошибке и, схватив чашку с отравленной водой, выпила ее. Спустя несколько часов отравительница скончалась.

Полиция стала допрашивать Сюзанну Олах и других «клиенток» фрау Фазекаш. В ходе следствия одна старуха призналась, что за последние двадцать лет отравила семь человек.

По мере расследования количество признаний нарастало, подобно сорвавшейся лавине. В общей сложности было установлено более пятидесяти убийств.

Местные «отравительницы», которые пользовались услугами Олах, чтобы избавиться от нежелательных мужей и детей, твердо верили, что она своими магическими чарами защитит их от правосудия.

Однако суд над преступницами состоялся. И многие из женщин, главным образом те, кто изготовлял и продавал яды, были приговорены к смертной казни или к разным срокам тюремного заключения.

Дело Лафарж

К числу самых известных случаев отравления относится преступление Мари Лафарж, которая отравила мужа мышьяком в 1840 году. И представляет оно особый интерес прежде всего потому, что это было одно из первых дел об отравлении, в котором решающую роль сыграла токсикологическая экспертиза.

Обольстительная, даже красивая, мадам Лафарж, урожденная Мари Капель, получила очень приличное и даже изысканное образование, что было не совсем обычным для женщины ее времени.

Родилась она в 1816 году в семье гвардейского полковника. В 24 года она вышла замуж за Шарля Лафаржа, — разорившегося провинциального литейщика, который уже однажды был женат. В этот период его осаждали кредиторы, и единственный выход из своего отчаянного положения он видел в новой женитьбе на богатой наследнице. Чтобы повысить свой статус, он выдавал себя за промышленника и владельца аристократического поместья в провинции.

Когда Мари впервые увидела Шарля, он показался ей вульгарным и отталкивающим. Но разъяснения, что у него есть замок, оказалось достаточно, чтобы она смогла подавить свои истинные чувства и без колебаний согласилась на немедленный брак.

Однако, когда Мари вместо особняка обнаружила развалившийся домик, а вместо поместья — грязную деревушку, то испытала глубочайшее потрясение. К тому же, и семья мужа ее приняла довольно прохладно. Чтобы вырваться из этой мрачной реальности, женщина решила отравить мужа.

В течение нескольких месяцев после брака она талантливо разыгрывала несуществующую любовь к Лафаржу. В этот период она даже написала своим родным и подругам несколько писем, в которых с воодушевлением расписывала счастье, найденное ею в семье мужа.

В декабре 1839 года Лафарж, получив рекомендательные письма от жены, решил отправиться в Париж. Там он надеялся добыть необходимые кредиты, которые могли бы помочь ему выбраться из кризиса. Неожиданно, перед самым отъездом мужа она перевела на него часть своего состояния и завещала все свое имущество, потребовав, правда, чтобы в порядке взаимности он сделал то же самое.

Пока Шарль находился в Париже, Мари засыпала его письмами, полными страстной любви. А накануне Рождественских праздников попросила свою свекровь испечь маленькие пирожки, чтобы порадовать ими мужа.

Посылка из Ле Гландье была отослана 16 декабря, а уже 18-го она была в отеле «Юнивер», где проживал Лафарж. Правда, в посылке вместо обещанных пирожков, был лишь один большой пирог, кусок которого Лафарж и съел. Вскоре после этого у него начались судороги, рвота и понос. Пролежав весь день в кровати, он почувствовал себя лучше, поэтому к врачу обращаться не стал.

Домой Лафарж вернулся 3 января. Чувствовал он себя еще довольно слабым и больным. Жена уложила его в постель и угостила дичью и трюфелями. Сразу после еды у него снова началась «парижская болезнь», которая больше его так и не отпустила. Ранним утром 14 января 1840 года Шарль Лафарж скончался.

Возможно, эту смерть списали бы на холеру, которая в то время имела широкое распространение. Но несколько родственников Лафаржа оказались невольными свидетелями того, как жена добавляла в его пищу какой-то белый порошок.

Кроме того, было установлено, что Мари дважды в большом количестве покупала мышьяк: 12 декабря 1839 года — незадолго до приготовления рождественских пирожков и 2 января 1840 года — за день до возвращения мужа из Парижа.

Наличие в продуктах, которые употреблял в последние дни Лафарж, и в содержимом его желудка остатков мышьяка, а также некоторые косвенные улики, явились поводом для обвинения мадам Мари в преднамеренном отравлении мужа мышьяком. На этом основании 25 января 1840 года ее и арестовали.

