III
III
Из дома выносили вещи. Юрий еле сдерживал себя. Он был спокоен до того момента, как этот маленький, юркий, мускулистый мексиканец начал снимать картину со стены. Подлинник, между прочим, цены ей нет. Бабушкина. Чёрт! Юрий изо всех сил стукнул кулаком по столу. Не помогло.
Они познакомились на последнем курсе колледжа. Джуди была девушкой яркой, практичной и знающей себе цену.
Её родители владели сетью химчисток, она подрабатывала в одной из них с раннего детства. Теперь она училась на бухгалтера и собиралась взять в свои руки финансовые дела фирмы. Джуди точно знала, что она будет делать через пять, десять, двадцать лет. А Юра не знал. Он изучал мировую литературу, сочинял повести и рассказы, витал в облаках и был ещё меньше приспособлен к реалиям жизни, чем его мама. Девушки приходили и уходили, пару раз он здорово влюблялся, но перегорал и опять оставался один. С Джуди было хорошо: она всё брала на себя, выбирала ресторан, снимала квартиру и занималась финансами. Порядочный, симпатичный парень, которого можно было прибрать к рукам, её вполне устраивал.
Юра не возражал. Он хотел спокойно писать свои книги, а беспокоиться о квартирной плате и налоговых декларациях не желал, да и не умел. Конфликтовали они разве что по поводу полной неспособности Юрия зарабатывать деньги. Джуди нужен был помощник в бизнесе, и после колледжа Юра пошёл учиться на бухгалтера. Днём помогал жене, а вечерами писал. Они прожили вместе пять лет, а на шестом Джуди поставила ультиматум: либо женишься, либо пеняй на себя. Инерция взяла своё: меньше всего в свои двадцать восемь лет Юрий хотел бросать женщину, с которой было комфортно, и начинать всё сначала ради журавля в небе.
Ребёнок, ещё ребёнок… Поглощённая бизнесом и детьми, Джуди не могла взять в толк, какого чёрта муж что-то кропает по вечерам, вместо того чтобы помогать ей по дому. Усталость сменилась равнодушием, а за ним пришло отторжение. По ночам, сидя в кабинете, Юра подолгу всматривался в грустную девушку на полотне, висящем над его столом, и вспоминал, как мама вынимала картину из рамы, бережно сворачивала в трубочку и, спрятав в кошёлку с какой-то ерундой, несла вечером к тёте Зине, чтобы бабушкину картину не забрали. На стене тогда остался гвоздь и тёмный квадрат не выцветших в этом месте обоев. Бабушка вытащила гвоздь и наклеила на место картины какой-то плакат. Юра помнил, как её не слушались руки.
Картина пролежала у тёти Зины несколько лет, пока папа не вернулся. Её торжественно, всей семьёй водворяли на место, любовались, утирали слёзы и даже выпили за это дело. Правда, через несколько лет картину опять снимали, но уже не сворачивали, а раскладывали на каких-то кусках материи, прикрывали другими лоскутами, сверху клали ещё вещи, упаковывали всё это в чемодан и дрожащими руками передавали некому мужчине, пришедшему как-то вечером. Он почти сразу исчез, взяв у отца пачку денег. И опять остался гвоздь и тёмный квадрат, только в этот раз его не завешивали, и напоминание о том, что тут когда-то висела картина, красовалось на стене до самого отъезда.
Юра улыбался, вспоминая, как разворачивали её, красавицу, уже в Чикаго и мама опять плакала, говорила, что ничего не осталось от бабушки и прадедушки, кроме этой картины, – вещи конфисковали, книги не выпустили, а другая картина пропала в дороге.
Это был кусочек детства. Единственный оставшийся кусочек. С ней легче писалось. С ней проще было остыть после очередного скандала с женой. Она напоминала о маме, она дарила вдохновение. С ней даже можно было разговаривать, как когда-то с японкой.
После развода Юрий нашёл работу в довольно крупной финансовой фирме и дописал наконец-то свой роман. Отношения с Джуди были плохие, во время развода она забрала себе всё, что могла, и выпустила такие когти, что Юре стало неприятно с ней общаться. Впрочем, детей он видел часто, деньги зарабатывал неплохие, всё, что оставил жене, потихоньку себе опять прикупил и мог спокойно писать по вечерам, не выслушивая упрёков в свой адрес. У него даже появилась новая женщина. Жизнь налаживалась.
Но тут разразился крупный корпоративный скандал, финансовая фирма, в которой работал Юрий, разорилась, и его вместе с тысячами ему подобных выкинули на улицу. Найти новую работу оказалось невозможным. Тем не менее он исправно платил алименты. Сначала в ход пошли сбережения, потом кредитные карточки. Тем временем дела у Джуди тоже шли не слишком хорошо: рецессия больно ударила по бизнесу, дети подрастали и требовали всё больше средств, а личная жизнь не складывалась…
Джуди пошла в суд и потребовала повышения алиментов. Денег на адвоката у Юрия не было. Он пытался сказать, что у него нет работы, что он платит алименты из последних сбережений, что у него растёт долг на кредитной карточке, но тут адвокат Джуди заметил, что у Юрия в доме висит картина, цена которой несколько сотен тысяч как минимум. Подлинник, начало века, известный мастер.
– Это картина моей бабушки! – закричал Юрий. – Мы её сюда из СССР подпольно вывозили, я не могу её продать!
Алименты ему не увеличили, но и не уменьшили. Долг рос, работы не было. Потом было банкротство, опись имущества. Юрий свернул картину, спрятал её в рюкзак, переложил какими-то свитерами и брюками и под покровом темноты отвёз к маме, в другой город. На белой крашеной стене в съёмной квартире не осталось никаких следов, разве что гвоздь пришлось вынуть.
Уловки, «работавшие» в СССР, не проходят в США. Бывшая жена лично позвонила в банк и сообщила про картину. Адвокаты банка сказали, что обязаны описать всё имущество и если им не предоставят картину, то они заведут уголовное дело. Картину пришлось водворить на место. Она должна была покрыть долг и алименты на несколько лет вперёд.
Новая женщина Юрия Анюта с ужасом смотрела, как из дома её возлюбленного выносили вещи на аукцион. Как сжимались его кулаки и ходили желваки, когда снимали картину. Как он долго, невидящими глазами смотрел на гвоздь, потом резко встал и выдернул его из стены.
– Мне было довольно того, что след остался после гвоздя, – тихо не то пропела, не то прошептала Анюта.
Юрий подумал, что, может, действительно довольно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.