лекция двенадцатая Нерадикальность революции 1917 года

лекция двенадцатая

Нерадикальность революции 1917 года

Большевики замахнулись было на многое. На первую в мире революцию четвёртого сословия. Весь мир голодных и рабов должен был, срезав за ненадобностью высшие первые классы общества, ликвидировав их или разбросав по стране, как придётся, мир голодных и рабов должен был управлять государством сам, посредством Советов.

Этого не произошло. Потому что: во-первых организация, совершившая и организовавшая революцию во имя четвёртого сословия (пролетариев, наёмных рабочих) — большевистская партия не самораспустилась и не передала всю власть в руки Советов. Партия, напротив, сдала лишь чуть-чуть в руки Советов, а себе брала всё более и более власти. Во-вторых: партия заполонила собой Советы изнутри, и таким образом дублировала саму себя у власти. Функции Советов и партии не были строго разграничены, в любом случае не четвёртое сословие стало управлять страной, а партия РСДРП, позднее, РКПб, ВКПб — та партия, которая осуществила революцию, ни в коем случае не являлась партией четвертого сословия, но была партией маргиналов, о чём уже говорилось в этой книге. И именно потому, что она была партией маргиналов, она была талантлива, эффективна и смогла осуществить революцию. Подобно партии большевиков, фашисты в Италии и национал-социалисты в Германии собрали именно партии маргиналов, а не партии пролетариев или буржуазии. (Именно потому они и вызывали такую ненависть, и именно потому их и растоптали, всех, всех. Одних — раньше, других — позже! Они были не свои).

Великие Партии Европы, в том числе и партия, ведомая Лениным, были на самом деле великолепными армиями наёмников-добровольцев, взявшихся отбить власть для четвертого сословия. И установить власть четвертого сословия, его вечное царство. Только называли они свой «весь мир голодных и рабов» — четвёртое сословие, по-разному. Большевики называли «пролетариат» или «трудящиеся». Гитлер называл их «volk» — народ, или немецкий народ, Муссолини — Popolo d`Italia (так и его газета называлась), но имели они в виду всt четвёртое сословие — большинство населения. Власть большинства казалась абсолютно справедливой в сравнении с властью миноритарных классов: некогда аристократии, позже — буржуазии. Но всё дело в том, что, отбив власть для четвёртого сословия, Великие Партии Европы не ушли. Они остались у отбитой власти и правили de facto во благо интересов партии, для партии. Так что никакой революции для пролетариата или для volk не получилось. Получилась революция прежде всего для партии. И чуть-чуть для пролетариата (для volk), дабы у доктрины хотя бы сходились концы с концами. В Германии восторжествовала упоённая власть национал-социалистической партии, тех активистов и заговорщиков, которые сплотились вместе в 1918—1933 годах под водительством Гитлера. (Впрочем, часть их погибла в междуусобной резне 1934 года.) Впоследствии к власти примкнули представители крупного капитала Германии. Если первая революция 1933 года (30 января, на выборах) была направлена против левых, и эта революция восторжествовала, то второй революции — против правых, а её требовали штурмовики во главе с Эрнестом Ремом в 1934 году, также как требовали левые братья Штрассеры — так и не произошло. В Италии дело обстояло ещё хуже: там фашистский режим маргиналов умудрился делить власть и с капиталом и даже с королём.

Итак, собственно власти пролетариата (трудящихся), народа (volk), popolo — не состоялось. В этом был провал и обман Великих Революций 1917, 1922, 1933 годов. И в значительной мере самообман Великих Партий.

Мир хотели переделать основательно и устроиться надолго в этом «тысячелетнем райхе», в «коммунистическом будущем», в «итальянской средиземноморской цивилизации». Хотели создать нового человека.

Создать советского человека не получилось. Какое-то количество индивидуумов подвергли мощному внушению, что они есть советские люди. Но внушения хватило не надолго. После насильственного разрубания Советского Союза в 1991 году на республики, референдумы в республиках показали, как нестоек оказался этот советский человек, как эфемерен. Советскую национальность на крови не создали. Всё держалось на убеждениях, на соплях.

Не поняли, что мелкие народы — это мины замедленного действия, заложенные под советскую цивилизацию. Позволили уже с 20-х годов каждому захудалому племени пестовать свои «адаты», обычаи предков. Так центр в Москве им еще и помогал! Всероссийский бюджет отпускал деньги на существование газет, журналов, книг, типографий на языках народов СССР. Тем, совсем ничтожным, у кого не было даже письменности, наши ученые еще и разрабатывали письменность и записывали их устные предания. Тем расширяя изоляцию этих народов, усугубляя их отличие, порождая межнациональную рознь.

