Глава шестнадцатая Блуждания юного Хокинса

Глава шестнадцатая

Блуждания юного Хокинса

На самом деле прохронометрировать происходившие на Острове Сокровищ события не так-то легко, многие из них привязаны не ко времени суток, а к природным явлениям: к рассвету и закату, к приливу и отливу. Оно и понятно, рассказчик, Джим Хокинс, часов не имел. На корабле слышал, как отбивают склянки, а на берегу определял время на глазок, по солнышку.

Приливы и отливы пока оставим в покое, а вот время закатов и рассветов не мешает уточнить. Сделать это невозможно, не зная координат Острова Сокровищ, а их Джим Хокинс держит в глубокой тайне. Правда, тайну эту знают очень многие, даже попугай Сильвера. Но и попугай заветные цифры озвучить не желает, орет в основном «Пиастры! Пиастры!»

А теперь следите за руками, трюк в стиле Гудини и Копперфильда. Оп! – и из вроде бы пустого цилиндра появляется бумажка с цифрами: 32? ю. ш., 50? з. д. Координаты Острова Сокровищ. Приблизительные, с точностью до пары-тройки градусов, но все же лучше, чем ничего.

Банальная логика и никакого мошенничества.

Вот из каких рассуждений получаются эти цифры.

Всевозможные исследования, утверждающие, что Остров Сокровищ – это остров Пинос в семидесяти милях от побережья Кубы, или остров Кокос в Тихом океане, или другие реально существующие острова, мы во внимание принимать не будем. Авторы этих исследований основываются на «пиратском прошлом» выбранных ими островов и на сходстве рельефа, не занимаясь глубоким анализом первоисточника. А мы займемся.

Остров расположен в Атлантике, сомнений в том нет – если уж ближайший к нему порт в Испанской Америке. Теоретически возможен вариант с Тихим океаном, но на практике путешествие «Испаньолы» никак бы не уложилось в заявленный срок: Панамский канал еще не построен, надо дважды огибать мыс Горн или проходить Магеллановым проливом. К тому же на тихоокеанском побережье Южной Америки в 1746 году все порты враждебные, все под контролем испанцев, – а с борта пришедшей в порт «Испаньолы» первым делом видят английский военный корабль, мирно стоящий на якоре. Чтобы узреть такую картину, пришлось бы совершать долгий и трудный переход с Тихого океана в Атлантику, имея на борту всего двух дееспособных моряков, Грея и Бена Ганна.

Остров расположен в Южном полушарии. Данное утверждение можно при желании оспорить, сославшись на слова Сильвера, произнесенные при виде найденного скелета: «Это указательная стрелка. Значит, там Полярная звезда, а вон там веселые доллары».

Какая еще Полярная звезда в Южном полушарии? Там совсем иные созвездия. Но Сильвер вводит нас в заблуждение, впрочем, непреднамеренно. Поиск клада происходит днем и никакие звезды, разумеется, не видны. Долговязый Джон пользуется привычной для жителя Северного полушария идиомой, обозначающей направление, только и всего. Он в той же фразе упоминает и «веселые доллары» – в данном контексте это еще одна идиома, на сей раз означающая просто деньги: доллары в те времена чеканили исключительно из серебра, а Сильвер прекрасно знает, что серебра в тайнике нет, только золото.

Указаний на то, что дело происходит южнее экватора, значительно больше. Например, фауна острова, а именно морские львы, с которыми встречается Хокинс во время плавания на челноке.

Рис. 7. Южные морские львы, напугавшие Джима Хокинса. Но он им отомстил, обозвав в своей рукописи «гигантскими слизнями».

Дело в том, что в Северной Атлантике морские львы не обитают. И в восемнадцатом веке не обитали. Они живут южнее экватора, атлантический подвид этого животного так и называется: южный морской лев (лат. Otaria flavescens).

Еще точнее определить положение острова позволяет его флора. А именно сосны, неоднократно упоминаемые мемуаристом.

Правда, есть маленькая загвоздка: сосны в Южном полушарии не растут. Вообще. Ни один вид из многочисленного семейства.

Но сделаем Хокинсу скидку, он в конце концов не дипломированный ботаник и мог назвать сосной любое похожее на нее дерево. В Южном полушарии широко распространены виды хвойных растений, относящихся к другому семейству, к араукариевым. Хотя спутать с соснами их трудновато – одни похожи на пальмы с иголками, другие на мутировавшие елки, третьи вообще трудно сравнить с привычными для северян деревьями.

