ПРИСОЕДИНЕНИЕ

Допустим на мгновение, что Литва, Латвия и Эстония действительно были оккупированы Советским Союзом в 1940 г., как об этом стенают прибалтийские сепаратисты и их прихлебатели-общечеловеки во всем мире. Можно ли назвать такой поступок аморальным? Можно, но только в том случае, если целью захвата суверенных стран был грабеж. А если крупная держава оккупирует какую-то маленькую страну в военное время, так это совершенно обыденное дело. Разве кто-нибудь вякает, что Соединенные Штаты поступили аморально, оккупировав во время Второй мировой войны нейтральную Исландию? Уже после капитуляции Германии янки оккупировали Данию, а после разгрома Японии заняли южную часть Кореи. Великобритания посчитала, что для собственной безопасности ей необходимо оккупировать Фарерские острова. Ранее она готовила вторжение в нейтральную Норвегию, однако немцы их опередили буквально на сутки. Что-то я не слышал возмущенных воплей по поводу оккупации Ирана, который ни в чем не провинился перед Великобританией, США и СССР, кроме того, что имел нефть.

Чтобы понять логику большой политики, давайте порассуждаем образно. Население трех прибалтийских лимитрофов составляло пять миллионов человек, что соотносилось с населением СССР, как один к сорока. Представьте себя на месте водителя, который мчится по шоссе с сорока пассажирами в салоне. Внезапно на дорогу перед вами валится телеграфный столб. Единственная возможность избежать катастрофы — выехать на встречную полосу. Нарушите ли вы правила дорожного движения ради спасения нескольких десятков человек? Разумеется, да! А если по встречной полосе едет шикарный «Мерседес», стоимостью в пятнадцать ваших автобусов, будете ли вы рассуждать о частной собственности, которая может пострадать в результате столкновения, когда речь идет о жизни людей? Думаю, нет. Остановит ли вас то, что в результате аварии человек за рулем «Мерседеса», скорее всего, погибнет? Вряд ли. Сорок жизней дороже, чем одна.

Так вот, Сталин был водителем автобуса под названием «СССР». Его задача была, чтобы во всемирной катастрофе — Второй мировой войне — погибло как можно меньше советских граждан. И презреть свой долг перед народом только потому, что правительства балтийских лимитрофов не желали «оккупации» — вот что было бы действительно аморально. Если бы ради спасения 10 миллионов советских граждан нужно было уничтожить миллион прибалтов — это следовало сделать без всяких колебаний. Позволить свершиться обратному — предательство. Но ведь даже «оккупировав» Прибалтику, никто не подверг геноциду местное население.

Некоторые крикуны до того договорились, что начали заявлять, будто оккупация одной суверенной страны другой противоречит международному праву, что это — преступление. Чушь! Оккупация не противоречит международному праву, как раз наоборот, существуют общепризнанные международно-правовые акты, регламентирующие осуществление оккупации — Четвертая Гаагская конвенция 1907 г., Женевская конвенция «О защите гражданского населения» 1949 г., Гаагская конвенция «О защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта» 1954 г. Преступлением является лишь нарушение установленных норм оккупации, как то: бессудные расправы над некомбатантами или уничтожение памятников культуры.

Много воплей раздается по поводу депортаций из Прибалтики неблагонадежных элементов в июне 1941 г. Однако подобные мероприятия являются распространенной практикой, более того, имели место тотальные депортации мирного населения из предполагаемой зоны боевых действий. Например, подобную акцию предприняла Финляндия в 1939 г. Да, это было обосновано заботой о безопасности людей, а уничтожение приграничных населенных пунктов вблизи советской границы (вот это действительно запрещено международными правилами ведения войны) желанием осложнить противнику продвижение вперед. Но разве мотивы советских властей были иными? Ведь депортации подверглись не первые встречные, а выявленные путем оперативных мероприятий участники вооруженного антисоветского подполья, то есть те люди, которых можно отнести к комбатантам. И осуществлены эти репрессии были как раз накануне запланированного вооруженного выступления повстанцев по сигналу из Германии. К сожалению, эта мера несколько запоздала, поскольку многие повстанцы успели перейти на нелегальное положение и избегли задержания.

Да, выселялись не только сами подпольщики, но и члены их семей. Но ведь совершенно очевидно, что разлучение семьи гораздо хуже, чем просто выселение из зоны боевых действий. Да, зачастую всякого рода перконкрустовцы или ушедшие в подполье айзсарги репрессировались без суда. Но я бы на их месте только радовался этому. Потому что если их вина будет доказана в индивидуальном порядке с соблюдением всех процессуальных формальностей, то они по УК СССР вполне могли получить высшую меру наказания, а уж в военное время — это как пить дать. То есть солидарное, но мягкое наказание в данном случае есть проявление гуманности советской правоохранительной системы. А отношение к прибалтийским пособникам нацистов после войны было значительно мягче, нежели к коллаборационистам из числа украинцев или русских. Об этом весьма убедительно пишет Александр Дюков в сборнике «Великая оболганная война-2. Нам не за что каяться».

Давайте рассмотрим вопрос об оккупации с чисто формальной стороны. Оккупация — это, следуя нормам в международного права, временное занятие вооруженными силами воюющего государства территории противника с принятием на себя функций управления. Состояния войны между СССР и прибалтийскими республиками в 1940 г. не было, эти страны не являлись противниками. Зачастую оккупационный режим устанавливается участниками военного конфликта в отношении третьих стран (в том числе и нейтральных), но для этого в любом случае необходимо состояние войны. Наконец, оккупация возможна и после официального прекращения войны в отношении территорий, ранее оккупированных противником. Опять не тот случай.