Надо же было сотню лет без устали физически перемешивать народы СССР, создавая единый этнически советский народ. Надо было, как это делают сейчас в Саудовской Аравии, проводить единые показательные многотысячные свадьбы северных народов с южными, западных с восточными, а то и подбирать пары по жребию, или разыгрывать женихов и невест в ежедневной всесоюзной лотерее. Менять им фамилии и имена, на Ивановых, Петровых и Сидоровых. Надо было заморить все языки, кроме русского. Надо было сделать все для того, чтобы латвийцы, литовцы, казахи, камчадалы какие-нибудь забыли свою историю, если она у них была. Не обязательно нужно было жечь исторические книги и словари. Достаточно было их не переиздавать. Если бы начали это делать большевики с первого года революции, — за семьдесят лет бы управились! Но не только не сплавляли воедино, нет, поощряли рознь, поощряли каждому свое. Продолжали преподавать в школах татарское иго, поле Куликово, не соображая, безучастно, каково это татарам. Чего ж удивились, что татарский национализм полез из всех щелей, как только это стало возможным. Надо было написать такие учебники истории, чтобы сплавляли нас вместе! Не было еще Фоменко/Носовского, так надо было их придумать!

Я вспоминаю со стыдом, что десять лет назад преклонялся перед Сталиным, как радикальным лидером. В нем была жестокая воля, а вот ума не было. Я смотрел на Сталина сквозь розовые очки! Своим переселением враждебных советскому народу народностей — крымских татар, ингушей, чеченцев и прочих, кто осмелился воевать против советского народа на стороне немцев, переселением всего лишь в Казахстан, внутрь страны, он лишь усугубил проблему. И заложил основу для межплеменных столкновений в будущем. Ведь родились дети, внуки… Они запомнили обиду, они выжили, они служили в Советской Армии, они научились у офицеров Империи как воевать. Ну как же можно было допустить такое. Вы их, обиженных, хотя бы в армию не берите, не учите войне! Выучили Масхадова, выучили Дудаева. Был бы среди руководителей советского государства знаток Римской истории, так он бы сказал «Империя погибла, когда стала принимать в легионы варваров и учить их военному искусству»… Надо было решать вопрос более радикально. Не смогли замесить советский народ, куда бы и чечены и ингуши вошли, и крымские татары, тогда надо было решать вопрос более радикально. Изгнать неисправимые народы с советской территории. Вытеснить в Турцию. Кто бы осмелился в 1944 или 1945 годах противостоять Советской Армии, выгружающей переселенцев в Турции? Никто. Ведь цари уже вытесняли туда и чечен, и крымских татар. Там их было много. Было бы еще больше. И вернуться было бы куда более проблематично, чем из Казахстана. Надо было рассеять народы. У большинства из тех, кто подлежал рассеянью, не было такого мощного ядра нации, каковым являлся для евреев — самого рассеянного народа планеты — иудаизм. Они бы рассеялись. Надо было поощрять смешанные браки. Женить насильно, насильно развозить по стране. Ввести плановые замены населения целых регионов. При той власти, которой обладали большевики — это было осуществимо. Легко.

Германцы, правда, тоже не создали нового человека. Хотя приступили к делу энергично. Эсэсовские инкубаторы не просуществовали долго. Тысячелетнему райху было отпущено жизни всего 12 лет. Там были, впрочем, неплохие идеи, как например две женщины для полноценного германца. (У мусульман, впрочем, здоровая традиция четырех жен существует). Но германцам хотя бы не было отпущено так много времени. А советские-то имели 70 лет, и не управились!

Самую реакционную ячейку старого общества — семью, революция 1917 года не уничтожила. И сейчас в 2001 году мы видим, как семья — тяжелый якорь или камень — тащит ко дну энергичных многообещающих подростков. Как интересы семьи сплошь и рядом сталкиваются с интересами государства, как во имя семьи совершаются преступления коррупции и казнокрадства. В главе «Монстр с заплаканными глазами» обо всем об этом уже сказано. Инесса Арманд, Александра Коллонтай, Лариса Рейснер — хотели новых отношений мужчины и женщины. Свободная, не частнособственническая любовь товарищей принесла бы в коллектив революционеров сексуальную комфортность. Два-три часа обеспеченной ласки в сутки дали бы ощущение счастья новому молодому обществу. Однако от экспериментов первых лет революции отказались, и в конце-концов возобладал самый неудобный и нездоровый вид сексуальности — семейный. Убожество, неудовлетворенность, пытка условностями, невозможность для юных товарищей получить сексуальную комфортность сразу и сейчас (на это уходят годы!) порождают неврозы, психические болезни, искривления психики. В тесной гнилой атмосфере семьи и гнездятся пороки и извращения. В коммуне — здоровые отношения товарищей. В коммуне всегда можно найти себе партнеров по темпераменту, и количество партнеров для ласки очень велико. Между тем сексуальная комфортность — это огромная величина, это компонент счастья. Право на сексуальную комфортность важнее права на труд, и за сексуальную комфортность следует бороться больше, чем за зарплату. Такое устройство общества, при котором человеку самим этим устройством обеспечивается сексуальная комфортность, всегда будет пользоваться огромной притягательностью. Семья дает одного партнера, коммуна дает многих. Революция 1917 года не решила эту проблему. Надо было ввести полигамию, промискуитет, поощрять все виды сексуальных союзов. Ничего этого не произошло. Дух экстремизма был задавлен. Сексуального равенства не достигли. Только в коммуне, свободном общежитии мужчин и женщин, возможно свободное равенство.