Но есть единственное исключение, бразильская араукария. Она на вид – вылитая сосна. Высокий прямой ствол, лишенный в нижней части сучьев, в вышине крона точь-в-точь как у сосны, шишки опять же…

Сходство так велико, что европейские поселенцы в Бразилии называли эту араукарию попросту, «паранской сосной», не оглядываясь на мнение ботаников.

Рис. 8. Бразильская араукария, она же паранская сосна. В благоприятных условиях эти сосны вырастают до пятидесятиметровой высоты и толщины в несколько обхватов – именно под таким приметным деревом зарыл свое золото Флинт.

И надо же так случиться, что ареал бразильской араукарии очень слабо пересекается с ареалом обитания южного морского льва. Координаты центра этой небольшой зоны пересечения мы и выбрали в качестве приблизительной широты острова.

Все просто, если знать секрет фокуса.

А долготу мы несколько сдвинули к востоку – и неспроста. Дело в том, что ареал морских львов вытянут узкой полосой вдоль атлантического побережья Южной Америки, захватывая прилегающие острова. Слишком далеко от своих лежбищ эти зверюги е удаляются, миль на двести, на триста, не более, – посреди океана их не встретить, тем более еще восточнее, у африканских берегов.

И все-таки слишком близко от южноамериканского побережья Остров Сокровищ находиться не мог. Дело вот в чем: никто – ни Сильвер, ни его оппоненты – не рассматривал две шлюпки «Испаньолы» в качестве средства, способного помочь унести ноги с острова.

А ведь спасательные шлюпки – достаточно мореходные суденышки, корабль где угодно затонуть может, хоть в открытом океане. Пиратский капитан Ингленд, у которого начинал карьеру Джон Сильвер, был низложен и высажен с тремя товарищами на пустынном берегу острова Маврикий. Изгнанникам оставили шлюпку (наверняка не самую лучшую) и минимум припасов. И эти четверо бедолаг сумели доплыть на своей шлюпке до Мадагаскара – почти полтысячи морских миль по океану, путь неблизкий. Не обошлось, конечно же, без большого везения, и все равно: потеряв корабль, Сильвер обязательно задумался бы о возможности уплыть с острова на шлюпках, если бы до континента была какая-то сотня миль.

Когда именно «Испаньола» прибыла к острову? Зная расстояние и скорость хода парусников тех времен, можно допустить, что плавание заняло около полутора месяцев и вахтенный увидел горы Острова Сокровищ в последнюю декаду апреля месяца 1746 года.

Теперь нетрудно вычислить время восхода и заката. Опустим астрономические формулы и перейдем сразу к полученным результатам (честно говоря, вычислениями занимался не автор, а найденная в Интернете программа).

Итак, 20 апреля рассветало на острове в 9:44, смеркалось в 20:53, общая длительность светового дня чуть больше одиннадцати часов. Неудивительно, в южном полушарии конец апреля – глубокая осень, зима приближается, дни все короче, ночи все длиннее.

Расчеты точные, но исходные данные приблизительные. Ошибки неизбежны, однако в любом случае они составляют минуты, а не часы. А нам точнее и не надо…

Еще одна тонкость – результаты приведены по Гринвичу, но любой корабль в восемнадцатом веке жил по местному времени.

Ведь как отбивали склянки? Капитан или штурман каждый день (если позволяла облачность) определял при помощи навигационных приборов полдень – т. е. момент наивысшего положения солнца над горизонтом. Взяв этот момент за точку отсчета, вахтенный начинал следить за песочными часами, в просторечии склянками. Прошло полчаса, перевернул часы – ударил в рынду, в судовой колокол. Еще через полчаса перевернул второй раз – ударил два раза.

Рис. 9. Английские корабельные склянки (песочные часы) XVIII века. Похожими склянками измеряли время на «Испаньоле».

Короче говоря, «Испаньола» жила по местному времени и часовой пояс (минус три часа от Гринвича) необходимо учитывать.

Тогда цифры получаются иные: рассвет в 6:44, закат в 17:53.

Работа проделана немалая, но результат того стоит: теперь мы можем гораздо точнее, без умозрительных догадок, представить хронологию передвижений Хокинса по Острову Сокровищ.