Одного лишь присутствия иностранных войск на территории другого государства не достаточно для того, чтобы считать их оккупационными. Оккупация действительна лишь в одном случае — если гражданская администрация упраздняется, и верховная власть на занятых территориях переходит в руки военных. Например, в 1944–1945 гг. Советский Союз не устанавливал в Польше оккупационный режим, хотя имел для этого и правовые основания, и возможности. Приоритет советских военных властей распространялся лишь на прифронтовую зону, а на остальной территории страны действовала власть ПКНО — Польского комитета национального освобождения. Вопрос о дееспособности ПКНО является дискуссионным, но даже если признать польское правительство не способным реально контролировать ситуацию в стране, в этом невозможно усмотреть вину СССР. В Венгрии же, которая была союзником нацистской Германии (единственным сохранившим верность союзником к 1945 г.) действовала именно оккупационная советская администрация. В Чехии, хотя эта территория после развала Чехословакии в 1939 г. входила в состав Германской империи, оккупационный режим не был установлен, уже в мае 1945 г. власть была передана гражданскому правительству во главе с довоенным президентом Чехословакии Бенешем.

В Литве, Латвии и Эстонии ни в 1939 г., ни в 1940 г. власть ни на один час не переходила в руки советской военной администрации. Части Красной Армии находились в этих странах в соответствии с межправительственными соглашениями. Формально дело было обставлено так, что первый договор о взаимопомощи был заключен чуть ли не по просьбе эстонской стороны. Москва, правда, весьма настойчиво к этому эстонское правительство подталкивала. Например, для нажима на Эстонию был использован эпизод с бегством из Таллина интернированной польской подводной лодки «Ожел». Бравые польские морячки не очень-то стремились воевать с немцами и почему-то оказались в эстонском порту. Но вскоре после вторжения Красной Армии в Польшу экипаж подлодки при весьма загадочных обстоятельствах повязал эстонскую охрану и бежал на «Ожеле» из порта. При этом лодка оказалась даже не разоруженной, как то по идее должно было быть.

Разумеется, Советский Союз выразил возмущение подобным актом, который был расценен как враждебный по отношению к советской стороне. Хотя формально СССР и не находился в состоянии войны с Польшей, но местами поляки оказывали сопротивление Красной Армии. Что же можно было ожидать от польской подлодки с двумя десятками торпед, рыскающей в водах Финского залива? К счастью, командир «Ожела» не жаждал боевой славы и по-тихому убрался в Англию. Впоследствие выяснилось, что эстонцы действительно виноваты в бегстве подлодки, но позволили бежать «Ожелу» они не ради пакости Советскому Союзу, а с перепугу — уж очень не хотелось им иметь лишние проблемы из-за поляков. Выпустишь их— возмутятся немцы (в Таллин как раз зашел германский сухогруз, который мог быть потоплен поляками), задержишь — не угодишь англичанам. Поэтому им и позволили бежать, но вызвали тем самым резкое недовольство Москвы. Да, тяжело быть лимитрофом — не знаешь, перед кем прогнуться в том или ином случае.

Но эпизод с «Ожелом» не имел особого значения. Причины, заставившие Эстонию, а за ней Латвию и Литву искать благосклонности со стороны Кремля, были гораздо глубже. Начало войны в Европе означало для прибалтов полное прекращение морской торговли. Для Литвы эта возможность оказалась перечеркнутой в марте 1939 г., когда Германия отняла у нее Мемель. Англо-французское влияние на эти страны, сильное в 1920-е годы и ослабляющееся на протяжении 1930-х годов, полностью сошло на нет. Таким образом, прибалтийские страны должны были налаживать экономические отношения с Германией либо с Советским Союзом. Экономика этих стран была преимущественно аграрной. Немцы импортировали продовольствие, однако их потребности удовлетворялись за счет Румынии и Болгарии. К тому же в Германии местные националистические режимы не пользовались особым почетом из-за насильственного изгнания немецкого населения, на протяжении пятисот лет составлявшего культурный слой Прибалтики. СССР после успешно осуществленной коллективизации и механизации сельского хозяйства не испытывал недостатка в продовольствии. Но он мог хорошо заплатить за лояльность.

Вот эстонская сторона и обратилась к Советскому Союзу, попросив заключить выгодный экономический договор с Эстонией. Переговоры в Москве начались еще13 сентября. Надо сказать, что экономика этой страны уже дышала на ладан. С 1935 г. после установления в Эстонии фашистского режима Великобритания блокировала торговлю с ней, что привело к упадку национального хозяйства. Страну захлестнула безработица, на некоторые товары, как например, на сахар, были введены карточки. Советский Союз обеспечил эстонскую промышленность заказами и снабдил её тем же сахаром.

Насколько экономическое сотрудничество с Советским Союзом было важно для Эстонии? Торговое соглашение предусматривало увеличение товарооборота между Эстонией и СССР в четыре с половиной раза и устанавливало размер общего оборота между обоими государствами в 39 млн. эстонских крон. СССР предоставил Эстонской республике возможность транзита товаров по железнодорожным и водным путям СССР на Мурманск, Сороку и в порты Чёрного моря.

