За что?

За что?

Записано со слов раввина Авраама Рубина, Реховот.

Отвлечемся на минуту от протестов «Общества защиты животных» и попробуем посмотреть, для чего приносились жертвы в Иерусалимском Храме, в чем их смысл и значение.

Предположим, житель галилейской деревушки реб Хаим, не про нас будет сказано — согрешил. И полагается ему в качестве искупления принести жертву в Храме. Самый разгар жатвы, или сева, а он должен бросать хозяйство и отправляться в Иерусалим. Два дня пути туда, два обратно, сначала с горы, а потом снова в гору.

Нечего делать, собирается реб Хаим, берет в котомку немного провизии, тфиллин, таллит и выходит из дому. У калитки встречает его сосед.

— И куда это вы собрались посреди страды, реб Хаим? — спрашивает он, увидев дорожную одежду и котомку.

— Да вот, в Иерусалим, — отвечает реб Хаим.

— А-а-а, — многозначительно протягивает сосед. — В Храм, значит?

— В Храм, в Храм, — потупившись, отвечает реб Хаим и выходит на дорогу.

Неудобно реб Хаиму, неприятно. Уже представляет он, что будут говорить соседки, как станут насмехаться мальчишки над его детьми, и тяжко, тяжко становится на сердце.

Два дня добирается реб Хаим до святого города. Дождь его поливает или жарит солнышко, спит он на лавке в дорожной харчевне, молится в непривычном миньяне. Но вот, наконец, Иерусалим. Спешит реб Хаим на рынок, покупать животное для жертвоприношения. А цены на рынке — ой-ей-ей! Кусаются цены! Долго ходит реб Хаим, пока не подыскивает подходящее животное, покупает его и берется за веревку. Но животное хоть и жертвенное, но не дурное. А жертвенным становиться оно и вовсе не желает, поэтому упирается всеми четырьмя ногами и старается наподдать реб Хаиму молодыми рожками.

Весь мокрый от пота притаскивает реб Хаим упрямую скотину к входу в Храм. А там уже выстроилась длинная очередь из таких же грешников. Неудобно реб Хаиму, неприятно. Всегда считал он себя достойным, уважаемым человеком, и вот в какой компании оказался.

А молодые коэны, — вот же мальчишки негодные! — так и норовят посмеяться над грешниками. Вопросы ехидные задают, рожи корчат. А один, взял да и полоснул ножом по веревке. Животное сразу шасть — и побежало. Уж бегал за ним реб Хаим, бегал, насилу поймал. Взял его покрепче за ухо, веревку затянул и обратно к воротам. А очередь уже прошла, опять в конец становись!

С языком на плече, усталый, голодный и обессилевший, добрался, наконец горемыка до ворот Храма, а там священник давай расспрашивать, что за грех, да как сделал, да что думал при этом. А потом на животное глянул и совсем рассердился.

— Ты что же это, — говорит, — человек нехороший, Всевышнему порченое подсовываешь?

— Как — порченое! — удивляется реб Хаим. — Я же самое лучшее покупал, непорочное!

— А это что? — тычет священник пальцем в порванное ухо. Видимо, не рассчитал свои силы реб Хаим, перестарался, животину удерживая.

Опять все с самого начала. А денег-то уже нет. На еду и ночлег не остается. Неудобно реб Хаиму, неприятно. И принеся жертву, спит он голодным на улице, и зарекается в жизни своей не совершать грешных поступков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.