«КАК СМОТРЕТЬ НА ПОЗОР БЕЗУЧАСТНО?..»
«КАК СМОТРЕТЬ НА ПОЗОР БЕЗУЧАСТНО?..»
СУ ШИ
(1036-1101)
* * *
Написано в Праздник середины осени
В голубизне растворилось
Облако на закате.
Сковано все прохладой,
Всюду прозрачность такая!
По небу скользит неслышно
Круглый сосуд из яшмы,
Перемещаясь к востоку,
Млечный Путь рассекая.
В жизни моей, как вспомню,
Редко когда выдавались
Радостные мгновенья
В этот праздничный вечер…
В далях какого края
Новое полнолунье
В новом году грядущем,
Также скитаясь, встречу?
* * *
Лес расступился. Горы просветлели.
В тени бамбука прячется ограда.
Трава от зноя у пруда поникла,
Все заглушая, верещит цикада.
Маячит птица в белом оперенье,
То прилетит, то скроется куда-то.
Водою отраженный, алый лотос
И воздух, напоенный ароматом.
За старою стеною,
За деревней,
Поодаль от ее дворов и хижин,
Бреду один, на палку опираясь,
А солнце опускается все ниже.
Вчерашней ночью, где-то в третью стражу,
Пролился дождик — лучшего не надо!
И выдался в моей нелегкой жизни
Желанный день живительной прохлады.
* * *
Ковром пушистым стелется лужок,
Равнина освежилась под дождем.
Беззвучно осыпается песок,
И не пылит дорога под конем.
Стена из тутов, море конопли.
И солнце щедро льет свое тепло.
Когда ж по зову первому земли
Мне с плугом отправляться за село?
Полыни горьковатый аромат,
И ветерок порхает надо мной…
Сановника во мне здесь, верно, чтят,
А я простолюдином стал давно.
* * *
НоЧью возврАщаюсь по озеру Сиху
Дождь над Сиху перестал.
Озерная даль светла.
За осень на полшеста
Прибавилось здесь воды.
Свесившись за борт, гляжусь
В холодные зеркала.
В них старое вижу лицо
И пряди волос седых.
С пьяной моей головы
Ветер повязку рвет,
Гонит волну за волной —
И в них ныряет луна.
Я правлю в обратный путь
Один, не зная забот…
Пускай же мой утлый челн
Укачивает волна!
НОЧЬЮ ВОЗВРАЩАЮСЬ В ЛИНЬГАО
В Дунпо изрядно выпил этой ночью,
А протрезвев, еще себя уважил.
Когда пришел домой — не помню точно,
Но было это, верно, в третью стражу. *
Мальчонка спит, посвистывая носом,
И стук мой в дверь остался без ответа.
Стою, внимаю, опершись на посох,
Как Янцзыцзян шумит перед рассветом.
Я оттого
Судьбою недоволен,
Что жил, принадлежать себе не смея.
Когда же обрету я снова волю
И суету сует забыть сумею?
Ночь на исходе.
Затихает ветер.
Зыбь на воде, где свет и тени в споре…
Возьму мой челн, места покину эти,
Остаток дней отдам реке и морю!
ЛИ ЦИНЧЖАО
(1084-1151)
* * *
Всюду в доме моем тишина,
И душа паутиною грусти
Крепко-крепко оплетена.
Вот и снова уходит весна:
Лепестки под дождем облетают.
И опять я на башне одна.
Где же тот, кто лишил меня сна?..
Поросло все высокой травой,
И дорога ему домой
В гуще зелени не видна.
* * *
Весна тревожней стала и грустней,
И День поминовенья недалек…
Курильница из яшмы. А над ней,
Редея, поднимается дымок.
Не в силах встать — лежу во власти грез,
И не нужны заколки для волос.
Прошла пора цветенья нежных слив,
Речные склоны поросли травой.
Плывет пушок с ветвей плакучих ив,
А ласточка все не летит домой.
И сумерки. И дождик без конца.
И мокрые качели у крыльца.
УТУНЫ
Гор молчаливые толпы
Вижу я с башни высокой.
И на безлюдной равнине
Стелется дымка седая,
Стелется дымка седая…
Угомонились вороны —
Спят, прилетев издалека,
Ярким закатом любуюсь,
Голосу рога внимая.
Свечи давно не курятся,
И опустели бокалы.
Грустно мне так и тревожно,
А отчего — я не знаю.
Не оттого ль, что с утунов
Листьев так много опало,
Листьев так много опало…
Осень, глубокая осень,
Тихая и глухая.
ХРИЗАНТЕМА
Твоя листва — из яшмы бахрома —
Свисает над землей за слоем слой,
Десятки тысяч лепестков твоих,
Как золото чеканное, горят…
О, хризантема, осени цветок,
Твой гордый дух, вид необычный твой.
О совершенстве доблестных мужей
Мне говорят.
Пусть утопает мэйхуа в цветах,
И все же слишком прост ее наряд.
Цветами пусть усыпана сирень —
И ей с тобою спорить нелегко…
Нисколько не жалеешь ты меня,
Так щедро разливаешь аромат,
Рождая мысли грустные о том,
Кто далеко.
ГУЙХУА
В своем неярком палевом уборе
Ты — кроткое и нежное созданье.