А затем, уже в процессе следствия и судебного разбирательства, было доказано, что Мари Лафарж действительно совершила преступление. Основными аргументами для подобного решения послужили данные находившейся еще в зачаточном состоянии токсикологии, и ее знаменитого представителя, — эксперта по ядам Орфилла.

19 сентября 1840 года преступница была осуждена на бессрочную каторгу. В тюрьме она провела десять лет, и в возрасте 36 лет умерла от туберкулеза.

Это была первая громкая победа молодой науки. И именно эта победа положила начало ее последующему бурному развитию.

Металлические бляшки обвиняют

Мышьяк всегда оставайся королем ядов. И неспроста. Во-первых, он не имеет особого запаха и легко может быть подмешан в супы, тесто и напитки. Во-вторых, симптомы отравления мышьяком мало чем отличаются от симптомов холеры — одной из самых распространенных в ту пору болезней, и у полиции не было средств, чтобы однозначно ответить, отчего умер человек: от яда или от болезни.

Поэтому неудивительно, что химики уделили ему особое внимание, пытаясь найти эффективные способы обнаружения следов мышьяка в мертвых человеческих тканях.

Первый шаг в этом направлении сделал в 1775 году Карл Шееле. Он установил, что белый мышьяк под воздействием добавленного в него хлора или «царской водки» преобразуется в кислоту, которая при взаимодействии с металлическим цинком образует чрезвычайно ядовитый, пахнущий чесноком, газ.

Через десять лет Самуэль Ханеман дополнил наблюдения Шееле. Он выяснил, что если в жидкую среду (в том числе — и в содержимое желудка) добавить соляную кислоту и сероводород, то мышьяк выпадет в желтоватый осадок.

Наиболее совершенным методом обнаружения мышьяка в то время считали метод Джеймса Марша, английского врача. Аппарат Марша представлял собой подковообразную стеклянную трубку, один конец которой был открыт, а другой заканчивался остроконечным соплом с укрепленным и нем кусочком цинка. В открытый конец трубки заливали проверяемую жидкость (подозрительный раствор или содержимое желудка жертвы), обогащенную соляной или серной кислотой. При нагревании цинк взаимодействовал с кислотой, и выделялся водород. Он, в свою очередь, реагировал с мышьяком или с любым его соединением, образуя газообразный мышьяковистый водород, улетучивающийся через сопло. Газ поджигали, а над пламенем держали холодное фарфоровое блюдце. На нем и оседал мышьяк в виде металлических бляшек — разумеется, если он был в газе. Способ позволял определить дозу в одну тысячную долю миллиграмма мышьяка.

Смертоносные травы

Но, как выяснилось впоследствии, мышьяк оказался только первой ступенькой на пути расследования преступлений, связанных с отравлениями ядами.

Пока шли разработки методов обнаружения мышьяка, сурьмы, свинца, ртути, фосфора, серы и многих других минеральных ядов, началось изучение ядовитых веществ растительного происхождения. Начало этому процессу поло жил немецкий аптекарь Зертюнер, который в 1803 году выделил из опиума морфий.

В последующие десятилетия число этих ядов значительно возросло. И так как они были подобны щелочам, то получили общее название алкалоидов. Все эти соединения оказывают определенное влияние на нервную систему человека и животных: в малых дозах они действуют как лекарства, в более значительных — как смертельные яды.

Естественно, второе свойство алкалоидов не могло пройти мимо преступников. И довольно скоро эти яды стали причиной множества убийств и самоубийств.

Следствие ведет… химик

Вечером 21 ноября 1850 года в замке супругов Бокармэ, который располагался между бельгийскими городами Моне и Турнэ, произошло неординарное событие: был убит Гюстав Фуньи, приходившийся родным братом владелице поместья. Все указывало на то, в том числе и свидетельские показания слуг, что убийство совершили хозяева замка.

Под вечер 22 ноября на место происшествия прибыли судья Эгебор, медики и жандармы. Врачи вскрыли труп, изъяли внутренние органы и отправили их в Брюссель, где с 1840 года в Военной школе преподавал химию Жан Сервэ Стас.

Пока химик исследовал полученные органы, Эгебор провел детальное расследование случившегося и выяснил, что в течение нескольких месяцев, предшествующих убийству, граф Бокармэ очень интенсивно занимался получением чистого никотина, который является сильнейшим ядом, из табака. Для этого он приобрел большое количество табачных листьев и около ста двадцати химических приборов, с помощью которых в бане извлекал ядовитый реагент из полученного сырья.