* * *

Итак, Джим сошел на берег Острова Сокровищ, едва лишь пробили три склянки. В половине второго, выражаясь сухопутным языком.

А в блокгаузе он объявился после окончания артобстрела, но не сразу, спустя некоторое время: сначала он вышел на берег, понаблюдал за матросами, уничтожавшими ялик, за костром, горевшим в лагере Сильвера и т. д. И лишь потом отправился к частоколу.

Как мы знаем, Израэль Хендс палил из пушки по блокгаузу до темноты; пока мог разглядеть флаг на шесте – до тех пор и продолжал обстрел. Сильно осерчал на сквайра и его товарищей.

Солнце закатилось около шести вечера, и Хендс поневоле должен был остановиться, как бы ни пылал жаждой мести. Значит, Хокинс появился в блокгаузе около половины седьмого, проведя вне поля зрения своих товарищей пять часов.

Как же он расходовал этот немалый срок, начиная с момента высадки из шлюпки?

Предоставим слово самому Джиму:

«Сначала я попал в болото, заросшее ивами, тростником и какими-то деревьями неизвестной мне породы. Затем вышел на опушку открытой песчаной равнины, около мили длиной, где росли редкие сосны и какие-то скрюченные, кривые деревья, похожие на дубы, но со светлой листвой, как у ивы. Вдали была видна двуглавая гора; обе странные скалистые вершины ярко сияли на солнце».

Потом Джим пробирался среди деревьев, разглядывал змей, любовался неведомыми растениями и цветами, а также, по его словам, испытывал радость исследователя неведомых стран.

Затем он угодил в заросли низкорослых вечнозеленых дубов, растущих на песчаной почве, затем вновь уткнулся в то же самое болото. Описал круг и уткнулся. Проще говоря, Джим заблудился на острове. Заплутал, заблукал, потерял ориентировку на местности, сбился с пути. И снова оказался в болоте.

В этот момент Джим теряет не только ориентировку, но и читательское доверие ко всему описанному эпизоду. Потому что кто-кто, а уж он-то заблудиться здесь в трех соснах никак не может.

Ведь чем занимался Хокинс во время двухмесячного заточения в усадьбе сквайра?

Изучал карту острова. Рассматривал чуть не с лупой, запоминал, заучивал. «Много часов провел я над картой и выучил ее наизусть».

Местность Хокинс знает прекрасно, хоть карты сейчас перед глазами не имеет. Место высадки – устье речушки – соотнести с картой может. Ориентир – двухглавая гора – ему виден. Так какого черта он блуждает? Ходит кругами и возвращается на болото?

Более того, есть все основания утверждать, что Джим имел с собой компас.

Вспомним, что в трактире «Адмирал Бенбоу» Джим обобрал тело только что умершего Бонса. Находки юного Хокинса перечислены подробно: помимо ключа от сундука это складной нож, мелкие монеты, жевательный табак, огниво, наперсток, игла и нитки… И карманный компас.

Чуть позже бандиты Пью обнаруживают: карманы Билли Бонса пусты. Все забрал Хокинс. Как он использовал наперсток, иглу и нитки, мы уже выяснили. Табак, допустим, выбросил, мелочь растратил…

А компас? Стал бы избавляться от компаса Джим, собираясь в морское плавание к далекому острову? Намереваясь искать закопанные на острове сокровища?

Не стал бы.

И в каюте «Испаньолы» не оставил бы, когда спускался в шлюпку. Какого дьявола! Сбылись мечты, вот он, заветный остров – и не прикинуть с компасом на местности, где же зарыты богатства?!

Компас лежал в кармане у Джима, посчитаем это за доказанный факт. В таком случае причин плутать и кружить у Хокинса еще меньше. Но он плутает и кружит (лишь в своем мемуаре).

Ну и к чему эта симуляция острого приступа топографического кретинизма?

* * *

У якобы блужданий Хокинса есть по меньшей мере две веских причины.

Во-первых, ему надо было чем-то заполнить эти пять часов в своем рассказе. Во-вторых, ему непременно надо было вернуться (опять-таки лишь в рассказе) к месту высадки, чтобы увидеть из кустов сцену убийства честного матроса Тома главарем мятежников Сильвером.

Эта сцена очень важна и заслуживает отдельного разговора. А пока отметим лишь один момент – если Хокинс заблудиться не мог (а он не мог), то и наблюдать за убийством тоже не имел физической возможности.