Если не это, то режим Пятса неминуемо бы рухнул и без ввода советских войск под напором абсолютно неразрешимых в условиях блокады внутренних экономических проблем. Правда, в этом случае Пятс лёг бы под Гитлера, что нашей стране совсем не улыбалось. 28 сентября 1939 г. договор был заключен и по его условиям в Эстонии был размещен контингент Красной Армии. Этим была обеспечена безопасность Ленинграда с левого фланга.

Вообще-то, нельзя с уверенностью утверждать, что эстонский диктатор Пяте, решившийся на военное соглашение с СССР, действовал исключительно по собственной инициативе. Современный эстонский историк Магнус Ильмъярв, доказал со ссылкой на документы российских архивов, что в 1920-х — начале 1930-х гг. Пятс работал на советскую разведку, получая за свои услуги 4000 долларов в год. Формально вознаграждение он получал как юрисконсульт советского нефтесиндиката, работавшего в Эстонии. Так что, вполне возможно, что эстонский диктатор лишь выполнил указание своих советских «спонсоров», но особого значения это, конечно, не имеет. Объективно у официального Таллина в 1939 г не было иной возможности сохранить свой режим, кроме как стать сателлитом Москвы.

Латвия испытывала примерно те же проблемы, что и Эстония. Латвийский диктатор Ульманис, известный русофоб и антикоммунист, разумеется, не мог испытывать симпатий к СССР. Но его положение внутри страны становилось настолько шатким, что и он был вынужден обратиться к Москве за помощью на тех же условиях: спасительный для страны торговый договор взамен нужного советской стороне договора о военной взаимопомощи. Соглашение было достигнуто в Москве 5 октября.

С литовцами, подписавшими аналогичный договор 10 октября, все было еще проще: взамен возможности расположить в стране свои войска СССР передал Литве Виленскую область. При этом следует заметить, что официальный Каунас из кожи вон лез, дабы продемонстрировать свое расположение к Советскому Союзу: в Вильно по повелению диктатора Сметоны даже улица была названа в честь Сталина и Молотова. В Латвии официальных восторгов было поменьше, но и там красноармейцев встречали вполне гламурно. Вот что писала 5 ноября 1939 г. рижская «Газета для всех» в заметке «Советские войска прошли в свои базы»:

«На основании дружественного договора, заключенного между Латвией и СССР о взаимной помощи, первые эшелоны советских войск проследовали 29 октября 1939 года через пограничную станцию Зилупе. Для встречи советских войск был выстроен почетный караул с военным оркестром».[165]

Как видим, тут нет и намека на насилие со стороны СССР по отношению к балтийским лимитрофам. Каких-либо жалоб на некорректное поведение советских военнослужащих, вмешательство военных властей во внутренние дела прибалтийских государств, не зафиксировано. Представители военного руководства прибалтийских стран неоднократно совершали поездки в Москву, причем пресса неизменно подчеркивала дружественный характер этих визитов.

Как отнеслось общественное мнение Литвы, Латвии и Эстонии к присутствию советских войск и в более широком смысле к сближению с СССР? В целом весьма положительно, и тому было несколько причин. Об одной из них весьма откровенно пишет даже Маврик Вульфсон в книге «100 дней, которые разрушили мир»:

«В критический момент, когда в Москве шли переговоры о тройственном союзе (Франции, Великобритании и СССР), влиятельные политики Латвии решили заигрывать с Берлином. К примеру, 22 мая 1939 года пышно отмечалась годовщина освобождения Риги от большевиков в 1919 году. В этом празднике вместе с освободителями-ландесверовцами участвовали и части СС, специально прибывшие на военных кораблях из Германии».

О том же говорится и в книге Дайниса Гринвалдса Kees redzзju tas lietas — издании дневников его отца Яниса:

«Мне не давала покоя немецкая демонстрация, которую я видел летом 1939 года на Рижском взморье. Несмотря на то, что машинам въезд был запрещен, после полудня в воскресенье вдоль самого берега мимо нас проехало множество немецких машин с крестами. Местные немцы в неистовстве бесновались, вопили: „Хайль! Хайль! Гитлер, хайль!“ со слезами на глазах — слезами радости. Это было нам ужасное предупреждение. Гитлер готовился прийти, и его ждали — более, чем верующие Мессию. Мы не могли так спокойно ждать, как клика Ульманиса. Собственные силы (военные) не могли играть значительную роль. Надежды на спасение ждали от Москвы».[166]

Итак, сначала прибалты в националистическом угаре двадцать лет выдавливали немцев, живших здесь пять столетий, а потом с ужасом взирали на марширующих эсэсовцев, понимая, что, если придет Гитлер, он им припомнит старые грехи. Так что выбор в пользу Москвы был не выбором меньшего из зол, а, как пишет Дайнис, действительно воспринимался как спасение.

Другой фактор, повлиявший на одобрительное отношение к союзу с Москвой был идеологического характера. Не секрет, что левые взгляды тогда были весьма распространены в Прибалтике, хотя и преследовались со стороны правящих режимов. Поэтому в политическом сближении с Советским Союзом многие увидели пролог к демократизации в своих странах. Этот импульс был настолько мощным, что уже через несколько месяцев диктаторские режимы в прибалтийских странах рухнули, причем, следует особо это подчеркнуть, без единого выстрела и какого бы то ни было воздействия со стороны частей Красной Армии.