Непобедимую Армию не создали. Пока Армией руководили маргиналы — все удавалось. Красную Армию создали маргиналы, никогда доселе не воевавшие, такие как Троцкий и Фрунзе. Назначали командирами по грамотности и по таланту личности. Какой-нибудь шестнадцатилетний Аркадий Гайдар становился комполка, а его 20-летний товарищ — командиром дивизии, а 30-летние командовали армиями. И били наголову гимназисты царских генералов и интервентов, выпускников лучших военных школ Европы. Василий Чапаев, ставший героем книги Фурманова, фильма, а позднее несправедливых анекдотов, в реальной жизни этот человек опередил военную мысль на четверть века, как минимум. Он уже в Первую Мировую войну понял, какой будет будущая война, и уже в Гражданскую создал из трофейных танков и броневиков ударный бронедивизион, и пускал танки вперед пехоты, не доверяя кавалерии. Де Голль понял то же самое в 1934 году, а Гудериан в 1936, — это лучшие передовые военные умы Европы. А Чапаев погиб в 1919, в возрасте 30 лет. Вторую Мировую воевали, как он предвидел! Вот какого качества лидеров пробудила Русская Революция.

Увы, новое поколение лидеров, отобранное Сталиным для руководства государством и армией было хуже по качеству первого набора маргиналов. Сталин благоволил своему собутыльнику по Царицыну — Ворошилову (их за возлияния во время обороны Царицына изругал однажды безжалостно Ленин). А Ворошилов, как и Буденный, продолжал считать, что главной в будущей войне будет кавалерия!

Постепенно неистовая армия парадоксальных командиров Фрунзе или Троцкого, армия гениальных непрофессионалов, неортодоксов, разбившая всех кадровых генералов вкупе с интервентами, перестала быть маргинальной. Настроили военшкол и академий, пригласили трусливых военспецов, и те стали учить красный молодняк искусству поражений, которому сами научились на полях Первой Мировой войны, где их громил неистовый немец. В армию перестали идти маргиналы и лунатики. Потому в 1941 и 1942 годах наших военнопленных гнали тысячами перед собой несколько десятков отборных немцев. Русских пленных было под два миллиона из-за этой дурной учёбы военспецов. В 1943, 1944, и 1945-ом — смерть в очах германцев и пулемёты заградотрядов позади — возродили безумие. А штрафники из тюрем придали войне мистический характер ритуальных убийств. Вот и выиграли мистическим усилием войну, вырастив наш фанатизм до степени чёрных пятен на Луне. И смерть выдыхая, победили.

И опять стали военспецы учить поражениям. А маргиналы увольнялись в запас и шли в сторожа и алкоголики. Той истины, что для войны нужны полностью отмороженные, и чтобы выиграть войну, нужно их найти и сделать командирами, — этой истины в России никто и сейчас не увидел. Потому наши генералы — лишь бюрократы в погонах. Воевать надо давать лейтенантам, и всякой талантливой шпане. Налётчикам. (Помните об этом, пацаны! Война слишком серьёзное дело, чтобы доверять её генералам!)

Обещанного с помпой, в подражание Французской Революции, равенства катастрофически не получилось.

Ну ладно, руководители государства должны жить в особых местах, их надо охранять, — все это понятно. Однако в руководители себя занесли самовольно сотни тысяч местных и центральных начальников и обросли привилегиями. И уже в начале 20-х годов нужен был гневный ересиарх наподобие Дольчино, который призвал бы их к бедности и нищенству. Вот в тюрьме у нас истинная бедность, хуже чем в монашеской келье, но на самом деле все есть, хотя и ничего нету. Почему русская революция сразу обуржуазилась, и у Луначарского играли на рояле, а Маяковскому — революционному поэту — Лиля Брик строго-настрого запретила появляться в Москве без «фордика»? Да потому что изначально все эти несколько тысяч маргиналов не объединяли в мистическое братство священные узы обобществленного имущества и обобществленных тел, как в конгрегациях Дольчино и Джона из Лейдена.

