РОДЫ

РОДЫ

Я полагаю, самое сильное и совершенное чувство, испытываемое в жизни, – это когда ты даешь жизнь новому человеку. Вынашивание ребенка и роды можно сравнить по глубине переживаний и красоте с величайшими произведениями искусства. Я поняла это, когда со счастьем и нетерпением ждала нашего первенца.

Мы с Каримом скрупулезно обсудили все детали, касающиеся предстоящих мне родов. Ни одна мелочь не казалась нам настолько незначительной, чтобы па нее можно было бы не обращать внимания. Мы решили, что за четыре месяца до предполагаемых родов отправимся в Европу, а сами роды должны были состояться в Лондоне, в больнице Гая[6].

Однако как тщательно мы пи планировали нашу поездку, вмешались непредвиденные обстоятельства, помешавшие нам исполнить задуманное. Мать Карима, которая почти ничего не видела сквозь свою нову1§ чадру, сшитую из очень плотного материала, налетела на рынке на сидящую на земле старуху-бедуинку и вывихнула ногу; один из близких родственников, ожидавший подписания важного контракта, попросил Карима отложить отъезд; у моей сестры Нуры случился приступ аппендицита, изрядно напугавший всю семью.

Наконец все эти неприятности остались позади, но тут у меня начались ложные схватки, и врач категорически запретил нам предпринимать какие-либо поездки. Нам с Каримом пришлось смириться с неизбежным – наш ребенок будет рожден в Эр-Рияде.

Как назло, Королевский Исследовательский Центр вместе с больницей, где должны были оказывать медицинскую помощь членам королевской семьи, еще не открылся. Я поняла, что рожать мне придется в одной из обычных городских больниц, где нередки случаи инфекционных заболеваний, а персонал не настолько квалифицирован, как бы мне этого хотелось.

Поскольку мы принадлежим к королевской семье, то возможности наши гораздо более широки, чем у большинства саудовцев. Карим заплатил крупную сумму и договорился, чтобы три палаты в родильном отделении одной из больниц преобразовали в роскошные апартаменты. Были наняты маляры и плотники, из Лондона прилетели дизайнеры для отделки интерьера, и закипела работа.

Сияющий от гордости главврач провел нас с сестрами туда, где мне предстояло дать жизнь нашему малышу. Стены были обиты небесно-голубой тканью, а кровать покрыта шелковыми покрывалами. Роскошная детская кроватка была привинчена к полу на тот случай, если кто-то из персонала, упаси Аллах, споткнется о колыбель и уронит нашего драгоценного малыша на пол. Когда об этом сказали Нуре, та расхохоталась и заявила, что Карим всю семью сведет с ума своей заботой и беспокойством.

Я едва не лишилась дара речи, когда Карим сказал мне, что из Лондона вскоре должны прибыть шесть медиков, чтобы оказывать мне помощь при родах. Он выложил кругленькую сумму, и известный лондонский акушер в сопровождении пятерых опытных медсестер взялся приехать в Эр-Рияд за три недели до предполагаемых родов.

Поскольку матери моей уже не было в живых, на нашу виллу приехала Сара, чтобы поддержать меня в последние дни моей беременности. Она не спускала с меня глаз, а я, в свою очередь, внимательно наблюдала за ней. Мне сразу бросились в глаза печальные перемены, происшедшие с моей дорогой сестрой, и я сказала Кариму, что, по-моему, ей никогда не оправиться от последствий своего трагического замужества. Она все время грустила, ничем не напоминая ту веселую, жизнерадостную девушку, которую я так любила.

Как же порой бывает несправедлива жизнь! Ведь мне, с моей врожденной агрессивностью, было бы куда проще справиться с мужчиной, подобным тому, который достался в мужья Саре. Всем известно, что подобные типы почти всегда тушуются, когда получают отпор. Сара, с ее мягким характером, оказалась идеальной жертвой для своего садиста-мужа.

И все же я была очень рада, что она оставалась рядом со мной. Во время беременности я стала нервной и раздражительной и не всегда могла справиться со своими эмоциями, так что сестра весьма благотворно на меня влияла, когда я выходила из себя от бесконечного сюсюканья Карима, совершенно ошалевшего от счастья.

