Каудильо ВВП

На неделе между 10 и 16 декабря. – Путин назвал Медведева. Медведев назвал Путина.

У чекистов собственная гордость и собственное понимание общей цели. Политика для них – не вольная игра общественных страстей, а холодно спланированная спецоперация; где-то в тайных бумагах уже четко прописан финал, определены этапы, посчитаны средства. Но чтобы враг не догадался, не смог предупредить удар, нужна дозированная информация, она же информационное прикрытие, система ложных ходов, обманок, лисьих уловок: бежим налево, хвостиком машем направо.

Так была организована думская кампания, так будет строиться президентская. По дороге ко второму декабря как следует пугнули сопредельный мир. Нагнали страху на родимых либералов. Помахали в воздухе красным флагом с черными разводами, намекнули на свастику. После этого предъявили симпатичного Медведева, и публика вздохнула облегченно: кажется, сажать не будут. Вопрос о том, как нам быть с демократией, что делать с существующей Системой, не возник; меньшинство запугивали с таким превышением необходимой обороны, так сжимали в мертвой хватке, что любое отступление, хотя бы на полшага, любое понижение давления, хоть на пол-атмосферы, вызывало чувство благодарности и успокоения. Преемнику на следующий же день пришлось прогнуться и гарантировать Системе: он ни на что всерьез не претендует, принимает правила игры, предложит Путину стать премьером и готов рассчитаться на первый-второй. То есть быть младшим и вторым при старшем – и первом. Но даже это не сломало впечатления; лучше уж такая неустойчивая, переходная система, чем тоталитарный монолит.

В полной мере разделяя общие пристрастия умеренных либералов, ничего не имея против преемника лично и даже сочувствуя ему, все же не могу не спросить: а это будет переход откуда – и куда? Из эпохи монолита в эпоху постепенного высвобождения? Или никуда из ниоткуда? Тогда это не переход, а снова бесконечное балансирование над полной бессмыслицей чекистской политики, неважно, мягкая она или жесткая. Если мы готовы медленно, без потрясений двигаться вперед, к ответственной свободе граждан, то – давайте. В потрясениях никто не заинтересован, ни мы, ни вы. Да, на этом неспешном пути нас ждут испытания и противоречия; нам будут ставить подножки; нам придется падать; но мы научимся вставать, отряхиваться и возобновлять движение. Если же это будет еще одна дымовая завеса для пролонгации самодостаточного чекизма, то увольте. Не потому, что спецслужбы плохи сами по себе. А потому, что они сами по себе не бывают. Не их это дело, политика. Не их это тема – мера нашей свободы. Их тема – мера нашей безопасности. Как мы ее понимаем. А не как им заблагорассудится.

За те семь лет, что погоновожатые находятся у власти, процесс размывания общественных смыслов достиг катастрофического масштаба. Игра в бесконечные бирюльки ради удержания власти как таковой, в подмены, замены, подставы и шлейфы уже привела к тому, что страна расфокусирована и держится на внешних ненадежных скрепах. Но и внутренние скрепы не скрепляют; Система, железно подмявшая под себя почти все дееспособные структуры, все инструменты влияния, от телевидения до кино, ничего не в состоянии предложить самой себе – в качестве лекарства от самораспада. Самая жесткая, самая беззастенчивая выборная кампания за всю новейшую историю России, с контролем за подчиненными, с отзвонами начальству о голосовании, с людьми в штатском, накручивавшими счетчики, не дала желаемого результата. Путин обреченно отдал «Единой России» свой главный политический капитал, безусловную личную популярность; помогло, да не слишком – и больше не сработает. У Системы теперь только два реальных пути. Либо медленный демонтаж, без угрозы самообрушения, либо свинчивание металлическими швилерами, прободение и умерщвление всего живого. Она сама, изнутри себя самой, принять решение не готова; ей все мстится, что можно обогнуть и переждать, что не нужно самоопределяться, не требуется заново искать смыслы существования России в истории; достаточно прикрыться масками, спрятаться за спины Преемника и Контролера; авось и проскочим.

Не проскочим. Все разговоры о том, что Путин станет каудильо и подобно Франко из временных премьеров перейдет в пожизненные вожди, упираются в простое возражение. Не о том, что время нацлидов прошло, что это загробные тени исчезнувших политических предков, полная двусмысленность. В конце концов, никто не доказал, что прошлое не возвращается, а чужое не может стать своим. Проблема в другом. Полумистический статус каудильо (в гораздо большей степени, чем статус фюрера или вождя) должен быть обоснован не ближайшей, краткосрочной целью удержания стабильности; не откровенным ужасом при мысли, что институты рухнут, если каудильо уйдет из власти, поскольку государство не создано, а общество подавлено. Этот статус должен быть обоснован ценностно; каудильо остается навсегда не потому, что без него посыпется Система, а потому, что он олицетворяет собою цель национального движения, связан с массовой верой в избранность народа, в историческое предназначение нации. А какими такими ценностями, какой картиной мира, каким представлением общества о самом себе, о смысле своего земного существования и сущности небесного предназначения мы готовимся обосновать избрание вождя?

Перед преемником стоит сложнейшая задача. Проявить слабость, чтобы Система не смяла. Проявить силу, чтобы Система не обвалилась, а сама себя неспешно развинтила, и страна собрала бы ее – заново, в другом порядке, в другом соотношении, соподчинении частей. Спецслужбы внизу, где им положено быть – и где они справляются с поставленной задачей, за что страна им благодарна, уважает, чтит. Политика в сердцевине, потому что она важнейший инструмент демократической перенастройки жизни. Культура, образование – вровень с экономикой. Потому что от них зависит будущее. Хватит сил на это? Войдет в историю. Не хватит? Все мы из истории выйдем. Никому, ни одной стране не дана охранная грамота исторического существования; либо каждый день мы трудимся над собой, либо кто-то измывается над нами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.