Но все же главной причиной падения диктаторских режимов в странах Балтии я склонен считать их экономическую несостоятельность и, как следствие, низкий уровень жизни населения. Бытие, что называется, определяет сознание, и если обыватель голоден, от него трудно ожидать страстного верноподданичества. Нынешние «историки» демократического вероисповедания тужатся доказать, что до советской «оккупации» прибалты, исповедуя принципы рыночной экономики и свободного рынка, жили весьма зажиточно. При этом почему-то статистики не приводят, а прибегают порой к мемуарной литературе, цитируя авторов, описывающих меню столичных ресторанов или витрины магазинов колониальных товаров. Если же иные исследователи и приводят цифры, то исключительно западного происхождения.

Вот, например, образчик подобной «бухгалтерии» с блога «Эстония в мировых СМИ».[167] Серьёзно воспринимать эти цифры, разумеется, невозможно. Выходит, что население британского доминиона Новой Зеландии (включая дикарей-маори, составляющих добрую четверть населения) имели доход в два раза больший, нежели жители Германии — одной из крупнейших индустриальных держав мира. Трудно понять и то, почему в маленькой южноамериканской стране Уругвай население живет богаче, нежели в той же Германии или Бельгии. Ну да, чувствуется, что немцев составители таблицы недолюбливают. Впрочем, как и русских, чье место в рейтинге богатейших стран мира находится между английской полуколонией Египет и французской колонией Алжир. И уж совсем смешно, что в этот список попала крошечная французская колония — остров Мартиника, населенный преимущественно мулатами и неграми — потомками рабов.

Но давайте, спрятав улыбки, относиться к данной таблице серьезно. Будем считать, что авторы сайта убедительно доказали, что среднедушевой доход одного работающего эстонца аж на 21 доллар превосходил доход работающего гражданина СССР. Не будем принимать во внимание тот факт, что во второй половине 30-х материальное положение населения балтийских стран ухудшалось из-за затруднений с морской торговлей, а в СССР именно это время отмечено резким ростом благосостояния вследствие грандиозных экономических успехов. Не будем даже акцентировать внимание на том, что здесь указан доход одного занятого в экономике жителя, в то время как в эпоху мирового экономического кризиса, разразившегося в 1929 г., существовала очень большая безработица, которой не было в СССР. К тому же понятие «средний доход» довольно относительно. Есть один миллионер и 500 голодных оборванцев, но средний доход их выражается вполне внушительной цифрой. В СССР, где разрыв между богатыми и бедными был несущественный, средний доход был действительно средним, а вот для стран Балтии надо учитывать и существенный разрыв между двумя социальными полюсами. Но давайте вспомним о том, что значительную часть материальных благ советский человек получал через общественные фонды — лучшее в мире медицинское обслуживание, качественное образование, бесплатное жилье, дешевый транспорт, и т. д., Принимая это во внимание, сразу становится ясно, что сказка о сытой и демократической Прибалтике как-то не складывается.

Экономические системы в Советском Союзе и Прибалтике настолько разнились, что по универсальным критериям их сравнить просто невозможно. Очень интересно было бы сравнить уровень потребления по обе стороны границы, но если данные о достатке советских людей как-то можно проанализировать, то статистику потребления в Литве, Латвии и Эстонии в довоенные годы мне нигде не удалось найти. Видимо, эта тема еще ждет своего исследователя.

Но, копаясь в Интернете, я нашел много прелюбопытных свидетельств. Вот, например, что пишет блоггер Helga Nukk в комментарии к упомянутой статье с блога «Эстония в мировых СМИ»:

«… мои многочисленные родственники с эстонскими корнями с 1600 годов, как богатые, так и бедные, рассказывают, что жизнь в Эстонии в досоветский период была более чем ужасной. Большинство людей голодало, у многих детей не были возможности ходить в школу, несмотря на некоторые законы, которые якобы сделали образование обязательным. Многие из моих родственников научились читать и писатьлишь в советское время в специальных ликбезах для взрослых. Не было законов по защите прав трудящихся и трудящиеся должны были выносить все издевательства и изнурительный труд без возражений. Были также репрессии режима диктатуры — невинных бросали за решетку без суда и без следствия.

Голодающих и бедных было больше, чем состоятельных и довольных, поэтому в стране созрели предпосылки для народной борьбы за идеалы коммунизма/социализма.

Заявления о том, что в Эстонии было хорошо жить или, что экономика находилась в хорошем состоянии, не являются правдой».

А вот несколько выдержек из статьи Жильвинаса Буткуса «Окровавленная Литва», рисующей положение населения в самой отсталой из прибалтийских стран:

Литва 1930-х была небольшим краем, управляемым буржуазной диктатурой, с типично нищим большинством и богатым меньшинством. Яркое классовое размежевание, пышные апартаменты дворян и фабрикантов, нищета промышленных и сельских рабочих и 200 тыс. безработных было реальностью нашей страны. Вот как 12 января 1931 г. положение промышленных рабочих описало буржуазное издание «Лиетувос жиниос»:

«Может быть, некоторых и можно убедить в том, что в Литве действительно хорошо жить всем. Но ошибкой было бы оценивать экономическое благополучие по строящимся большим домам и полным людьми кафе, ресторанам и кинотеатрам. Правда, мы имеем такой слой населения, который не стесняется в средствах, но, посмотрев на то, каким образом эти деньги были получены, я не чувствую радости. Хотя крепостничества старого типа в Литве уже давно нет, все-таки часто можно увидеть характерные признаки современного крепостничества. Теперь место старого дворянина занимают синдикаты фабрикантов, нечеловечески эксплуатирующие рабочих и потребителей.

