III

III

… Пролетели годы. Маленькая принцесска стала высокой и красивой девушкой, но жизнь в замке по-прежнему была размеренной и спокойной.

Принцесска Верка знала уже почти все, что знал Главный Мудрец. Однажды они сидели в зале для занятий, где на стенах висели старинные рисунки и картины, столы заставлены бюстами великих и завалены книгами, атласами и тетрадями в кожаных переплетах, где посредине зала стоял старый медный глобус размером с лошадь.

Он медленно вертелся и поблескивал на солнце, светившем в открытое окно, у которого сидели старик и девушка, и тихо беседовали.

Главный Мудрец говорил о далеких землях, о людях, живущих там, о ветрах, дующих на чьи-то далекие мельницы, о дождях, омывающих травы и листья, которых не было в долине, о снеге, которого принцесска Верка никогда не видела, и об островах, на каждом их которых живут диковинные звери, причем на каждом – особенные, отличные от других.

Облокотившись рукой на подоконник, принцесска слушала Главного Мудреца, но мысли ее были заняты чем-то другим. Если бы ее сейчас спросили, чем, – она искренне не знала бы, что ответить.

Игривый ветерок шаловливо трепал светлые колечки на висках принцесски. Она то и дело усмиряла непослушных, заправляя кудряшки под шелковую ленточки, которой были перетянуты ее волосы. Но они упрямо выбивались, щекоча виски и краешки бровей.

А Главный Мудрец продолжал говорить. Он давно понял, что Верка почти не слушает его, но даже в мыслях не упрекал ее за это. На душе его было тревожно и радостно. И еще Главный Мудрец испытывал – торжественное волнение. Это чувство всегда приходило к нему при виде чудесного превращения, тонкого, едва уловимого перехода, когда ребенок становится девушкой.

Сколько раз за свою долгую жизнь он был свидетелем этого, и каждый раз поражался величию обворожительной тайны, очарованию на мгновение – мгновение, которое он считал самым прекрасным в человеческой жизни.

И вот теперь это мгновение пришло и к его маленькой принцесске. Она смотрела на море задумчиво и чуть печально, но вдруг неожиданно улыбнулась, да так светло и чисто, что Главному Мудрецу показалось, будто его обдало волной теплого и пряного воздуха, и от неожиданности он даже прервал свой рассказ.

– Прости меня. Но, знаешь, только что я, глядя на море, придумала мелодию. Она как вздохи прибоя – спокойная, величавая, но не грустная. Вот послушай!

И она запела, в такт покачивая головкой из стороны в сторону. Кисть ее правой руки рисовала в воздухе невидимые плавные дуги, а пальчики при этом едва шевелились, рисуя свои, крошечные дужки.

Мелодия была простая, нежная, и Главному Мудрецу показалось, что он уже слышал ее когда-то. Он, может быть, и вспомнил бы, когда, – но принцесска вдруг прервала пение и спросила:

– Мой Главный Мудрец, мне интересно слушать твои рассказы, и всегда было интересно. Но почему ты всегда говоришь о далеком прошлом?

– Ну, ты же знаешь, что мы живем на острове, что раньше он соединялся с землей, с другой, необъятной, землей, и что…

– … что когда-то, давным-давно, предки принцесс по своей злобе решили отделиться от остальных людей и прорыли в самом узком месте перешейка широкий и глубокий канал, – я знаю это. Не обижайся на меня, – она ласково улыбнулась, – если я и знаю что-нибудь, это только благодаря тебе! Спасибо тебе за все за все! Но, понимаешь, так хочется знать все о людях, которые живут на земле теперь, одновременно с нами! Помоги мне, посоветуй, что делать? Я хочу видеть этих людей, знать их обычаи, петь их песни. Помоги мне, мой старый друг!