Пускай в тени ты держишься, но всюду
Разносится твое благоуханье.
Зачем тебе цвет голубого неба,
Зачем тебе пунцовая окраска!
Среди цветов, растущих в Поднебесной,
Считаешься ты первой не напрасно.
Ревнует мэйхуа
И хризантема
Вздыхает, недовольная судьбою,
Когда в беседке
В Праздник Полнолунья
Все восхищаются одной тобою.
Наверное, не очень понимали
И чувствовали красоту поэты,
Что незамеченною ты осталась
И не была до сей поры воспета.
СИНЬ ЦИЦЗИ
(1140-1207)
СТРОФЫ О МУЖЕСТВЕ
Я, захмелев, нагар со свечки снял,
Меч вынул — им любуюсь при огне.
Я слышу: где-то рог зовет меня,
И грезится шатер походный мне.
На сотни ли, куда ни кину взгляд,
Всем перед битвой мясо выдают.
А у заставы, струнам вторя в лад,
О храбрости и мужестве поют.
И вот уже войска осеннем днем
Построились в порядке боевом.
Конь, как Дилу, конь-ветер подо мной,
Гремит, как гром, тугая тетива…
В бою исполню долг перед страной,
И пусть пройдет о подвиге молва!
Но отчего так грустно стало мне?
Я о своей подумал седине.
* * *
Посвящается начальнику уезда господину У Цзисы
С вершиною в тысячи чжанов,
Покрытою льдами и снегом,
Сравню просвещенного мужа,
Высокой души человека.
В июне, когда даже туча,
Как жаркий огонь пламенеет,
Посмотришь на эту вершину —
И сразу прохладой повеет.
А низкому человеку —
“Источник воришки” в сравненье.
Не хочешь запачкаться грязью —
Его не касайся и тенью!
Повыше кувшин мой подвешу,
Да так, что рукой не достану…
Погибну от жажды, но воду
В источнике трогать не стану.
* * *
Пишу ради забавы о только Что вырытом пруде.
В халате нараспашку, непричесан,
Брожу и созерцаю здесь природу.
Хочу к вину закуску приготовить —
Арбуз поглубже погружаю в воду.
Стекая со ступеньки на ступеньку,
Звенит о камень струйка дождевая.
Я вырыл пруд, водой его наполнил,
И в нем луну умыться приглашаю.
Узорами расписанная балка
Двоится, преломленная волною.
И отраженьем повторенный лотос
Алеет предо мной и подо мною.
А над водой красавица склонилась,
Помадой щеки нежные румянит…
Ей только бы собой полюбоваться:
Нет зеркала — так в пруд она заглянет!
* * *
Один провел ноЧь в горах
Ничтожны века моего свершенья.
Все — от начала до конца ничтожны!
Вокруг надолго утвердилась осень,
И тишиною насладиться можно.
Не спится мне. И слух мой жадно ловит
Все шорохи и звуки поздней ночи.
Бурлит, звенит ручей неугомонный —
И что он вечно сердится и ропщет!
Серп месяца, и бледный и холодный,
Навеял грусть. И грусти нет предела.
Далеко где-то петухи проснулись —
Ко мне их перекличка долетела.
Здесь мир иной. Здесь слава и нажива
Еще собой не заслонили света…
Как рано поднимаются крестьяне
И трудятся задолго до рассвета!
В НОЧЬ НА ПРАЗДНИК ФОНАРЕЙ
Ночью ветер подул с востока,
И хлопушки вдруг в небе синем,
Словно сад, расцвели и поблекли,
И рассыпались звездным ливнем.
Ароматами пряными веет,
И повсюду в бурлящем потоке —
Люди, кони, коляски резные…
Слышен голос флейты далекий.
А часы водяные капелью
Уж весеннее время считают.
“Пляска рыбок” и “Танец дракона”
Ни на миг до утра не стихают.
Мимо девушка промелькнула,
Прозвенел ее смех безмятежный,
Да сверкнуло шитье золотое,
Ароматом повеяло нежным.
До утра средь толпы бродил я,
Только девушки этой не встретил.
Вдруг — увидел: она,
На балконе,
В фонаря догорающем свете!
ЮЭ ФЕЙ
(1103-1141)
ВСЯ РЕКА СТАЛА КРАСНОЙ
Кровь от ярости в сердце клокочет,
С башни к Небу с мольбою взываю.
Но меня Небо слушать не хочет,
Только ветер в ответ завывает.
Даль на тысячи ли потемнела,
Лунный свет не пробьется сквозь тучи…
В тридцать лет не карьеры, а дела,
Жаждет подвига дух мой могучий.
Я не стану вздыхать понапрасну,
Седины ждать в безделье не стану.
Как смотреть на позор безучастно?
Запятнал он правленье Цин-кана!
Дав присягу на верность заране,
Буду я и страдать, и томиться,
Если с боем в проход Хэланьшаня
Не ворвусь на своей колеснице.
Долг священный в сраженье исполню,
Сердце варвара вырву живое
И бокал за беседой наполню
Кровью гунна, сраженного мною!
Вновь порядок все отчие земли
Обретут под моею рукою.
И тогда, императору внемля,
Я предстану в дворцовых покоях.