Глава 2. Следствие французской полиции

Глава 2. Следствие французской полиции

В 5 часов 15 минут утра 23 сентября два полицейских инспектора произвели первый допрос Надежды Васильевны Плевицкой. Французским языком она не владела, поэтому в качестве переводчика был приглашен полковник Мацылев. Удалось буквально по минутам воспроизвести, что делала певица накануне и чем был занят в это время ее муж.

Согласно ее показаниям, в тот момент, когда неизвестные похищали председателя Русского общевоинского союза, они завтракали в русском ресторане. После этого Скоблин отвез Плевицкую в магазин модной одежды «Каролина», где она заказала новые платья. Пока шла примерка, Николай Владимирович сидел в машине, ведь он терпеть не мог магазинов. Закончив с покупками, они отправились на вокзал, провожать в Брюссель приезжавшую на юбилей полка дочь генерала Корнилова.

Полицейских ее показания вроде бы удовлетворили, однако они решили на всякий случай отвезти ее к следователю, которому и было поручено расследование таинственного исчезновения лидера русской военной эмиграции. На новом допросе Плевицкая с еще большей тщательностью описала весь предыдущий день. Таким образом, вдело генерала Миллера был вложен первый документ, который гласил: Плевицкая и Скоблин вышли из отеля ровно в 12 часов. Через 20 минут он пришел в гараж и взял свой автомобиль. В 12 часов 25 минут они приехали в ресторан, вышли из него в 12 часов 50 минут. В магазине «Каролина» они были в 12 часов 55 минут. Провели в нем 40 минут и уже в 14.00 приехали на вокзал.

Следователь немедленно взялся проверять показания Пле-вицкой. И сразу же стали выявляться нестыковки с версией певицы. Хозяин гостиницы показал, что Скоблин с супругой вышли из номера в 11 часов. Служащий гаража уверял, что машину забирали в 11.20. Официант, посудомойка и лакей ресторана, не сговариваясь, заявили, что генерал с певицей появились в 11 часов 25 минут. Запомнили они это лишь потому, что обычно Скоблин и Плевицкая занимали свой любимый столик. А в тот день почему-то присели к бару и заказали два бутерброда с икрой. Объясняя столь необычное для них поведение, генерал сказал, что они очень торопятся.

Владелец магазина модной одежды «Каролина» Эпштейн показал, что Плевицкая пришла к нему одна в 11 часов 55 минут. Примеряя платья, она говорила, что муж ждет ее на улице в машине. Эпштейн предложил ей пригласить Скоблина, но Плевицкая ответила, что это не нужно, зашла она всего на несколько минут. Однако несколько минут превратились в 1 час 35 минут, проведенные ею в магазине. Оформив заказ на платье за 2700 франков, она оставила задаток, пообещав уже в ближайшие дни приехать и расплатиться полностью. Пять минут спустя после ее ухода из магазина в «Каролину» вошел Скоблин.

Следователь тут же пришел к выводу, что, коли так, значит, и на вокзал Скоблин и Плевицкая приехали отдельно друг от друга. До сих пор непонятно, на основании чего был сделан вывод, что Плевицкая приехала туда на такси ровно на пять минут раньше Скоблина.

В результате у него получилось, что в промежутке между 11 часами 55 минутами и 13 часами 35 минутами генерала никто не видел и создать ему алиби не может. А это означает, что он вполне мог бы участвовать в похищении председателя Русского общевоинского союза Евгения Карловича Миллера. В ту же минуту следователь решил, что Скоблин явно передал своего «пленника» в руки немецкой разведки.

