ПЕРЕВОДЧИЦА

ПЕРЕВОДЧИЦА

Украина начиналась сразу же за Донецком. Донецк — это маленький город в Ростовской области, степная столица контрабандистов, рядом с контрольно-пропускным пунктом на украинской границе. Уже двадцать лет его жизнь завязана на контрольно-пропускном пункте, с приграничным полукриминальным бизнесом, который с начала войны приобрел новые черты.

— Придешь на автостанцию, там будешь договариваться, — сказали Косте в городе Шахты ехавшие к границе селяне, которые подкинули его на своей «Ниве». На автостанции, в тени рыночных ларьков, играли в нарды несколько парней и мужчин. Мужик в турецком джинсовом костюме мельком осмотрел Костю и предложил ему сигарету.

— Воевать приехал?— спросил его другой игрок в нарды, человек с выбитыми зубами. — Давно что-то тут казаков не было.

— К родным еду. В Луганск. Сказали, через границу с российским паспортом не пропустят, — ответил Костя.

Игроки в нарды равнодушно выслушали его, и джинсовый человек спросил у щербатого:

— Кто там сегодня на Изварино стоит? Проведем его? С гуманитаркой не едут?

— Не, не проведем,— ответил ему человек без зубов. — Давай полями. Нормально будет.

— Сколько платишь? — спросил он у Кости.

Они долго торговались о цене, в рублях и гривнах, которые Косте наменяли еще в Москве. Щербатый хотел триста, а потом двести гривен. Костя твердил, что денег почти нет. Он говорил правду, и игроки в нарды, похоже, привыкли к таким разговорам. Они уже почти потеряли к нему интерес, когда человек в джинсовых латах заметил кого-то в тени ларьков, призывно махнув рукой.

К ларькам подошла девушка-подросток в кофте с открытыми, загорелыми дочерна плечами, и блейзере с эмблемой сочинской зимней олимпиады, от которой веяло холодом даже в эту жару. На вид ей было не больше семнадцати лет.

— Давай сто гривен. Вот тебе «переводчица». Сервис для бедных, — сказал Косте щербатый. — Не бойся, не кинут, — бросил он напоследок, перед тем как вернуться к нардам. — Бояться надо будет там, у хохлов.

Девушку звали Наташей. Они с Костей с трудом влезли на мопед и с ревом поехали пыльными сельскими улицами, которые сменились потом степным проселком. Здесь в поле одиноко стояло несколько вагончиков, цистерна с водой и «Газель» с крытым брезентом фургоном. Мужчина в одних трусах возился с машиной. Наташа оставила здесь мопед, взяла бутылку воды, и они пошли пешком через степь — еще не выгоревшую на солнце, с красными молниями маков в сизом полынном облаке.

До войны семья Наташи перевозила через границу контрабанду— бензин, сигареты, водку, шмотки и вообще все, за что могли заплатить. Ее старший брат отсидел за это несколько лет в Ростове. Сама она родилась в поселке Урало-Кавказ, по ту сторону границы, которой никогда не существовало ни для Наташи, ни для ее семьи. Провела там детство, а потом переехала в российский Донецк, чтобы «нормально закончить» школу. «Урки» — как называла Наташа своих земляков из пограничного степного поселка, в названии которого звучали образы далеких гор, учились в Краснодоне и обычно ходили в школу только несколько классов. Потом подростки начинали работать на шахте-ко-панке, перевозили через границу «контрабас», садились на иглу или уезжали, как она. Хотя бы на ту сторону поделенного невидимыми границами поля.

— Много людей тут идет? — спросил он у Наташи. Она сняла блейзер, вытерла запотевшее и уже начавшее облезать от загара лицо и стала рассказывать о беженцах, которые едут из Украины по проселкам на машинах или переходят границу пешком по ночам, после того как пограничники укрылись на КП, фактически оставив ее открытой. И о людях, которые пробираются с российской стороны. «На помощь нашим», — сказала о них Наташа.

— С беженцев деньги берете? — сказал Костя.

— Да когда как, как получится, — ответила девушка. То, чем она занималась, казалось ей таким же естественным, как любая другая работа. Однажды, совсем недавно, их кто-то обстрелял ночью в степи, повредив «Газель», которую они видели в степи у вагончиков. Пришлось полкилометра лезть ползком по степи, над которой летели пули.

Границы действительно не было. Костя видел запаханные пограничниками проселки и какой-то сломанный и проржавевший шлагбаум, видел следы, оставшиеся на взопревшей после недавней грозы земле — то ли от тяжелых тракторов, то ли от танков. Территория России глубоким клином вдавалась здесь в Украину, которая была спереди, справа и слева. Все та же степь, где бесконечно пели цикады. Далеко над полями виднелся огромный карандаш шахты «Суходольская-Восточная». Они немного отдохнули на пригорке, покурили, выпили воды и съели пару оставшихся у Кости яблок и огурцов. Наташа болтала, вытянув уставшие от ходьбы, поколотые остяками ноги. А он смотрел, как огромное солнце медленно падает к западу, за горизонт — проваливаясь в раскрывшуюся там пропасть войны. Где-то у оврага тревожно посвистывал невидимый байбак, и Костя пытался рассмотреть среди трав его фигурку крохотного, молящегося на солнечный диск человечка — духа земли, который прорыл в ней первые тоннели и штольни.

В конце проселок вывел их к осыпавшемуся террикону старой, давно заброшенной шахты. Возле нее сидели двое одетых в камуфляж парней. Рядом с ними лежал автомат, но никто из них не потянулся к нему, лениво наблюдая за приближающимися.

— Сигареты есть? — спросил старший из парней у Кости, поздоровавшись с Наташей, которая, не снимая одежды, начала поливать себя водой из пластиковой канистры.

Костя тоже умылся, наблюдая, как ребята с жадностью потрошат его пачку сигарет, засовывая их про запас в карманы камуфляжных курток. Оба они работали на «копан-ках» Урало-Кавказа, а теперь числились в ополчении Сухо-дольска. Митяй, старший в этом патруле, на поясе которого иногда говорила рация, получил ранение еще за несколько лет до войны — когда на их «копанку» совершили налет такие же парни, нанятые конкурентом его хозяина. Теперь хозяин сбежал в Россию, а на «копанке» никто не работает.

— Мы тут сами себе и кавказцы, и уральские с Тагила, — ржал он. — Скажи, я похож на чечена, если отпустить бороду как у Рамзана?

Поселок Урало-Кавказ был основан ровно сто лет назад, прямо перед Первой мировой войной. Он возник рядом с рудником Урало-Кавказского акционерного общества, которое основали промышленники из Англии и России: миллионер Лили, украинский меценат заводчик Тищенко и профессор Родыгин. «В селе не было ни водопровода, ни канализации. Не было и школы. До ближайшей церковноприходской школы и двухклассного училища, где могли учиться дети горняков, надо было добираться на хутор Сороки но, за десять километров. Большинство горняков, особенно подростков, нигде не учились. С юных лет они работали на шахте — отбирали породу, смазывали вагонетки... В 1918 году здесь был создан красногвардейский отряд из тридцати пяти человек», — прочитал потом Костя — подумав о том, что время может идти вспять, а история может повторять себя снова и снова, как повторяют предвыборные обещания и майданы, как повторяет свои ошибки каждый из нас.

Парни сказали, что вечером сюда приедет «уазик» — бойцов из расположенных возле Краснодона шахтерских поселков собирают, чтобы «отбить КП». Косте надо было идти в город, к маршрутке, а Наташа пошла обратно, легким и быстрым шагом, попирая несуществующие для нее придуманные в далеких столицах границы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.