С этими сведениями он 2 декабря явился декабря к Стасу. К этому времени ученому как раз удалось обнаружить в печени и языке покойного Гюстава столько никотина, что его вполне хватило бы для убийства нескольких человек.

Для того, чтобы доказать наличие никотина в теле Гюстава, Стас растворил растертые в кашицу внутренние органы, залил ее спиртом и несколько раз пропустил через фильтр. Такую процедуру он проделывал до тех пор, пока большинство алкалоидов не перешло в спирт. Затем ученый выпарил спиртовой фильтрат до сиропообразного состояния, обработал водой и опять же несколько раз профильтровал.

После этого в раствор было добавлено подщелачиваемое вещество: едкий калий или каустик, — которое и высвободило алкалоиды.

На завершающем этапе своих исследований Стас воспользовался эфиром, который и «выловил» никотин из раствора щелочи.

7 декабря Стас исследовал брюки садовника Деблика, которые он носил в то время, когда помогал графу в проведении его химических экспериментов: на них были пятна никотина.

8 декабря Эгебор и его помощники наткнулись в саду замка на погребенные останки кошек и уток, на которых Бокармэ исследовал действие полученного никотина. Исследование этих останков показало наличие в них алкалоида со всеми признаками никотина.

А спустя еще несколько дней жандармы нашли в потолочных перекрытиях замка и то химическое оборудование, которое Бокармэ использовал при получении никотина.

Вина графа, впрочем, как и его жены в убийстве Гюстава Фуньи была неопровержимо доказана. Правда, завершил свою жизнь на эшафоте лишь граф. Случилось это 19 июля 1851 года. Графиня же из зала суда вышла на свободу: присяжные не решились послать «даму» на гильотину.

Невидимка открывает свое лицо

Однако, помимо никотина были открыты тысячи других ядовитых алкалоидов, которые с успехом стали использовать преступники. Естественно, возникла необходимость их идентификации.

Химики многих стран включились в поиск более или менее типичных химических реакций для отдельных видов растительных ядов. Результатом этой работы явилось открытие большого числа реактивов, которые, реагируя с определенными алкалоидами, дают характерную для каждого из них окраску. Многие из них получили имена своих первооткрывателей.

Так, «реактив Марки» при наличии в экстракте, полученном методом Стаса, морфия или героина, дает фиолетовую окраску.

Вскоре химики научились определять алкалоиды по их кристаллам. Были даже созданы специальные коллекции из кристаллических форм растительных ядов, что позволяло довольно быстро с помощью микроскопа провести сравнение выделенных из тканей алкалоидов.

Спустя еще недолгое время идентификацию алкалоидов стали проводить на основе определения точки их плавления. А в 1951 году был даже сконструирован прибор, позволяющий наблюдать плавление исследуемого вещества под микроскопом и одновременно засекать точку его плавления.

В эти же годы в токсикологии стали применять рентгеноструктурный анализ. С его помощью стало возможным просто и быстро распознавать многие алкалоиды, а также другие ядовитые вещества…

Однако, параллельно с разработкой эффективных методов идентификации известных ядов в лабораториях чуть ли не ежедневно химики синтезировали новые токсические вещества.

К старым растительным ядам прибавилось множество синтетических алкалоидов. В 1937 году во Франции было выпущено первое искусственное лекарство антигистамин против аллергических заболеваний всех видов — от астмы до экземы. А за прошедшие десятилетия число их перевалило за несколько тысяч. И все это — искусственные алкалоиды…

Когда в 1863 году Адольф Байер, в то время профессор органической химии при Берлинской промышленной академии, получил барбитуровую кислоту, он и не догадывался, что положил начало созданию целого ряда ядовитых медикаментов. Через сто лет они стали кошмаром для токсикологов.

Даже в конце 30-х годов трудно было предсказать, какой размах примет изготовление и применение снотворных и успокоительных средств (в том числе и в преступных целях) двумя десятилетиями позже.

Вторая мировая война и тяжелые послевоенные годы, возросшая нагрузка на нервную систему человека, — все это подготовило почву для увеличения производства успокоительных препаратов. Появилось множество производных барбитуровой кислоты, которые комбинировали с другими, не менее ядовитыми медикаментами.

Стремительное развитие химико-фармацевтической промышленности в XX веке, приведшее к появлению огромного числа новых синтетических ядов и лекарств, было воспринято токсикологами как угроза растущей опасности. Это была опасность того, что в руки многих миллионов людей попадали все новые яды, новые средства убийств, самоубийств или случайных отравлений, которые буквально ускользали от судебных токсикологов.