Эмиграция в предательство Скоблина не поверила. Широкую известность получили слова бывшего начальника штаба Корни-ловской дивизии полковника Месснера: «Уважение, созданное на поле боя, уважение солдата к храброму солдату не может легко исчезнуть, и поэтому я не могу поверить в то, что генерал Скоблин как агент большевиков увез генерала Миллера. Чтобы поверить этому чудовищному обвинениюу нужно нечто большее, чем порою явно фантастические сообщения французских газет и неясные обстоятельства, могущие оказаться просто случайным сцеплением обстоятельств

Яне потому не верю в предательство генерала Скоблина, что оно невозможно,на свете все возможно,а потому, что оно противоречит моему представлению о Скоблине. Я его, очень смелого, немного легкомысленного, считаю способным украсть человека, но только ради ему близкой политической цели, а не по заданию большевиков».

Тщательно сравнив показания Плевицкой и свидетелей, полиция окончательно убедилась: ей было что скрывать. Судя по всему, она заранее подготовилась и именно поэтому так четко отвечала на вопросы и не путалась во времени и деталях. Этот вывод позволил следователю утверждать, что Скоблин специально уговорил дочь генерала Корнилова возвратиться в Брюссель именно 22 сентября, поездом, который отходил в 14 часов 15 минут. Его присутствие на вокзале должно было бы лучше доказать: в момент похищения председателя Русского общевоинского союза Евгения Карловича Миллера Николай Владимирович Скоблин был совершенно в другом месте.

После допроса Плевицкая отправилась в Общество галли-полийцев. Ей надо было поговорить обо всем с адъютантом Скоблина, капитаном Григулем. Подробности их беседы неизвестны, но, по всей видимости, ничего особенно значимого сказано не было. Судить об этом позволяют показания корниловца в суде, где он честно и откровенно рассказал обо всем, что знал. Тем более он и так оказал следствию неоценимую помощь.

Дело втом, что именно Григуль был тем человеком, который сопровождал Плевицкую на допрос. Это его дочери певица передала в полиции на хранение некоторые вещи, в числе которых оказалась и записная книжка Скоблина. Девочка совсем забыла об этом и лишь через три дня рассказала отцу. Разумеется, Григуль узнал много раз виденный им блокнот генерала. Он решил немедленно сдать его в полицию.

Следствие было счастливо получить в свои руки такую весомую улику. Тем более что на одном из листов обнаружили весьма подозрительную надпись: «Особо секретным денежным письмом. Шифр: пользоваться Евангелием от Иоанна, глава XI. Числитель означает стих, знаменательбукву. При химическом способе: двухпроцентный раствор серной кислоты. Писать между строк белым пером. Проявлять утюгом. Письмо зашифровывается: милостивый государь без многоуважаемый».

Следователь немедленно решил, что все это явно неспроста. В своем рапорте он, в частности, написал: «Если бы часы, указанные мадам Скоблиной, были проверены не сразу же на следующий день, а спустя несколько недель после похищения, то свидетели не смогли бы показать столь точно. Не будь письма, оставленного генералом Миллером, представленное алиби оказалось бы неоспоримым, и в отношении Скоблиных нельзя было бы высказать какое бы то ни было подозрение».

В результате было принято решение арестовать певицу. Своим адвокатом она решила взять Филоненко, чем, мягко говоря, шокировала всю русскую эмиграцию. Дело в том, что сей служитель Фемиды прославился в 1917 году, когда принял участие в Корниловском мятеже. Выступая потом в суде, он заявил: «Я очень уважаю Лавра Георгиевича, но его нужно расстрелять. И я буду первым, кто отнесет цветы на его могилу». Надо ли говорить, что все чины легендарного ударного полка питали после этого к Филоненко «особо трепетные чувства». И Скоблин не был исключением...

***

1 октября 1937 года в парижском дворце правосудия Надежду Плевицкую подвергли первому, по-настоящему серьезному допросу. Следователь, выражаясь фигурально, решил сразу зайти с козырных карт: пригласил присутствовать при этом жену и сына похищенного генерала Миллера. Их встреча с Плевицкой была весьма драматичной, о чем можно судить даже по беспристрастной стенограмме:

«Миллер: Вы же знаете, что случилось. Вы обязаны помочь найти наших мужей.