Он к тому времени был далеко. И куда же шагал по Острову Сокровищ Джим?

Ответ очевиден. Шагал он к самому интересному месту на острове. Туда, где зарыты сокровища Флинта. Вернее, главная их часть, золотые монеты и слитки.

Все, что мы знаем о Хокинсе – личности непоседливой, импульсивной и любопытной – заставляет предположить: именно самостоятельным розыском сокровищ он и занялся. Не рассчитывая, естественно, единолично прибрать к рукам золотишко (у него даже лопаты не было), просто вследствие перечисленных выше черт характера. Дурная голова ногам покоя не дает – формулировка, удивительно точно описывающая побудительные мотивы Джима.

От Сильвера, как мы помним, Джим ускользнул сразу после высадки – юркнул в кусты и сделав вид, что не слышит окликающего его Долговязого Джона. Сбежал он не из страха – назревший мятеж Хокинс выдумал сам, а судовой повар его добрый приятель – но оттого лишь, что спутники в задуманной прогулке не нужны абсолютно. И расспросы лишние не нужны.

А в одиночестве почему бы и не сходить к заветному месту? До сигнала о возвращении еще несколько часов, страшный Редрут далеко, на борту шхуны, компас есть, карта выучена назубок…

Джим рассказывал нам, как долгими зимними вечерами он медитировал над картой, представлял самые разные приключения на острове: то он в мыслях от дикарей отбивался, то от хищных зверей спасался… Наверняка и сокровище мысленно выкапывал, куда ж без этого. Продумывал оптимальные маршруты, над направлениями и ориентирами размышлял… И оказавшись наконец на берегу Острова Сокровищ, двинулся прямиком к месту, помеченному крестиком на карте. Не блуждая.

Успел бы Джим добраться до ямы с золотом и вернуться? У нас, к сожалению, подлинной карты острова перед глазами нет (сочиненные художниками различных издательств апокрифы не в счет). Но по логике вещей клад не должен был находиться слишком далеко от удобной корабельной стоянки. Иначе переноска нескольких тонн золота превратилась бы в чересчур обременительную задачу для Флинта и шестерых его подручных. Позже, когда кладоискатели перетаскивали золото из другого места, из пещеры Бена Ганна, до берега была всего миля, – и то работа растянулась на несколько дней. А Флинт имел в распоряжении неделю на все: и на золото, и на серебряные слитки в неизвестном нам количестве, и на оружие.

А сколько, кстати, весило золото Флинта? Оценочный подсчет сделать нетрудно, Сильвер называет точную стоимость клада: семьсот тысяч фунтов. А он знал, что говорил – как-никак был квотермастером у Флинта, а в обязанности пиратского квотермастера среди прочего входят и оценка захваченного груза, и вычисление доли каждого члена экипажа в общей добыче, и другая пиратская бухгалтерия.

Алмазов и иных драгоценных камней, способных в разы уменьшить весогабаритные характеристики клада, в тайнике нет, лишь золотые монеты и золото в слитках. Возьмем за основу расчета золотую английскую гинею. Ее вес колебался в зависимости от года чеканки в пределах от 8,3 гр. до 8,5 гр. Примем среднее значение за 8,4 гр.

700 000 фунтов составляют ровно 666 666 гиней и 14 шиллингов (апокалипсическое какое-то число получилось, ну да ладно). И весит вся эта радость 5560 кг, даже скорее 5500, с учетом неизбежной истертости монет.

Пять с половиной тонн – самая нижняя граничная оценка. Клад состоит не из одних гиней, в нем лежат монеты разных стран (а обменный курс всегда благосклонен к родной валюте). И лежат золотые слитки, а рыночная стоимость золота, ушедшего на изготовление монеты, всегда чуть меньше ее номинала. Золото Флинта весило никак не менее шести тонн, вероятно даже больше.

Весьма солидный вес…

Раз уж пошли такие расчеты, неплохо бы оценить стоимость зарытого на острове серебра. Совокупный вес серебряных слитков мы не знаем, но едва ли он был больше, чем вес золота, в противном случае семеро пиратов не справились бы с перетаскиванием. Килограмм серебра в то время стоил около десяти фунтов стерлингов, или меньше, в зависимости от пробы. Если вес серебра равен весу золота, то есть составляет тоже шесть тонн, стоит эта часть клада не более чем шестьдесят тысяч фунтов. Неудивительно, что кладоискатели вторым тайником пренебрегли. Удваивать объем крайне изнурительной работы, чтобы увеличить стоимость добычи всего на восемь процентов, – дураков не нашлось.