Чтобы доказать этот факт я возьму лишь фабрики папирос и табака. Эта промышленная отрасль в Литве хорошо развита и дает большую прибыль. Но давайте посмотрим, как в этих предприятиях оплачивается труд рабочих, особенно женщин. Работающие женщины в день получают 3 лита, а календарный месяц имеет 25 трудовые дни. Таким образом, женщина получает 75 литов. Из этих денег отчисляется в больничную кассу, всякие штрафы и, наконец, выплачивается около 70 литов. Это ещё „хорошая“ зарплата. Многие женщины получают меньше 3 литов в день. Кроме этого, они работают нерегулярно. Фабриканты принимают их как временных рабочих, и часто, спустя около 3 месяцев, их увольняют, чтоб не выплачивать им компенсации. От других женщин даже с самого начала, принимая в работу, берётся подпись, что они, при увольнении с работы, не будут предъявлять никаких претензий по поводу компенсации.

70 литов — это сумма, с которой работающая женщина должна прокормиться, одеться и получить крышу над головой не только себе, но часто и содержать семью из 2 или 3 человек. Прожиточный минимум в ноябре 1930 г. одному взрослому человеку составлял 91,68 лита; семье из 2 человек — 153,13, и семье из 5 человек — 266,56 (Статистический бюллетень № 12 прошлого года). Статистическое бюро очень скупо подсчитало прожиточный минимум, но он значительно превышает фактическую зарплату работающей женщины. Таким критическим материальным положением рабочей женщины пользуются разные деляги, нанимая красивых девочек для некоторых „услуг“, и платит им месячную зарплату. Не думайте, что это большая зарплата: она не достигает даже 50 литое в месяц, так как есть большой выбор.

Нельзя спокойно пройти и мимо санитарных условий, в которых работают люди в предприятиях. Нет даже кипяченой воды для питья работающим женщинам, а полотенца, которыми после работы женщины вытирают руки, ничем не отличаются от грязнейшей тряпки. Когда приходит городской санитарный врач осмотреть предприятие, его не пускают внутрь без разрешения владельца табачной фабрики. А пока последний даст разрешение врачу войти в фабрику, уже и чистые полотенца появится и пр. Одна более смелая работница, чтоб доказать санитарному врачу, какие в действительности „чистые“ полотенца, принесла такое полотенце показать врачу на дом. И что в итоге? Работодатель ее обвинил в краже полотенца, подал в суд и уволил. Этот случай имел место на одной известной фабрике папирос».

С началом экономического кризиса капиталистического мира зарплаты стали падать. Например, в фабрике метала И. Вайлокайтиса в 1931 г. рабочие получали 6–7 литов в день, в 1932 г. — 4–5 литов. Рабочие лесопильнях Каунаса в 1931 г. получали 6–7 литов за день, в 1932 г. — 4–5 литов. В 1933 г. е газете коммунистического подполья «Балсас» № 3 работница фабрики носков «Унион» писала:

«Сначала здесь работали 130 рабочих, а теперь лишь 80. Других уволили… без компенсации. Теперь работаем только 3 дня в неделю. Зарабатываем от 2,50 до 4 литов в день. Значит, за неделю зарабатываем 7,50–12 литов. Но 12 литов получают только специалистки. С такой зарплатой никоим образом прожить нельзя. Нам приходится голодать, а о плате за квартиру не может быть и речи. И если не платить пару месяцев, то просто выбрасывают из квартиры… Но это ещё не всё. Несмотря на очень маленькую зарплату, за каждый пустяк нас ещё наказывают денежными штрафами… Кроме этого, фабрикант просто открыто крадёт трудовые часы. Если кто-то работает 6 часов, то 2 напишет 5 или 4 часы. Если кто начинает требовать, то отвечает: „как хочешь, не хочешь — не работай“».[168]

Так описывают источники того времени жизнь рабочих в «успешной» отрасли литовской промышленности. Не надо обладать уж очень развитым воображением, чтобы представить положение 200 тысяч безработных и еще полумиллиона членов их семей. Надеюсь, теперь понятно ликование миллионов работяг Прибалтики, когда они стали советскими гражданами. Это означало, по меньшей мере, что у них не будет вонючих полотенец; что массам женщин теперь не надо торговать собой за 50 литов в месяц при прожиточном минимуме, двукратно превышающим эту сумму; что безработица останется только в воспоминаниях.

Далее в статье Буткуса речь идет о литовских крестьянах (три четверти населения страны). Слабонервных я прошу перелистнуть эту страницу, не читая:

«В 1930–1931 гг. сельские рабочие получали 400–500 литов в год…

…В 1933 г. принимается новый „Закон о найме сельскохозяйственных рабочих“, по которому трудовая зарплата уменьшается до: батраку — 200 литов в год, батрачке и батраку-подростку — 150. Рабочий день устанавливается от рассвета до заката. Разрешаются лишь 6 свободных дней в год и не больше чем два в месяц…[169]

… Условия, в которых прихбдилось жить сельским рабочим, напоминали рабские. Даже и газета Союза литовских христианских рабочих „Дарбининкас“ 6 марта 1934 г. писала: „По всей Литве жизнь дворянских батраков в большинстве как в пещерах. По-человечески ли это, если по гнилым подоконникам гуляет ветер, окна забиты тряпками, дым идет больше во внутрь, чем через камин, нет никакого пола, только ямы и грязь, в которой ползает грязный маленький дитя“.