Плевицкая: Но я ничего не знаю, я ни в чем не виновата.

Миллер: Умоляю вас, скажите всю правду, все, что вы знаете.

Плевицкая: Но я в самом деле ничего не знаю! Как вы могли поверить этим подлым слухам ?

Следователь: Скажите, а почему вы не пришли к мадам Миллер, узнав о постигшем ее горе?Ведь эта семья была вам не чужой.

Плевицкая: Не знаю. Об этом совсем не думала».

В этот момент следователь вытащил из ящика стола записную книжку Скоблина. Это был сильнейший психологический удар. Плевицкая немигающим взором смотрела на нее несколько, показавшихся ей целой вечностью-, секунд. Она с тревогой ждала вопроса. И он последовал, но вовсе не тот, к которому она моральна успела приготовиться: «Скажитеу что означает эта запись в блокноте вашего мужа: «Передать Е. К. о свидании в 12 ч. 30 м. 3 П67гри ?»

Даже Плевицкая, будучи совершенно не подкованной в юриспруденции, сразу поняла: оправдаться будет почти невозможно. Но и молчать было нельзя. Молчание могло быть расценено как признание вины. А этого допускать нельзя. Поэтому, едва отдышавшись, певица смогла выговорить лишь: «Ничего не знаю, ничего не понимаю».

Следователь, казалось, только этого ждал. Пристально глядя в глаза Плевицкой, он чеканил слова, как шаг на параде: «Все ясно. Ваш муж заманил генерала Миллера на свидание. Он главный виновник похищения. А выего сообщница».

Оставшиеся вопросы, самым главным из которых был финансовый, сути уже не меняли. Плевицкая вдруг отчетливо поняла, что выбраться из этого капкана будет очень сложно, если вообще возможно. Ни одному ее слову следователь не верил. Вдова Миллера всем своим видом показывала, что считает именно Скоблина главным виновником похищения председателя Русского общевоинского союза. Друзья мужа заняли странную выжидательную позиции. Она осталась одна против всех. Русская эмиграция словно мстила ей за годы триумфа...

***

Похищение Миллера и таинственное исчезновение Скоблина дало журналистам всего мира прекрасный шанс проявить себя. Каждый уважающий себя автор считал своим долгом выдвинуть версию, обставив ее умопомрачительными деталями, каждая из которых словно выходила из-под пера минимум Эдгара По. Начало было положено французскими газетами. Организатором похищения председателя Русского общевоинского союза четко называли НКВД, пусть даже авторы и не могли расшифровать эту странную аббревиатуру. Прокоммунистические издания, напротив, уверяли всех, что это дело рук гестапо. Эмигрантская печать ежедневно выдавала одно разоблачение за другим, благо многочисленные выступления членов НТС и примкнувшего к ним Тур-кула давали прекрасную пищу для размышлений.

Не остались в стороне и советские журналисты. К примеру, газета «Известия» в своей передовице писала: «Фашистские газеты объявили: «Генерал Миллер похищен представителем Советского Союза Скоблиным. Его погрузили на советский пароход и повезли в Ленинград». Действительно, как могут обойтись жители Ленинграда без генерала Миллера ? Второе, удешевленное, издание дела Кутепова состряпано».

Корреспондент «ТАСС» передавал из Парижа: «Все отчетливее выясняются связи Скоблина с гитлеровским гестапо и звериная злоба и ненависть, которые питал Скоблин к Советскому Союзу. Ряд газет приводит заявление директора одного из парижских банков, который сообщил, что Скоблин располагал крупными средствами и часто менял в банке иностранную валюту. Из заявления банкира вытекает, что источником средств Скоблина являлась гитлеровская Германия».