И опасения токсикологов оказались не напрасны. К середине века самым популярным оружием отравителей стало снотворное. Затем в моду вошел гербицид Е-605. В 1977 году в немецком городе Ульме некий учитель химии отравил свою жену с помощью нитрозамина.

И, тем не менее, токсикологи справляются с растущим количеством ядов. Видимо, по этой причине тоже к началу третьего тысячелетия количество отравлений в уголовной статистике заметно сократилось. В США, например, в 1989 году из 18 954 зарегистрированных убийств всего 28 совершены с помощью яда. Главным оружием преступников уже давно стал пистолет.

Мера возмездия

С давних времен все, кто хранил яды, торговал ими и, в особенности, травил ими людей нещадно наказывались. С особой жестокостью казнили отравителей.

Так, Плутарх сообщает, что персы, поймав отравителя, зажимали его голову меж двух камней и медленно раздавливали ее.

В Риме диктатор Сулла в 81 году до н. э. издал специальный закон, который предусматривал меры наказания для виновных в отравлении. Правда, они зависели от социального статуса убийцы. Патрицию отсекали голову мечом, плебея бросали на съедение львам. Самой же позорной казни подвергались рабы: они умирали на кресте.

Карл I Лысый, правитель Западноафриканского королевства, принял в 873 году капитулярий, который обрекал на смерть не только отравителя и его соучастников, но даже тех, кто знал о готовящемся убийстве, но не донес. Осужденных заживо сжигали, вешали или топили.

У англосаксов женщина, подозреваемая в том, что отравила своего супруга, должна была выдержать судебное испытание — Божий суд. Правда, она могла выставить вместо себя человека. Однако желающих чаше всего не находилось, и обвиняемые доказывали свою невиновность сами. Выдержать испытание было практически невозможно: женщине полагалось взять в руки раскаленный лемех плуга и остаться без волдырей, нырнуть в кипяток и не пострадать.

Германские судебники предусматривали виновных в отравлении сжигать заживо. Во Франции в 1862 году был принят эдикт, согласно которому казнили даже тех, кто пытался совершить убийство с помощью яда. «Под страхом смертного наказания» король запрещал хранить яды даже врачам и аптекарям.

Но, как известно, отравители не перевелись. Они продолжают совершать тихие убийства по сей день.

Доктор «Смерть»

В середине дня 26 января 1948 года в филиал токийского «Империал-Банк Шиинимаки» вошел мужчина и представился доктором Хиро Ямагучи из Отдела благосостояния. Банк закрывался через несколько минут, и последние посетители уже ушли. Ямагучи провели в кабинет управляющего. Доктор объяснил, что американские оккупационные войска генерала Макартура обеспокоены распространением эпидемии дизентерии, и каждый служащий банка должен принять лекарство против этой болезни.

Управляющий, мистер Ешида, вызвал 14 служащих в кабинет и представил доктора. Тот велел им принести свои чайные чашки и налил каждому небольшое количество какой-то жидкости из бутылки, сказав, чтобы они проглотили ее как можно быстрее. Что они и сделали.

Спустя несколько минут все были мертвы: «доктор» дал им раствор цианистого калия. Он забрал деньги — около 400 долларов — и вышел из банка, оставив 12 мертвых человек на полу кабинета. Троим, в том числе и управляющему, удалось спастись.

На следующий день после убийства неизвестный мужчина получил деньги по чеку, украденному из банка. И хотя самому ему удалось уйти, в банке он оставил визитку с именем «Доктор Сигеру Мацуи». Но, как оказалось впоследствии, Мацуи никакого отношения к отравлению не имел: просто его визиткой воспользовался кто-то иной. Но как она оказалась у него?

Вскоре выяснилось, что доктор Мацуи участвовал в работе одной из медицинских конференций и обменялся с коллегами своими визитками. Когда полиция начала проверку, то выяснила, что одним из тех, кто получил визитку Мацуи, оказался художник Салимаха Хирасава. Он как раз подходил под описание отравителя: у него была родинка на щеке и шрам на подбородке.

Сначала Хирасава показался крайне маловероятным претендентом на роль обвиняемого: респектабельный художник, глава художественной ассоциации. Однако оставшиеся в живых служащие банка опознали в нем «доктора».

Хирасаву приговорили к смерти, но этот приговор заменили на пожизненное заключение.