В 1931 г. „Балсас“ № 12 писал:

„Из всей Литвы приходят вести, что кулаки и дворяне все чаще и чаще отказываются платить своим рабочим оговоренные зарплаты. Рабочий должен ходить и сняв шапку просить, чтоб заработанные кровные центы кулак вернул. Одни кулаки день за день откладывают, говорят „приди завтра“, ждут, пока надоест просить, другие дают несколько литое, а, если прийти просить больше, прогоняют и еще натравливают на собак. Ещё другие, с окончанием года, не желая платить зарплаты, начинают придираться за любой пустяк, например, за отказ работать после заката, увольняют и прогоняют, не заплатив при этом зарплаты. Часто бывает, что кулак пристанет из-за чего-то, изобьёт своего рабочего и прогонит. А те, которые получают хоть и нищенскую зарплату, должны работать по 18 часов в день, есть худшую еду.

Батракам теперь в моде давать снятое молоко, им скармливают и мясо зарезанного больного скота. Редкий кулак со своим наёмником обращается по-человечески. Чаще всего его презирает, ругает, бранит. Когда рабочий заболевает, кулак его увольняет и заставляет идти нищенствовать. Рабочие из Коваркас (Укмергский уезд) рассказывают, что в их окрестности один кулак заболевшего рабочего зимой ввалил в сани везти якобы к врачу, а в действительности, когда вывез, выбросил на лед, где тот и умер.

Всё чаще кулаки нанимают рабочих только для летних работ, а зимой нанимают одного и сваливают на него все работы по дому. В самых тяжелейших месяцах зимы рабочий и его семья, не получая работы, должны терпеть голод и холод, вынуждены нищенствовать. Дворяне нанимают только тех, у которых большая и взрослая семья. Поскольку платит только одному, а работать заставляют всех…“

Очень рекомендую прочесть статью Буткуса полностью. Это не поделка советского агитпропа, а исследование, написанное уже в „свободной“ Литве XXI века. Любой может опровергнуть автора, но „демократические“ литовские историки стараются не замечать подобных публикаций. Если же они и возражают, то обычно в таком духе: мол, под Сталиным крестьяне вообще мерли в 1930-е годы миллионами, видимо имея в виду знаменитый голодомор 1933-го. Вынужден разочаровать этих господ: голодомор — такая же легенда, как и „секретные протоколы“ Молотова — Риббентропа, только гораздо более халтурно слепленная. Вес брехне про миллионы умученных голодом крестьян придает лишь „общеизвестность“ этого факта. „Общеизвестное“ не нуждается в доказательствах, которых попросту нет. Впрочем, не будем отвлекаться, о голодоморе надо писать отдельное разоблачение.

Возможно, столь стремительного обострения внутриполитических противоречий в Прибалтике с осени 1939 г. не ожидало даже советское руководство. Но в июне 1940 г., когда Германия была занята разгромом Франции и Великобритании, Кремль решительно вмешался в ход событий, предъявив правительствам прибалтийских лимитрофов требования ультимативного характера. Поводы были, разумеется, надуманными. Например, Литву Молотов обвинил в похищении нескольких советских военнослужащих, которые на самом деле дезертировали сами. Вот какие требования были предъявлены Литве:

„…Советское правительство считает абсолютно необходимым и неотложным:

1. Чтобы немедленно были преданы суду министр внутренних дел г. Скучас и начальник департамента политической полиции г. Повелайтис, как прямые виновники провокационных действий против советского гарнизона в Литве.

2. Чтобы немедленно было сформировано в Литве такое правительство, которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского Договора о взаимопомощи и решительное обуздание врагов Договора.

3. Чтобы немедленно был обеспечен свободный пропуск на территорию Литвы советских воинских частей для размещения их в важнейших центрах Литвы в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-литовского Договора о взаимопомощи и предотвратить провокационные действия, направленные против советского гарнизона в Литве.

Советское правительство считает выполнение этих требований тем элементарным условием, без которого невозможно добиться того, чтобы советско-литовский Договор о взаимопомощи выполнялся честно и добросовестно.

Советское правительство ожидает ответа Литовского правительства до 10 часов утра 15 июня. Непоступление ответа Литовского правительства к этому сроку будет рассматриваться как отказ от выполнения указанных выше требований Советского Союза“.

15 июня, в 9 часов утра, г. Урбшис передал В. М. Молотову ответ о согласии Литовского правительства на условия, выдвинутые Советским правительством».[170]

Подобные требования, мотивированные нарушением договоров с СССР о взаимопомощи, были вскоре предъявлены Эстонии и Латвии. Именно это вмешательство во внутренние дела прибалтийских стран сегодняшние пропагандисты объявляют противоправным актом агрессии со стороны СССР. Подобные обвинения выглядят совершенно смехотворно. Давление, оказанное Москвой на соседние страны, противоправным назвать нельзя. Нормы международного права, сложившиеся во второй половине XX века, действительно, формально осуждают вмешательство во внутренние дела суверенных государств, предъявление ультиматумов под угрозой применения силы не считается ныне легитимным. Хотя, разумеется, в межгосударственных отношениях действуют не писаные правила, а право сильного.