Главный Мудрец сидел, откинувшись на высокую спинку деревянного кресла, и думал о той доброй силе, какую придает людям море; о том, что люди всегда становятся независимей и щедрее, когда смотрят на него. Ему казалось, что стоит даже самому дурному человеку хоть раз долго и вдумчиво посмотреть на море, он обязательно станет хорошим и проклянет свое давешнее ослепление и те годы, когда он был иным.

Верка с удивлением смотрела на Главного Мудреца. Никогда еще не видела она его таким взволнованным и печальным. Он снял свой берет, и она заметила над его ухом коричневое пятно, которого раньше не замечала.

«Как он сильно постарел!» – грустно подумала принцесска.

Главный Мудрец выпрямился в кресле и очень медленно заговорил:

– Моя милая принцесса! Я давно заметил, что ты перестала выбегать по утрам за ворота замка, что ты все чаще ходишь задумчивая, тихая, что ты все пристальнее всматриваешься в лазурную даль моря, широкого и синего. Но теперь ты смотришь туда не затем, чтобы увидеть край моря. Каждый ясный день ты встревоженно взбегаешь по ступенькам башни в надежде увидеть хотя бы маленький кораблик, который принес бы тебе Новое Знание, знание, которое не в силах передать тебе я…

Принцесска Верка задумчиво смотрела на пальцы старика, сцепленные замком, чтобы не была так заметна их мелкая дрожь. Они казались совсем белыми на фоне черного бархатного берета, лежащего на коленях Главного Мудреца.

– Это знание, – продолжал говорить он, – может появиться только в общении с множеством юных и веселых людей, а не с дряхлым стариком или с глупыми принцессами. Жизнь нельзя законсервировать! Многие годы, что я провел здесь, состарили меня. Я питал свой ум древними знаниями, добытыми во времена моей юности, и уже казалось, что мне удалось остановить время! И еще мне казалось, что эти знания – самые полные и самые точные, и поэтому их достаточно каждому человеку, в том числе и тебе, моя драгоценная принцесса. Всегда ведь кажется, что все виденное и слышанное в юности имеет особый, глубокий тайный смысл, неповторимую прелесть и блеск! Но не только я учил тебя, а и ты – меня. Я и Главный-то потому, что других мудрецов в нашем замке нет! – Он слабо улыбнулся. – Благодаря тебе я понял, что юность в любой век гордо и независимо утверждает свое великое право на собственное, особенное Знание, Знание полнокровное и полноправное! Теперь я твердо уверен, что препятствовать ему вольно или невольно – преступление.

Главный Мудрец поднялся, подошел к столу и начал отыскивать и засовывать под мышку какие-то тетради, продолжая говорить:

– А я… Что остается делать мне? Я – уйду. И это – печальная неизбежность, с которой я заранее смиряюсь. Хе-хе… Пойду к своим фолиантам!

Но тут он неожиданно осекся, подошел к Верке и сказал серьезно и немного насмешливо. Однако насмешливостью этой он старался прикрыть страшное свое волнение.

– Ты знаешь, я чувствую, что они ждут меня! Пусть их страницы пожелтели, а буквы расплылись от влаги, пусть заросли паутиной и ночью по ним бегают мыши, но они – это моя запечатленная юность, и оторваться от нее я не в силах…

Главный Мудрец, кряхтя, повернулся, и, прищурив близорукие глаза, посмотрел на море.

– Будешь помнить меня? – тихо спросил он принцесску Верку, как бы обращаясь к самому себе.

– Ты устал, мой старый добрый учитель. Пойдем, я отведу тебя на галерею! Нам принесут винограда – мы будем разговаривать и есть виноград. Ты ведь любишь «дамские пальчики»…

– И еще кишмиш круглый! – растроганно добавил Главный Мудрец.

– Конечно, и кишмиш!.. А потом, потом мы станем смотреть на звезды в Подзорную Трубу, и, не смейся, но мне кажется, что сегодня я обязательно найду новую звезду и назову ее «Звезда Главного Мудреца»!..

Данный текст является ознакомительным фрагментом.