ЗВЕЗДОЛЕТ «АСТРА-12»

ЗВЕЗДОЛЕТ «АСТРА-12»

На сигарету упала тяжелая капля и погасила ее. Алексей бросил окурок, сунул руки поглубже в карманы и ежась прошелся по гребню. Было мокро, холодно, противно. Порывами налетал знобящий ветерок, приносил крупные капли. Вверху низко над головой клубилось серое туманное небо. Внизу, у подножья холма, на дороге стояло несколько машин — мощные приземистые грузовики-полувездеходы. Около машин стояли кучками люди, курили, нехотя переговаривались — ругали чертову погодку и ожидание. Дорога была хороша — совершенно прямая, гладкая, широкая, она рассекала черную топкую равнину, соединяя город с Большим Северным ракетодромом.

На горизонте, плохо видимые в тумане, темнели странные длинные сооружения, похожие на ангары для дирижаблей. Над ними торчали сетчатые мачты высоковольтной линии, уходящей за горизонт, и еще какие-то строения — серые куполообразные башни, огромные, тяжелые. Это был Большой Северный ракетодром — самый большой и самый северный в Союзе. Отсюда стартовали межпланетные корабли — на ИС Земли, на Луну, иногда и дальше: на Марс.

Алексей вздохнул и полез вниз, скользя по мокрой грязной земле, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Люди внизу подняли головы, парень в мокром кожаном шлеме, лихо сбитом на затылок, что-то сказал, все засмеялись. Алексей побагровел, сердито насупился и, повернувшись к ним спиной, побрел, увязая по щиколотку, к небольшой, настежь распахнутой дверце у самого подножья. Холм был искусственный. Лет десять назад здесь был просто большой полигон для испытания ракет. Наблюдатели помещались в окопах. Иногда громадные, величиной с дом, ракеты вследствие каких-то неточностей в установке вместо того, чтобы лететь в небо, начинали, изрыгая огонь, прыгать по равнине. Сначала обходилось без жертв, но однажды многотонная махина обрушилась прямо на окоп. Пришлось возвести вот такие холмы — под толстым слоем бетона и земли, рассчитанным на прямое попадание ракеты, наблюдатели могли чувствовать себя в полной безопасности.

Согнувшись, Алексей пролез в дверцу и поднялся по ступенькам в наблюдательный пункт. Здесь было тепло и светло. Алексей присел у стола, потер руки, озираясь. Большая серая комната с бетонными стенами. Вдоль передней стены в ряд — несколько столиков, рядом с каждым торчат прямо из стены трубки в брезентовых чехлах — окуляры перископов. В комнате никого нет, но из-за полуоткрытой тяжелой двери в соседнее помещение доносятся голоса. Алексей узнал сиплый неторопливый бас Краюхина:

— ...Э-э, чепуха... Время у вас было... Нет, вы — растяпа...

Другой голос бормотал что-то, явно оправдываясь. Алексей усмехнулся — снова кого-то разносит — грозный дядя. С таким служить — ой-ёй-ёй! В комнату вошел, вытирая мокрое от дождя лицо, смуглый плечистый мужчина в кожаном пальто. Кивнул Алексею, прислушался, быстро прошел в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Теперь оттуда доносился гул трех голосов.