Если же мы ведём речь о событиях 1930-х — 1940-х годов прошлого века, то следует принимать во внимание историзм права и морали. В те годы предъявление ультиматумов было общепринятой дипломатической практикой, не отрицалось нормами международного права и не осуждалось общественным мнением. Германия в марте 1939 г. под угрозой применения силы потребовала от Литвы вернуть захваченный ею в 1923 г. немецкий город Мемель (Клайпеду). Литва вынуждена была согласиться на это. Западные державы не сочли нужным воспрепятствовать такой политике и признали воссоединение Мемельского края с Германией, хотя ранее они точно так же дружно признали захват Литвой Мемеля, имевшего статус вольного города под эгидой Лиги Наций. В марте 1938 г. польское правительство в ультимативной форме потребовала от Литвы прекращения состояния войны, длившегося с 1920 г., отказа от территориальных претензий к Польше и установления дипломатических отношений. Советский Союз, в свою очередь, оказал решительное давление на Польшу, пригрозив ей возможной войной, если та совершит агрессию против Литвы. Не будем даже вспоминать, с каким пониманием отреагировало международное сообщество на ультиматум Гитлера Чехословакии в отношении Судет. В этом ключе действия Советского Союза в прибалтийских странах в июне 1940 г. полностью соответствовали нормам международного права. А уж коли говорить о морали, то разве можно считать аморальным то, что Советский Союз принес массам трудящихся освобождение от буржуазной «демократии» со всеми ее прелестями, описанными выше?

К тому же «историки», обвиняющие СССР в агрессивных действиях против маленьких и миролюбивых стран Балтии, отчего-то забывают о том, что эти мирные малютки как раз не чурались проявлять агрессивные намерения в отношении своего восточного соседа. В примечаниях к сборнику «Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы в двух томах» (составлен МИД СССР в 1990 г.) есть следующая информация:

Обсуждение вопроса о совместных военных действиях Германии и Эстонии против Советского Союза в случае советско-германской войны началось еще в 1938 г. Германский посланник в Эстонии Фровайн, сообщая в Берлин 5 июля 1938 г. о своей беседе с начальником штаба эстонской армии Рэком, писал, что для Эстонии было бы очень важно, чтобы в случае войны Германия осуществляла контроль над Балтийским морем. «Генерал Рэк признал это, — писал Фровайн, — и заявил далее, что Эстония также может оказать содействие в этом деле. Например, Финский залив мог бы быть очень легко заминирован против советских военных кораблей, не привлекая никакого внимания. Имеются также и другие возможности».[171]

Советская разведка была прекрасно осведомлена об этих и многих других фактах, тем более, что некоторые недружественные акты проводились демонстративно, как например, приглашение германских военных кораблей для проведения маневров вблизи советских территориальных вод в Финском заливе.

Что же касается процедуры присоединения Литвы, Латвии и Эстонии к СССР в качестве союзных республик, то на формальную сторону вопроса можно посмотреть с разных точек зрения. Инициатива исходила от избранных в июле 1940 г. парламентов этих стран. По официальным данным, в Эстонии явка составила 84,1 %, при этом за Союз трудового народа было отдано 92,8 % голосов, в Литве — 95,51 %, из которых 99,19 % проголосовали за Союз трудового народа, в Латвии явка зафиксирована на уровне 94,8 %, за Латвийский рабочий народный блок было отдано 97,8 % голосов. Некоторые «историки» объявляют результаты этих выборов сфальсифицированными Москвой, но они никак не могут объяснить, каким же образом она могла контролировать деятельность тысяч избирательных комиссий на территории соседних государств. В то время ни сами прибалты, ни зарубежные страны, включая враждебные СССР, не подвергали сомнению результаты народного волеизъявления. Официально этого никто не сделал до сих пор.

Некоторые критики в качестве единственного доказательства фальсификации указывают то, что при голосовании избирателю в паспорт ставили штамп — это, дескать, до ужаса перепугало местных граждан. Но сегодня в Латвии так же делаются отметки в паспорте о голосовании, и даже высказываются мысли о том, что участие в выборах должно стать не правом, а обязанностью граждан (дескать, у кого не будет штампа в паспорте — того штрафовать). Зачем проштамповываются латвийские паспорта сегодня, я понять не в силах, а в 1940 г. это делалось лишь затем, чтобы исключить возможность двойного голосования — ведь регистрации по месту жительства у людей не было, а потому можно было ходить с одного участка на другой и голосовать много раз. Дело осложнялось тем, что списков избирателей тоже не существовало, поскольку выборы в стране не проводились, и составить их за несколько дней было абсолютно нереально.

Но не всё так гладко. Сегодня позиция официальной Риги базируется на том, что присоединение Латвийской республики к СССР было незаконным, поскольку по действующей на тот момент Конституции для этого требовалось проведение всенародного плебисцита. К тому же латвийские власти считают проведенные выборы недемократическими, поскольку в выборах участвовал лишь один список кандидатов Латвийского рабочего народного блока. Мое мнение однозначно: любые выборы — процесс управляемый (см. главу «Депутаты»), а кем этот процесс управляется — «демократическими» денежными мешками или тоталитарными администраторами, непринципиален. Выборы — это лишь формальность, долженствующая придать легитимность сложившемуся положению вещей. Нынешние выборы в РФ гораздо менее демократичны, нежели выборы в латвийский сейм 15 июля 1940 г., потому что сегодня массовый характер носит принуждение к участию в оных и угрозы репрессий за «неправильное» голосование.[172] Про тотальную фальсификацию результатов голосования я даже не вспоминаю, ибо это совершенно очевидно. Нередки случаи, когда во многих населенных пунктах из урн вынимается больше бюллетеней, нежели зафиксировано избирателей, и даже больше, чем здесь проживает людей, включая новорожденных младенцев. Между тем даже эти тотально сфальсифицированные выборы являются легитимными, поскольку их результаты признают сами избиратели.

