Читающий народ

Читающий народ

На неделе между 19 и 25 февраля. – Завершалась подготовка реформы Академии наук, в результате которой академия окончательно потеряет автономию, зато начальство сохранит посты. – В Израиле открылась книжная ярмарка, на которой Россия – главный гость.

В Москве минус двадцать. В Иерусалиме плюс девятнадцать. Пролетает ярко-желтая капустница. В какие-то незнакомые местные цветочки распевая, вползает пчела. Мимо со свистом проносится главный редактор «Книжного обозрения» Александр Гаврилов. Степенной походкой убежденного консерватора к российскому стенду проходит Александр Кабаков. У Людмилы Улицкой спрашивают, христианка ли она; Улицкая объясняет: вопрос неприличный, это все равно что спросить, с кем она спит, «и тем не менее я на него отвечу». Громко ругая евреев, еврейское государство и еврейский капитал, перед публикой вспыхивает Дмитрий Быков. Публика наживку заглатывает, возмущается; писатель счастлив, провокация удалась. Иерусалимская книжная ярмарка в разгаре; Россия тут – главный гость.

Первый раз в Иерусалиме я был в 1993-м. Тоже с писателями. Виктор Петрович Астафьев устало отбивался от местных оппонентов, жестко поминавших ему переписку с Натаном Эйдельманом. Поэтесса Олеся Николаева звонко читала стихи, литературный критик Ирина Роднянская волховала. Прозаик Борис Екимов насмешливо слушал. Владимир Маканин внушительно молчал. Булат Окуджава излучал скромное величие. Владимир Солоухин, окая, рассуждал о вере и неверии. Тогда все это было в диковинку: русская литература на Святой Земле; первая коллективная встреча российских литераторов с бывшими соотечественниками. Только что распался Советский Союз, в странах Балтии царила жестокость молодого национализма, на Россию надвигался экономический коллапс, только что был подавлен бунт Макашова. Таким был фон этой встречи: Украина мечется, Азербайджан с Арменией воюют, Грузия ищет скрывшегося Гамсахурдия…

Большинство русскоязычных жителей Израиля образца 1993 года – новоприезжие; кто-то здесь год, кто-то два, кто-то три, и в массе своей они чувствуют себя скорее рижанами, ташкентцами, москвичами, ленинградцами, бакинцами, кишеневцами, чем полноценными гражданами Израиля. И отношение к русским писателям «оттуда» – ревностное, изумленное, не как к гостям, приехавшим из-за границы, а как к теням, явившимся из небытия, с того, покинутого света. Почему-то всем было очень важно, чтобы русские писатели подтвердили: «там» все очень плохо, шансов нет. Словно искали подтверждения: правильно сделали, что уехали, «там» было бы еще хуже.

Сегодня про политику активно спрашивают, от мюнхенской речи Путина испытывают полное недоумение, но в целом ситуация полностью переменилась. Встречаются русские писатели – и полноценные граждане государства Израиль (некоторые из них одновременно и граждане мира); корни общие, а стволы и кроны уже разные. Собственно, точек пересечения две: любовь к книге и любовь к русскому языку.

Сначала о книге. В среднем израильтянин покупает и читает две новые книги в месяц. Какого качества эти книги – вопрос отдельный; детские, как правило, отличные (на детях тут не экономят, их, как известно, и в советское время делали на экспорт); взрослые зачастую – пустышки. Но не только, не только. В прошлом году на иврит перевели «Мастера и Маргариту», тираж достиг 80 000. Что для 7 миллионов населения примерно то же, что для 140 миллионов – миллион шестьсот тысяч. Русскоязычные читают больше остальных; они забрали с собой звание самой читающей страны мира и распорядились им весьма достойно. Все новинки современной русской литературы, любого качества, масштаба и калибра, от того же Дмитрия Быкова до Юрия Полякова и от Тимура Кибирова до Александра Кабакова расходятся быстро; заказы на только что вышедшие в России книжки исполняются в течение нескольких дней: их доставляют самолетами, как нам – бретонских свежих устриц и рыбную мелочь для марсельского буайбеса. Полки российского стенда аккуратно и неуклонно пустели, их растаскивали профессионально и разборчиво.

О книгах сказано, теперь о языке, о нашей общей с русскими израильтянами языковой родине. По-русски в сегодняшнем Израиле говорит шестая часть населения; при этом русский язык – в отличие, например, от арабского, государственным не является. Десятая часть кнессета (где российскую депутацию сердечно принимали) – представители русскоязычного меньшинства; тут с арабами почти полное равенство: их в парламенте еврейского государства тоже примерно десять процентов. Но совершенно ясно, что Большой Исход из стран победившего русского языка уже закончился; он, этот Исход, дал Израилю многое – и еще больше поставил проблем. Огромный поток репатриантов принес в страну осколки великой гуманитарной культуры, выдающихся ученых, вообще крупных людей. Он же подхватил невежественную массу гомельских мастеровых, черновицких теток, местечковых сапожников. Он же затянул в себя беглых олигархов. Смесь гремучая, с трудом поддающаяся переплавке. Кроме того, многие из приехавших в 90-е были евреями только в том смысле, что их больно били. Не по паспорту, а по морде. В Израиле, как ни странно, они свою прежнюю культурно-национальную идентичность утратили. На фоне антисемитов они ощущали себя евреями. На фоне настоящих евреев они ощутили себя советскими. Со всеми читательскими плюсами и всеми государствостроительными минусами.

Что из этого следует? А то, что со временем русский язык в Израиле начнет неизбежно стареть. Значительная часть младшего поколения русскоязычных перейдет на иврит и английский. Да, высокая гуманитарная среда сохранит свое русскоязычие и даже подтянет молодую поросль одаренных филологов, но будет все больше напоминать старую русскую эмиграцию в Европе. В том смысле, что малочисленна. И достаточно замкнута. И чуть-чуть наивна. Хорошо это или плохо? Для русских писателей – очевидным образом плохо. Для еврейского государства – ни хорошо, ни плохо, а неизбежно. Но пока наши интересы совпали. И еще какое-то время они будут совпадать. Так что вовремя приехали, здравствуйте вам, шалом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.