Вести следствие в такой ситуации сложно. Каждый твой шаг будет рассматриваться сотнями глаз, каждый из которых мнит себя гением сыска и норовит лезть с советами. Но работа есть работа. В первые же дни после похищения председателя Русского общевоинского союза полиция потрудилась на славу. Были произведены обыски в квартире Миллера, управлении РОВСа, обществе галлиполийцев, в помещении Русского национального союза участников войны и Русского исторического союза. С особой тщательностью изымались документы из квартир Трошина, Савина, Григуля. И разумеется, Скоблина. В результате в деле скопилась груда бумаг на непонятном для французов языке. Пришлось нанять целую группу переводчиков, которая с утра до вечера несколько месяцев подряд только и делала, что готовила материалы для следствия. А поскольку никто не мог сказать точно, что именно надо искать, пришлось переводить все.

Пока переводчики трудились не покладая рук, полиция начала внимательно изучать показания свидетелей и уже готовые документы на французском. Их разочарованию не было предела. Достаточно быстро выяснилось, что толку от этого никакого нет. Единственным достижением можно было считать то, что в похищении Миллера не обвинили весь Русский общевоинский союз. Эта версия была выдвинута с самого начала, но в процессе следователи пришли к мнению, что подобный макиавеллизм несчастным эмигрантам не под силу.

Следом за ней была отброшена в сторону теория, что Миллера похитили фашисты. Сначала долго выясняли, какие именно: португальские, испанские, германские или итальянские. Потом пришли к выводу, что единственная ниточка, которая связывала это дело с какой-либо фашистской партией, это Туркул, запятнавший себя постоянными поездками в Берлин. И сидеть бы главному дроздовцу на скамье подсудимых, если бы вдело не вмешалась газета «Правда». Ее передовица убедила следствие, что они пошли по ложному следу:

«Исчезновение генерала Миллера было проведено с целью поставить во главе белой эмиграции более подходящего для Гитлера человека, что, несомненно, в интересах той части белой эмиграции, которая связана с фашистской Германией. «Попюлер» передает далее небезынтересные сведения о положении внутри Российского общевоинского союза». Миллер, по словам газеты, не проявлял того рвения и горячности в отношении службы Гитлеру и генералу Франко, которых хотели бы от него некоторые из главарей РОВСа. Миллер будто бы отказался обратиться с воззванием к чинам РОВСа, вступить в войска испанских мятежников. Некий генерал, которого газета обозначает буквой « Г», недавно тайно отправился в Германию. В Германии « Т» тесно связан с белогвардейским генералом Глазена-пом. По возвращении из Германии « Т» имел встречу с Миллером. После этой встречи Миллер говорил некоторым из своих друзей, что он испытывает тревогу за свою дальнейшую судьбу».

Разумеется, аббревиатуру «Т» все расшифровали правильно — Туркул. Но это была сущая чепуха. Во-первых, после их предыдущего свидания, закончившегося выходом Антона Васильевича из РОВСа, никаких предпосылок для новых радостных встреч не было. Во-вторых, если Миллер кому и высказывал свою тревогу, так это Кусонскому Было это всего один раз, в тот роковой день. И фамилия Туркул нигде не фигурировала. В-третьих, широкую известность получила одна из статей генерала в партийной газете «Сигнал»: «Мы приветствуем добровольцев, борющихся в армии Франко, но ни один член союза не имеет права выезжать туда без моего ведома и разрешения». Поэтому следствие, еще раз внимательно изучив все имеющиеся в деле данные, пришло к выводу, что главного дроздовца им подставляют. Таким образом, он навсегда был вычеркнут из списка подозреваемых.

В результате следствие окончательно остановилось на той единственно верной версии, о которой с самого начала говорило большинство чинов РОВСа: Евгений Карлович Миллер похищен агентами Лубянки. В дело был подшит первый существенный документ: «Действительно, большевики всегда недобрым оком взирали на белые русские организации, представлявшие собой антикоммунистические ядра, которые, в особом случае, могли бы образовать отряды для сотрудничества с националистами всех стран, где могли бы вспыхнуть революционные волнения, вызванные коммунистической пропагандой. Также они всегда пытались разваливать или уничтожать такие группировки, в частности РОВС, как наиболее мощную, к тому же по своей структуре военизированную.