Что касается Латвии 1940 г., то ни у латвийских властей, ни тем более, у советских солдат не было никакой реальной возможности заставить население участвовать в голосовании вопреки желанию. Тот, кто считал выборы недемократическими, мог их безнаказанно саботировать. Правильность подсчета голосов в данном случае абсолютно не важна, ибо победить мог только один список кандидатов. Таким образом вопрос легитимности этих выборов заключается в одном — посетило избирательные участки более 50 % избирателей, или нет. Когда латвийские власти докажут, что выборы были проигнорированы большей частью электората, я с готовностью признаю, что выборы не состоялись.

А вот насчет недемократичности выборов в сейм — так тут чья бы корова мычала, а уж латвийской лучше помолчать. У власти в тот момент находился фашистский диктатор Ульманис, который совершил в 1934 г. военный переворот, и никакой демократией в стране даже не пахло. Да, присоединение Латвии к СССР без проведения всеобщего референдума противоречило действующей Конституции ЛР, но вся штука в том, что эта Конституция в тот момент не действовала de jure и de facto. Ведь она не предусматривала установления в стране режима личной диктатуры, а стало быть, утратила силу 15 мая 1934 г. В соответствии с 81-й статьей Конституции Латвии решение о назначении выборов мог принять лишь предыдущий состав самого сейма, а не правительство, как это имело место в 1940-м. Однако это не довод в пользу антиконституционности тех выборов, а красноречивое подтверждение того факта, что латвийская Конституция после разгона сейма диктатором Ульманисом утратила силу — некому было назначать выборы, сейм-то был разогнан за шесть лет до этого.

Наконец, основной аргумент латвийских властей в пользу того, что их страна подверглась оккупации, и потому проведенные позже выборы не имеют силы — ввод дополнительных частей Красной Армии на основании предъявленного Молотовым ультиматума. Дескать, не может быть свободных выборов под угрозой иностранных штыков.[173] Снова напомню, что до того момента в Латвии не было избранного парламента, пусть даже и несвободно, с 1935 г. в стране вообще не проводилось никаких выборов. А угроза действенна лишь в том случае, если она таковой воспринимается. Как же отнеслось население к вводу дополнительных частей РККА? Вот позиция независимого источника:

1940.06.18 Латвия. Рига. Посол Великобритании К.Орд направил в Лондон шифротелеграмму за № 286: «Вчера вечером в Риге имели место серьезные беспорядки, когда население, значительная часть которого встречала советские войска приветственными возгласами и цветами, вступило в столкновение с полицией. Сегодня утром все спокойно».[174]

На следующий день в Риге имели место новые антиправительственные демонстрации, столкновения с войсками и полицией. Дальше — больше. Цитирую тот же источник:

7 940.06.2 h Латвия. Рига. 70-тысячная манифестация в поддержку правительства А. Кирхенштейна. Ее участники требовали устранения президента К. Ульманиса, организации советской власти и присоединения Латвии к Советскому Союзу. Демонстрацию приветствовали А.Вышинский и полпред СССР в Риге В. Деревянский. Освобождены политзаключенные из столичной тюрьмы. Шифротелеграммы посла Великобритании К.Одса № 301: «Братание между населением и советскими войсками достигло значительных размеров».

Вот вам и ответ на вопрос, в ком население видело врага, а в ком друга.

Сточки зрения избирательных технологий голосование 14 июля 1940 г. носило протестный характер. Попросту говоря, правящий режим так достал население, что оно почти единодушно выразило ему свое недоверие. Вполне допускаю, что присоединению Латвии к СССР желало менее, чем 97,8 % избирателей, принявших участие в голосовании избирателей, выразивших поддержку «Блоку трудового народа». Но то, что эти люди не хотели видеть у власти режим Ульманиса, сомнению не подлежит. Сегодня официальная Рига утверждает, что многотысячные демонстрации в поддержку выборов в сейм были организованы провокаторами НКВД. Однако как они объяснят то, что на этих митингах высказывалось нежелание проводить выборы, в которых была заинтересована Москва? Снова обратимся к порталу «Хроно. ру»:

«1940.07.05. Латвия. Рига. В связи с публикацией постановления правительства о выборах в сейм, в столице состоялась демонстрация, участники которой несли портреты советских руководителей, а также большое количество лозунгов с требованием присоединения Латвии к Советскому Союзу, установления в Латвии советской власти. Были и такие „не совсем политически грамотные“ лозунги, как, например, „Предоставить власть Сталину и Молотову“. Митинг состоялся и перед зданием полпредства СССР. На нем выступил с речью А.Вышинский. Отвергая призыв Вышинского принять активное участие в выборах в сейм, демонстранты кричали, что они не доверяют сейму, не нуждаются в выборах и требуют установления советской власти и немедленного присоединения к Советскому Союзу».[175]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.