Поскольку в доме часто бывали брат Карима Асад и многие кузены, Саре приходилось все время быть готовой к тому, чтобы надеть чадру, выходя с женской половины. Мужчины нашей семьи без конца слонялись по всему дворцу, и Сара не хотела попасться кому-нибудь из них с открытым лицом, опасаясь неприятностей. Однако уже на третий день пребывания ее в нашем доме Нора передала через Карима разрешение Саре не надевать чадру в саду и жилых помещениях дворца. Я была очень довольна этим, а Сара, хотя поначалу и чувствовала неловкость, вскоре привыкла и с удовольствием ходила по дворцу с непокрытым лицом.

Однажды, поздним вечером, мы с Сарой наслаждались прохладой в общем семейном саду[7]. В этот момент с какой-то поздней прогулки вернулся Асад в сопровождении четверых друзей.

Услышав мужские голоса, Сара отвернулась лицом к стене, не желая вызывать ненужных пересудов, если посторонние увидят ее без чадры. Мне не хотелось усугублять ее неловкость, и я громко предупредила мужчин, что в саду находятся женщины с открытыми лицами. Мужчины во главе с Асадом торопливо прошли мимо нас, глядя в противоположную сторону. Асад из вежливости подошел к нам, чтобы осведомиться, где Карим, и его взгляд случайно упал на лицо Сары.

Реакция его на увиденное оказалась такой сильной, что я испугалась, не случился ли с ним сердечный приступ. Было видно, как он задрожал, и я со всей возможной скоростью, какую позволял мой живот, подбежала к нему и схватила за руку. Я была очень обеспокоена. Не заболел ли он? Лицо Асада горело, и он, казалось, был не способен передвигаться без посторонней помощи. Я усадила его в кресло и громко позвала кого-нибудь из слуг, чтобы ему принесли воды.

Никто не отвечал, и тогда Сара вскочила на ноги и бросилась в дом за водой. Асад, ужасно смущенный, хотел было уйти, но я видела, что он близок к обмороку, и настояла на том, чтобы он не двигался с места. Он сказал, что у него ничего не болит, по не смог внятно объяснить причину своего внезапного приступа слабости.

Сара вернулась со стаканом и бутылкой холодной минеральной воды. Не глядя на Асада, она наполнила стакан и поднесла к его губам. Рука Асада коснулась пальцев Сары, и их глаза встретились. Стакан выпал из рук Сары и разбился, а сама она бросилась прочь и скрылась в доме.

Я оставила Асада его друзьям, которые к этому времени уже вышли в сад, чтобы узнать, куда он запропастился. Они вовсю таращили глаза на мое лицо, не замечая даже огромного живота, а я вызывающе выступила им навстречу, смело глядя прямо в глаза и громко приветствуя их. В ответ послышалось лишь смущенное бормотание.

Карим разбудил меня среди ночи. Когда он вернулся домой, то первым, кого он встретил, был Асад, ожидавший брата, чтобы поговорить с ним. Карим хотел узнать от меня подробности происшедшего в саду. Еще не совсем проснувшись, я вкратце рассказала ему обо всем и поинтересовалась здоровьем Асада.

Впрочем, сон в одно мгновенье слетел с меня, когда Карим сказал, что Асад хочет жениться па Саре. Он заявил Кариму, что никогда не будет счастлив, если Сара не станет его женой! И это сказал тот, кого все считали беспечным повесой и плейбоем! Тот, кто еще несколько недель назад расстроил свою мать, поклявшись никогда не жениться.

Я была просто потрясена и сказала Кариму, что хотя мне и не трудно было заметить, какое действие красота Сары оказала на Асада, но женитьба?! В это просто невозможно было поверить! Только потому, что он увидел ее и она ему понравилась? Я отмахнулась от всего этого и повернулась к стене.

Пока Карим принимал душ, я еще раз обдумала услышанное и, выскользнув из постели, отправилась к Саре. Постучав в дверь и не получив ответа, я тихо открыла дверь. Моя сестра сидела на балконе и смотрела на небо, усыпанное мириадами сияющих звезд. Стараясь не шуметь, я вышла на балкон и устроилась в уголке, ошарашенная таким поворотом событий.

Не глядя в мою сторону, Сара уверенно сказала:

– Он хочет жениться на мне.

– Да, – тихо подтвердила я.

С горящими глазами Сара продолжала:

– Султана, когда я заглянула в его глаза, то увидела в них свою будущую жизнь. Это про него говорила Худа, когда предсказала мне, что я еще познаю любовь! Еще она сказала, что результатом этой любви станут шестеро малышей, которым я дам жизнь.