Образование оставили старое, царское, заменив лишь две-три дисциплины. Оставив старое образование, тем самым обеспечили воспроизводство Ветхого Адама до конца времен, навечно. Об этом уже было сказано в лекции «Schooling: они украли у вас детство».

Культуру проповедовали дряхлую, но безопасную, XIX века. Об этом есть в главе «Трупный яд XIX века», новые веянья культуры оставили за границами СССР, остановили железным занавесом, и тем лишили советского человека инструментов понимания и познания современного мира. Все революционные эксперименты в русском искусстве были остановлены. В искусстве победил с помощью правительства только социалистический реализм. Сам по себе яркий, иконный, символический стиль — соцреализм, конечно же, не мог быть употребляем для ежедневных низменных целей лжи, пропаганды и агитации. А его именно так употребляли полсотни лет. Что в живописи, что в литературе. В результате обесценили его, девальвировали.

Жаль, что бесшабашные эксперименты не прошли, не стали государственным стилем искусства. А ведь в первую годовщину революции Татлин сотоварищи окрасили деревья на Красной площади в ярко-алый цвет из пульверизаторов. А ведь башня III-го Интернационала и сегодня — шедевр экстремального радикального искусства. А ведь был великолепный архитектор Мельников, ему надо было дать строить. А ведь лучшим конникам I-ой Конной Армии в качестве награды за храбрость в Гражданскую выдавали красные кожаные галифе. Ведь хватало фантазии!

Я уже говорил, что большевики не уничтожили «адат». Пётр I, царь-революционер, если не весь «адат» убогой Московской Руси угробил, то две третьих его размозжил. Молодец, Петрище! Вот революционер! Вот радикал! После 1917 года вновь собрались в полном составе персонажи крепостного мира: садисты и мазохисты, палачи и жертвы. Именно из «адата» унаследовали наши пенсионеры ментальность покорных крепостных, а наши чиновники — ментальность самодержавных бар, а наши менты — ментальность забубенных опричников. Тот, кто поставит себе целью во что бы то ни стало создать новую Россию, должен быть готов переломить хребет русскому адату. Чтобы племя покорных, трусливых, трепещущих перед властью не возрождалось опять и опять.

И наконец, последнее. Уже Сталин открыто задушил Революцию. Избавившись от гениального духа маргиналов, он стал после войны прямо восстанавливать элементы имперского режима, уничтоженного в 1917 году. Повернулся лицом к уже уничтоженному православию, восстановил офицерское сословие, погоны, форму, вернулся к образованию классического образца, стал строить имперские здания. Только его смерть остановила Реставрацию.

Хрущёв остановил Имперскую Реставрацию, начатую Сталиным. Однако он устремил СССР в ещё более опасном направлении, он вернул страну в контекст буржуазной мировой цивилизации тем, что придумал соревноваться с Западом. При этом он не понял своим приземлённым умом коротышки в соломенной шляпе, пузан, что соревнуясь, ты принимаешь стандарты соревнования и неизбежно становишься похожим на того, с кем соревнуешься, того, кто диктует тебе эти стандарты. Хрущёв совсем приземлил, опустил Русскую Революцию тем, что заставил её измерять себя в терминологии валового национального продукта, в киловаттах электроэнергии, в тоннах пшеницы. Тогда как ей подобало быть измеряемой в количестве завоёванных территорий, в количестве войн, в счастье приобретения новых подданных, в сексуальной комфортности населения, в количестве взятых у врага городов, в количестве экстремальных исторических сцен, в подвигах, в количестве добычи от военных походов, в стихах, и маршах, и трагедиях. Хрущёв банализировал всех нас.

В дальнейшем, после Хрущёва, Генеральные Секретари КПСС уже не чувствовали особость своей державы, и не чувствовали свою связь с Революцией. Что общего у трясущихся Брежнева или Черненко с конниками в красных галифе, несущимися с метровыми бритвами в руках против польских улан под Варшавой? Ничего. Вот такая печальная история.

Дальнейшее хорошо известно. Введя Россию в контекст мирового сообщества государств (частично это совершил уже Сталин) большевистские цезари стали проповедовать производительность труда, а не мировое братство людей труда. Перейдя на терминологию капитализма, они незаметно для себя перешли и на практику капитализма. До 1985 года это был ещё государственный капитализм, в 1991 ворвался бандитский хищнический.

Следовало устоять. Надо было наотрез отказываться играть в западные игры. Ибо установление единого мирового экономического пространства автоматически влечёт за собой появление единого мирового политического пространства. Что и случилось неизбежно. Возникло единое мировое правительство. Это — семь наиболее экономически развитых стран мира и их лидеры. Подобная глобализация, как её сейчас называют, уничтожает свободы отдельных стран и целых регионов. В то время как регионализация, самостоятельность и сепаратизм способствуют свободе народов (и личностей). Помните о провале революции 1917 года всегда!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.