Однако вернемся к золоту.

Если не рассматривать всерьез мысль о том, что Флинт доставил на остров пару-тройку верблюдов или ослов для перевозки ценностей, то яма с золотом находилась в миле или полутора от стоянки капитана Кидда. В самом крайнем случае – в двух милях. Иначе на плечах шесть тонн таскать очень уж тяжко.

Ходьбы примерно на сорок минут для молодых ног Хокинса, даже с учетом разглядывания змей и незнакомых растений.

Но ведь позже, когда за кладом двинулись пираты Сильвера, они дольше добирались до опустевшего тайника? Дольше. Но они тащили на себе лопаты и груду оружия и боеприпасов, их отвлекал и пугал своими криками Бен Ганн, задерживали собственные споры, да и Сильвер на костыле никак не мог потягаться с Хокинсом в скорости, к тому же на сильно пересеченной местности. Опять же пираты не прорабатывали заранее оптимальный маршрут. Они вообще двинулись к цели кружным путем, преодолев часть расстояния по морю, чтобы не оставлять без присмотра шлюпки в известном врагам месте.

Можно допустить, что Хокинс потратил не более сорока минут, чтобы добраться до искомой точки.

И там его поджидало жесточайшее разочарование.

* * *

Естественно, Джим Хокинс испытал изрядный шок, оказавшись на краю раскопанной ямы.

Громадное богатство оказалось миражом, карта Бонса – никчемной бумажкой… Остров Сокровищ на деле обернулся Островом без Сокровищ…

Сколько он просидел там в оцепенении, переживая грандиозную утрату и крушение надежд?

Сколько-нибудь да просидел… Но любой шок проходит. К тому же оставался шанс, что серебро не тронуто – хоть какое-то утешение, все же не впустую прокатились на другой край глобуса.

А когда Джим Хокинс, немного оправившись от потрясения, поднялся на ноги и бросил взгляд вокруг, он заметил кое-что весьма любопытное…

Это «кое-что» наверняка разглядели бы позже и пираты Сильвера – но не успели, едва вылезли из опустевшей ямы и тут же угодили под залп из мушкетов.

Что же увидел Хокинс?

А увидел он тропу. Хорошо натоптанную тропу, ведущую к пещере Бена Ганна.

Без тропы никак. Бен переносил золото много недель на своих плечах, одним и тем же маршрутом. Закончил он свои рейсы совсем недавно, за два месяца до прибытия «Испаньолы». То есть как минимум в конце февраля, а то и в начале марта, если кладоискатели добирались до острова дольше полутора месяцев.

В Южном полушарии это самый конец лета или начало осени, период бурного роста трав давно позади, и неизбежно вытоптанная Ганном растительность никак не могла восстановиться.

Ведь Остров Сокровищ расположен не на экваторе и не в тропиках, где зелень лезет из земли круглый год со страшной быстротой. Остров находится в более умеренных широтах, и Хокинс сообщает нам, что вокруг блокгауза уничтоженный при строительстве подлесок вообще не восстановился: «Судя по пням, здесь погибла превосходная роща. Верхний слой почвы после уничтожения деревьев был смыт и снесен дождями, обнажившими чистый песок». Короче говоря, не тропики, где палку в землю воткнешь – она зазеленеет. Не исключено, что тропа Бена Ганна – полоса такого же чистого песка, что и вокруг блокгауза.

Но в таком случае на острове осталась и вторая тропа (хронологически первая), – тропа Флинта? Могла она сохраниться, если появилась не позже, чем был уничтожен подлесок на холме у блокгауза? Тот ведь восстановится не успел?

Не совсем так… Бен Ганн не имел выбора. Ему надо было доставить золото из жестко заданной точки А в жестко заданную точку Б, от ямы в пещеру. У Флинта же была задана лишь исходная точка маршрута – место выгрузки сокровищ на берег. Точку Б пиратский капитан мог выбирать произвольно, равно как и свой путь к ней. Он и выбрал – так, чтобы не петлять, идти по прямой, и в тоже время чтобы путь тяжело нагруженных людей пролегал по местам, неспособным долго сохранить следы.