Я закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти слова, сказанные давным-давно в доме наших родителей. Я вспомнила разговор о несбывшихся мечтах Сары и упоминание о возможном ее замужестве, но подробности совершенно стерлись из моей памяти. И все же того, что я вспомнила, оказалось достаточно, чтобы меня охватило странное чувство: предсказания Худы мало-помалу сбывались.

Мне не верилось, что речь идет о любви с первого взгляда, но подумав, что наша первая встреча с Каримом привела к таким же последствиям, прикусила язык и не издала пи звука.

Сара погладила мой живот:

– Иди в постель, Султана, твоему ребенку нужен отдых. Мне все равно не уйти от моей судьбы! – Она снова подняла глаза и посмотрела на звезды. – Скажи Кариму, что Асад может поговорить с отцом об этом деле.

Когда я вернулась в спальню, Карим еще не спал. Я передала ему слова Сары, он удивленно покачал головой и, обнимая меня, пробормотал, что жизнь – это все-таки очень странная штука. Мы поняли, что чему быть, того не миновать, и мирно заснули в объятиях друг друга.

На следующее утро, когда Карим еще брился, я решила спуститься в холл и на полпути услышала голос Норы. Она, по своему обыкновению, цитировала какую-то пословицу. Затаив дыхание, я прислушалась:

– Тот, кто женится на женщине, сраженный ее красотой – обманывается; тот, кто женится по здравому размышлению, – и в самомделе может считать, что он женат!

Я не была настроена по-боевому и решила кашлянуть, чтобы обозначить свое присутствие, Но, когда Нора заговорила снова, я передумала и продолжала прислушиваться.

– Асад, девушка уже побывала замужем и быстро развелась. Кто может знать, почему это произошло? Подумай хорошенько, сын мой, ты ведь можешь взять себе в жены кого-нибудь и поприличнее. Лучше начинать с невинной, не тронутой девушкой, а не с той, которой уже попользовались! Кроме того, сынок, ты же знаешь, какой ужасный характер у Султаны. Разве может ее родная сестра оказаться другой по натуре?

Сердце мое колотилось от ярости, когда я вошла в комнату и предстала перед их взорами. Итак, значит, мать настраивает Асада против Сары! И вся ее любезность оказалась не более чем маской; втайне Нора по-прежнему ненавидела меня! Ничто не оказалось в состоянии изменить ее мнение обо мне.

Зная беспечный нрав Асада, я не была в восторге от перспективы его женитьбы на Саре, однако теперь всецело встала на его сторону. По его лицу было видно, что ничто не может поколебать его решимости. Он был как одержимый.

Увидев меня, они замолкли на полуслове, так как я с трудом сдерживала ярость. Как смеет Нора сомневаться в порядочности моей сестры? Не спорю, у меня, действительно, тяжелый характер и необузданный нрав. Я была такой с самого детства и не имела ни малейшего желания меняться. Но сравнивать со мной Сару?!

В юности я слышала, как многие пожилые женщины говорили: «Если постоять рядом с кузнецом, обязательно покроешься копотью, но если побыть возле торговца благовониями, то и сама будешь благоухать». Я поняла, что, по мнению Норы, Сара слишком долго жила рядом со мной и теперь просто не могла быть другой. Не могу передать, как разозлила меня моя свекровь своими глупыми умозаключениями.

Красота Сары у многих женщин вызывала ревность и раздражение. Я знала, что именно из-за внешности никто уже просто не принимал во внимание ее мягкий нрав и острый ум. Бедная Сара!

Асад встал и, кивнув мне, сказал, что уходит. Нора скорчилась, как от удара кинжалом, когда он повернулся к ней и резко бросил:

– Решение принято. Если я подойду ей и ее семье, ничто не остановит меня.

Нора крикнула ему в спину что-то о бесцеремонных юнцах, пытаясь вызвать у него чувство вины, мол, ей осталось недолго жить на этом свете, а сердце ее слабеет с каждым днем.

Асад проигнорировал ее слова и бедняга только сокрушенно покачала головой. Она сидела, нахмурив брови, и молча прихлебывала кофе. Без сомнения, она начала замышлять что-то против Сары так же, как когда-то против своей соперницы-ливанки.