Не подлежит отрицанию то, что около генерала Миллера должны были находиться крупные агенты ГПУ. Действительно, ничто не доказывает того, что Скоблин был единственным и даже самым важным. Генерал Миллер находился в сети, расставленной большевиками. Очевидно, что его похищение, бесспорно, является делом рук ГПУ, которое благодаря количеству своих агентов, введенных в Русский общеоинский союз и в ближайшее окружение его председателя, не имело особых трудностей для завлечения его в ловушку».

***

Следствие медленно, но верно двигалось к завершению. Были по нескольку разу допрошены жена и сын генерала Миллера. Шатилов, Кедров, Кусонский, Мацылев, Трошин, Григуль, Туркул, Павлов, Семенов и многие другие были единодушны: о деятельности Скоблина Плевицкая знала все.

Певица все отрицала. После первоначального шока к ней вернулась уверенность. Внешне она была самим спокойствием, стоически отбиваясь от обвинений и четко придерживаясь своей линии поведения: она ни в чем не виновата. О деятельности мужа ничего не знает. В его причастность к похищению председателя Русского общевоинского союза не верит. Где он сейчас — не знает. Лишь 1 марта 1938 года она неожиданно для всех ответила следователю: «Пока я была в модном доме «Каролина», возможно, мой муж мог отлучиться. Но если он уезжал, то не знаю куда».

Если ваш муж нагнал вас тотчас по выходе из модного дома, то вы должны были перейти улицу, чтобы сесть в автомобиль ?»немедленно ухватился за ниточку следователь.

— Когда я вышла, мужа не было. На Северный вокзал я поехала в такси одна. Минут через десять на своей машине приехал мой муж.

Однако раньше вы почему-то говорили, что в моторе вашей машины была какая-то неисправность, и именно это послужило задержкой отъезда от магазина. Когда же вы говорите правду: тогда или сейчас? Я отвечу за вас. Вы снова лжете! Вы знали, где был ваш муж и что он делал!Вы ему помогали, высоучастница преступления!

Нет, клянусь!Я ничего не знаю, ничего!

В кабинете наступила тягостная тишина, которую нарушал лишь плач Плевицкой. Наконец она взяла себя в руки и заявила, что хотела бы переговорить с глазу на глаз с женой генерала Миллера. Следователь не возражал, предоставив им 10 минут.

«— Наталия Николаевна, неужели вы думаете, что я способна на предательство ? Ведь я так любила Евгения Карловича, он такой милый, хороший. Помогите мне выйти из тюрьмы. На свободе я разышу Колю и узнаю, что случилось с Евгением Карловичем.

А как вы можете это сделать ?

— Я поеду в Россию, куда, как говорят, бежал мой муж.

— Да и я думаю, что он там.

Я разышу его. У него остались два брата. Они у большевиков. Я узнаю, где ваш муж. Вы не верите мне!Я не пала так низко, как

вы думаете/Пусть меня накажет Бог, если я лгу вам. Знаете что, я готова ехать в Россию в сопровождении французского инспектора. Я тоже несчастна, ничего не знаю о муже. Я его ненавижу! Он меня обманул и предал, как предал других. Я в тюрьме, а он счастлив в России. Вы такая чистая и благородная, я вас всегда любила , вами восхищалась. Помогите мне уехать. Клянусь, я разыщу наших мужей...»

Поняв, что Миллер перетащить на свою сторону не удастся, Плевицкая потеряла к ней всякий интерес. Воспользовавшись тем, что в кабинет вошел следователь, она снова изобразила на лице высшую степень безразличия и приготовилась и дальше играть свою роль. Не дожидаясь новых вопросов, она глубоко вздохнула и произнесла: «Никакого алиби для мужа я не подготовляла. Ничего не знаю...»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.