Доказать это просто. Достаточно еще раз внимательно прочитать рассказ Хокинса о том, как он шел по острову (к яме шел, маршрутом Флинта). Джим не врет нам о том, что видел на пути, – до тех пор не врет, пока не начинается художественный свист о возвращении на болото.

Итак, читаем вдумчиво, но обращаем внимание лишь на одно: что у Джима под ногами. Что за почва, что за растительность… Покинув низменное, болотистое место высадки, Хокинс «вышел на опушку открытой песчаной равнины, около мили длиной, где росли редкие сосны». Песок… Затем, очевидно, он идет по каменистому участку, хотя до горы еще далеко, – но Джим видит греющуюся на камнях змею. Камень… Затем он попадает в чащу вечнозеленых дубов: «они росли на песке, очень низкие, словно кусты терновника». Снова песок… Затем упоминается песчаный откос, но как раз в этом моменте рассказ начинает вызывать сомнения, потому что за откосом Хокинс снова уткнулся в болото, где делать ему было нечего и куда он попасть не мог.

Описание почв на маршруте Джима идеально укладывается в нашу логическую схему! Он шагает по песку, по камням, снова по песку… И при том ни слова о траве под ногами, о мхе, о папоротнике, о низкорослом кустарнике, – о чем-то, что можно вытоптать.

На песке следы останутся, но быстро исчезнут от дождя и ветра. Если срубить большую густую ветку и проволочить по следу после финальной ходки – исчезнут еще быстрее.

Сделаем контрольный выстрел. Посмотрим, что под ногами у Джима и пиратов Сильвера, когда они подходят к яме совсем с другого направления.

А под ногами у них неназванные вьющиеся травы (Хокинс не ботаник и название трав не знает). Еще под ногами у них заросли дрока. А еще – «просторные, выжженные солнечным зноем поляны»; песок и камень солнце выжечь не может, какая-то растительность на полянах была, хоть и пожухла от солнца.

Сомнений не осталось. Флинт зарыл денежки не под первым попавшимся приметным деревом, а под тщательно выбранным – от места выгрузки к нему можно было ходить напрямую (с тяжкой ношей не попетляешь), и при этом не оставив натоптанной тропы. Предусмотрительный человек… А Бен Ганн – не очень. Поэтому первый был капитаном, а второй – пиратом-неудачником.

В защиту простоватого Бена можно привести лишь один довод: башмаки его быстро развалились, а босиком по каменистым осыпям, по острым осколкам камня много не проходить. Да еще с тяжелым грузом и извилистым маршрутом. Поневоле приходилось ходить напрямик по траве и мягкому мху, вытаптывая их.

Доказывает существование тропы и небывалая щедрость Бена. Единолично владея сокровищем в 700 000 фунтов стерлингов, он оставил себе всего тысячу, а остальное отдал сквайру Трелони. За проезд в Европу. Бен Ганн, конечно, мастер покутить и промотать денежки, но тут он побил не только собственные, но и все мировые рекорды: 699 000 за билет в один конец… Ах да, еще за знаменитый кусочек пармезана. Даже с пармезаном – многовато.

Если бы сокровище исчезло из ямы бесследно, так, что не найти, – стал бы Ганн с ним столь легко расставаться? Нет, конечно же. Пусть не половину, но хотя бы процентов десять выторговал бы. А вот если кладоискатели, разрешив свои проблемы с пиратами, придут к яме, обнаружат отсутствие клада, – и по тропе, как по проспекту, заявятся в гости к Бену? В пещеру с золотом? Совсем иной расклад, и тут уж не до жиру, урвать бы хоть что-то, начнешь требовать большего – можно лишиться всего и вновь остаться на острове. И ничего не исправить, не перепрятать богатство, – в одиночку это опять месяцы тяжкой работы. Хотя нельзя исключать, что пару мешков с монетами и десяток слитков Бен после появления «Испаньолы» заначить успел, закопав в укромном местечке.

Что же сделал Джим, обнаружив тропу Бена Ганна?

Он пошагал по тропе. Проверил пистолет и пошагал. Боялся, наверное, но удержаться не мог. Слишком сильный перепад эмоций: великие надежды – колоссальное разочарование – и вновь призрак надежды. Не мог уйти Хокинс с тропы, не проверив, в чем дело. Спать и есть бы не смог, если бы ушел.

Вот тогда-то, на подходе к пещере, ему и преградил путь островитянин Бен Ганн.

Не раньше и не позже.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.