Несмотря на охватившее меня возбуждение, я нажала кнопку звонка и заказала появившемуся повару йогурт и фрукты на завтрак. В комнату вошла Марси и стала массировать мои больные ноги своими умелыми пальцами. Нора попыталась было завязать со мной разговор, но я была слишком рассержена, чтобы поддерживать его. Едва я приступила к свежей клубнике, которую мне ежедневно доставляли самолетом из Европы, как у меня неожиданно начались схватки, и я сползла с кресла на пол. Я была испугана резкой болью, неожиданно навалившейся на меня. Я знала, что боль будет все сильнее и сильнее, как было во время ложных схваток.

Все вокруг словно взорвалось, когда Нора во весь голос стала звать Карима, Сару, медсестер и слуг. Не прошло и нескольких секунд, как Карим уже поднял меня с пола и на руках отнес в огромный, длинный лимузин, который был специально переоборудован на этот случай. Сиденья были убраны, а вместо них по одному борту стояла кровать, а рядом с ней – три маленьких стульчика, на которых должны были сидеть Карим, Сара и медицинская сестра. Доктор и остальные четыре акушерки из Лондона ехали вслед за нами в отдельном автомобиле.

Я вся извивалась от боли, когда сестра тщетно пыталась измерить мне пульс. Карим сначала крикнул шоферу, чтобы тот ехал побыстрее, по через секунду передумал и велел ему ехать потише, чтобы не убить нас всех. Он был в совершеннейшей панике, и я думала, что он ударит бедного малого, когда тот позволил второй машине срезать угол перед самым нашим носом.

Сара пыталась успокоить моего мужа, но он ничего не слышал и только громко проклинал себя за то, что не догадался заказать полицейский эскорт. В конце концов сестра-англичанка не выдержала и прикрикнула на него. Она сказала, что своими криками он только может нанести вред жене и ребенку и пригрозила, что если Карим не успокоится, то она высадит его из машины.

Карим, принц королевской крови, который за всю свою жизнь не слышал от женщины резкого слова, был настолько потрясен, что совершенно потерял дар речи, и оставшуюся часть пути просидел, не проронив ни звука. Мы все вздохнули с облегчением.

Главврач больницы вместе со всем персоналом встречал нас у ворот. Он явно был рад, что наш ребенок должен родиться в его больнице, потому что в последние годы большинство членов королевской семьи предпочитали рожать своих детей за границей.

Роды мои были долгими и тяжелыми, так как я была еще молода, с узкими бедрами, а ребенок оказался крупным. О самих родах я мало что помню, меня накачали транквилизаторами и обезболивающими, и все окружающее виделось как сквозь дымку. Я чувствовала, что персонал нервничает, и слышала, как врач то и дело покрикивает на медсестер. Нет сомнения, что и врач, и сестры, так же, как и мои родственники, молились о рождении сына. Они знали, что в случае рождения мальчика их щедро наградят, чего не будет, конечно, если на свет появится девочка. Что касается меня, то я ждала именно дочь. Я знала, что жизнь в нашей стране должна измениться, и хотела, чтобы моя дочь стала свидетельницей, а может, и участницей этих перемен.

Громкие поздравления врача и сестер вырвали меня из полузабытья. У меня родился сын! Краем уха я услышала, как врач шепнул старшей сестре: «Теперь этот сумасшедший набьет нам карманы золотом!» Я хотела было возмутиться таким отношением к моему мужу, но силы оставили меня, и я потеряла сознание. Вспомнила я об этих словах только через несколько недель, когда Карим подарил доктору новенький «ягуар» и пятьдесят тысяч английских фунтов. Сестрам были вручены дорогие золотые украшения и по пять "тысяч фунтов. Главврач больницы получил исключительное право пользовать королевскую семью. Кроме этого, ему было выплачено вознаграждение в размере трех месячных окладов.

Все мысли о дочери исчезли, когда мне па грудь положили моего малыша. «Дочери будут позже», – подумала я. Зато этот малыш получит воспитание, отличное от того, что давалось мальчикам на протяжении многих поколений. Я подумала, что его будущее – в моих руках. Он вырастет не таким, как остальные, научится уважать своих сестер. Он женится по любви и будет счастлив в браке. Я говорила себе, что истории известны случаи, когда один человек способен изменить жизнь миллионов. Я чувствовала гордость от того, что произвела на свет человека, который, возможно, сможет изменить наш мир. У меня не было сомнений в том, что новая жизнь женщин Саудовской Аравии начнется именно сейчас, с рождением моего сына!

Карим не слишком задумывался о будущем своего сына. Он был вне себя от счастья и громко строил планы насчет того, сколько еще сыновей смогу я ему родить.

Мы были счастливы!