Оно оживает
Оно оживает
Ощущение, что в России нет «политической нации», что здесь вообще непонятно кто живёт, что «народ безмолвствует», что он распался на плесень и липовый мёд, — было всегда.
Это ощущение иначе, чем теперь, формулировалось автором «Слова о полку Игореве», протопопом Аввакумом, Ломоносовым, Чаадаевым, Державиным и Пушкиным. Ну так те были — родня, а не приблудились, как некоторые.
Однако во все времена было непонятно, что же такое здесь периодически пышет и взбухает, лезет из печи.
Рационального объяснения этому — по крайней мере, на «европейский манер» — нет и быть не могло.
Даже мы, суетливые современники, уже проходили это несколько раз только за последнюю четверть века.
Сначала казалось, что им всё удалось в года восьмидесятые, в начале девяностых. Они же всё взяли: власть, экономику, медиа, сели на голову, в одно ухо поёт Сванидзе, в другое — тот ещё, прежний Киселёв, в третье — Савик Шустер (а теперь мы знаем, как он нас любит), в четвёртое, берём наугад, Мария Арбатова. Вся молодая страна смотрела «Взгляд» и обожала Бориса Немцова. Почитайте подшивки «МК», «АиФ» и «Комсомолки» за те годы — ад адский. Ежедневно окучивали сто миллионов человек. Всех убедили, что мы народ-урод, и место наше в чёрной дыре. Если из дыры высовывалась голова — на неё лили кипячёными помоями.
Такая была пропаганда, что противостоять ей было нельзя — на пути стозевной пасти стояли, еле живые, газеты «Завтра» (невидаль лесная, вся в репьях и кореньях), газета «Лимонка» (банда полоумных детей во главе с психопатом) и «Наш современник» (черносотенцы с путаными черносотенными снами). Но что все они были в сравнении с одной газетой «Коммерсантъ»? Да ничего.
Вдруг к началу «нулевых» с такой любовью выстроенное здание пошло трещинами и частями посыпалось. Вылезли откуда-то косноязычные боевые генералы, переродились в красно-коричневых упырей Глазьев и Делягин, прочая нечисть разлепила свои тусклые глазы.
Кто же, кто дал этому импульс?! Кто этот огромный, «нутряной», «подспудный», неостановимый? Тот самый, что переделывал одного царя за другим, замучил совесть Грозного, обтесал Петра, свернул мозг Ленину, вывернул наизнанку Сталина и даже Ельцина загнал в Чечню воевать?
Непонятно кто! Потому что тут никого не было, кроме вот этой самой отсутствующей напрочь «политической нации», «народа безмолвствующего», быдла в ватничке.
Озадаченные люди в кремлёвских стенах наспех вылепили нового урода, чтобы жить у него внутри.
Теперь уже на угарно-патриотическом желтке: «старые песни о главном», братья Якеменко — два ряженых опричника, ледяной антидекадент Сурков, сто тысяч яйцеголовых пионеров из селигерских болот со своим хоровым «ква-ква»… но если всё это поскрябать, то внутри неизбежно обнаруживался тотальный «Дом-2», миллионы подростков, выращенные Ксенией Собчак — тонкой, глазастой девушкой, оказавшейся самой большой и убедительной наседкой на всю страну, наплодившей целое поколение порчаков; плюс к тому — расцвела идеология непобедимого гламура, как с горки покатились бесконечные глянцевые журналы, приличные люди вместо «здравствуйте» произносили сорок тысяч раз в сутки: «Пора валить», «Хочу в Европу», «Здесь нечего ловить».
На этом фоне «Завтра», «Лимонка» и «Наш современник» со своим «тёмным бормотаньем» (Т.Н.Толстая) казались идиотической древностью.
Любимый писатель страны стал — Акунин. Писательница — Людмила Улицкая. Для тех, кто лучше продвинут, — Сорокин. Сорокин придумал фельетон про «День опричника», который «всё объяснил» (ничего не объяснил, прокатился по ледяной поверхности на коньках, сделал тройной тулуп, словил аплодисменты). И Пелевин, конечно, — ведь он первым создал могучую философию, внутри которой так уютно. Суть философии прекрасна и успокоительна, она гласит: всё видимость и прикол.
И тут, ч-чёрт, раз — и эта, ещё более убедительная конструкция, тоже треснула и, скрипя что-то вроде «Ново… ррро… сссия», поехала на бок.
Снова выяснилось, что видимость — реальна и ничего тут прикольного нет. Всё живое и кровоточит.
Кто это сделал, ау?
Да бог его знает.
Не правитель же, не его премьер.
Какая-то вечно отсутствующая «политическая» нация снова повела плечом, печь крякнула, запахло палёным, во все сторону побежали из щелей тараканы и мыши.
Раздалось привычное: «Сейчас всё рухнет!»
Ничего ещё не случилось, но всё равно всех, всех, всех не покидает ощущение: «Здесь кто-то есть». «Где здесь?» — «Не знаю где — там внутри, в печке, в подполе — там кто-то живёт!»
Там кто-то живёт, да. Оно.
Оно всё время требует своего. И даже, время от времени, — добивается.
Только одно непонятно: как оно это делает? Оно же ничего не делает! Ни-че-го! Оно просто живёт внутри.
Необъяснимо.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.