Алексей вспомнил — этого человека он видел в кабинете Краюхина во время их первого разговора, там, в Москве. Он сидел в углу у окна в большом кресле, лениво листал газету, поглядывая поверх нее на Алексея. Да, знаменательный был разговорчик. Здравствуйте, вы из военного министерства? Алексей отрапортовал. Так, очень хорошо, садитесь. Я Краюхин, Николай Захарович, будем знакомы. (Голос глуховатый и сиплый, слушая его, хотелось откашляться.) Кадровый офицер? Ага, двенадцать лет. Отлично. И все время служили в Кара-Кумах? Не надоело? Да, вы правы, конечно: и пустыню полюбить можно. Если не ошибаюсь, участвовали в Саульском походе? Конечно, не могли не участвовать — зампотех дивизиона бронетранспортеров. Вкратце, как там было дело? (Алексей рассказал. Это был страшный тройной самум, покрывший Саульский оазис и колонну транспортеров Алексея, вывозивших остатки населения. «За проявленную инициативу и успешное выполнение боевого задания» Алексей получил благодарность командования, но вспоминать об этом походе не любил: на одной из двух занесенных бурей машин остался его хороший друг — лейтенант Гаджибеков. Даже могилы его не нашли в барханах.) Краюхин слушал внимательно — плечистый, сутуловатый, с большелобой лысой головой. В полусумраке кабинета (шторы на огромных окнах были опущены) глубоко запавшие глаза его казались темными пятнами на узком безбровом лице. Так-так. Вы также принимали участие в спасении экспедиции Вальцева? Да, ну об этом я расспрашивать не буду — знаю хорошо и сам. (Об этом Алексей как раз рассказал бы с удовольствием — славное было, удачное дело.) Одинок и холост? Так-так. Это хорошо. (Чего уж хорошего, подумал Алексей.) Цель командировки известна? (Алексей сказал — участие в геологической разведывательной экспедиции.) Это, конечно, так, но и не совсем так. Вам, товарищ Громыко, предлагается принять участие в экспедиции на Венеру. (Алексей изумился так явно, что тот, смуглый у окна, с несколько запоздалой поспешностью попытался скрыть улыбку за развернутой газетой.) Да, на Венеру. Разведка... м-м-м... некоторых полезных ископаемых и организация посадочной площадки для звездолетов. Почему именно вы? Нам нужен человек, похожий на вас — знающий пустыню, знающий свое дело, решительный, опытный, смелый. (Ого, усмехнулся Алексей.) Мы мало знаем о Венере, даром что крутимся около нее уже лет десять. Но там, вероятно, много пустынь, а это по вашей части. Песчаные бури, безводье, зыбучие пески — это тоже по вашей части. Очень, очень тяжелые условия, трудности, постоянное напряжение всех сил — и это опять же по вашей части. Командование рекомендовало мне человек пять, я выбрал вас. Так уж мне захотелось, что поделаешь. Срок? Полгода, год — трудно сказать заранее. Почему нужен обязательно военный? Я этого не говорил, но... знаете ли, может быть, понадобится именно военный: места дикие, незнакомые — Венера! (Краюхин растянул в усмешке тонкие губы.) Сейчас, капитан, от вас требуется только принципиальное согласие. Рассматривайте эту командировку как тяжелый опасный боевой поход. Участие в научных экспедициях для вас не новость — вели же вы Вальцева через черные пески. Межпланетное путешествие — ну что ж, летают ведь люди в _туда_, много лет уже летают и — ничего. Венера... Это, конечно, хуже, это совсем не курорт... Ну, одним словом, думайте... Вальцев, кстати, тоже летит... (Алексей видел, что человек с газетой украдкой, но внимательно наблюдает за ним. Черт побери, судя по всему — опасное дело, но не отказываться же. Если его послали, значит, он справится не хуже других... Да, и потом... А, ладно! Согласен, сказал Алексей, берусь.) Краюхин заулыбался. Отлично. Договорились. Ну вот пока и все, а теперь познакомьтесь — Зорин Андрей Андреич — начальник Большого Северного. С ним вы еще встретитесь... Выходя, Алексей встретился в дверях с маленьким толстым человечком, стремительно рванувшимся в кабинет, лишь только скрипнула дверь. Прямо с порога он негодующе начал: «Николай Захарович, но при чем тут я...» Краюхин в ответ грозно просипел: «Где стабилизаторы?» и снова, прерывая захлебывающийся тенорок: «Я вас спрашиваю, где стабилизаторы?» Алексей тихонько прикрыл дверь.

Что и говорить — знаменательный был разговорчик. Алексей встал, прошелся по комнате, посмотрел на часы. Через несколько минут прибывает звездолет с ИС Венеры. Тот самый — «Астра-12» — который полгода назад высадился на поверхность планеты. Первый в мире. То есть, конечно, высадился не первый — сумел вернуться первый. До него были, говорят, еще три попытки, и первая самая удачная. Это были чехи. Они успели даже послать две радиограммы, из которых явствовало, что сели они довольно удачно и что кругом пустыни. Через пару недель пришла третья радиограмма — последняя. Из-за сильных помех в ней смогли разобрать только несколько слов, какой-то бред: что-то вроде «купи кипу пик» и потом до конца раз десять подряд: «горячка, горячка, горячка...». С тех пор о них ничего не слыхали. Скоро уже десять лет. Вторая экспедиция была тоже чешская — спасательная. О них известно только, что «пошли на посадку» и все. Третья экспедиция — совместная англо-советская. Сравнительно недавно — год, полтора. Звездолет сгорел в атмосфере. Люди превратились в пыль «вместе с сотней тонн высококачественной тугоплавкой легированной стали», как говорил подвыпивший Левка Вальцев, когда месяц назад рассказывал все это ему и еще одному парню — геологу, которого Вальцев хотел зачислить в эту новую экспедицию на Венеру. Они сидели у Левы, пили вино, за окном шумел вечерний город, было очень хорошо и уютно, и Вальцев рассказывал. О тяжелой работе, о славных бесстрашных ребятах, о метеорных полях, о лучевой болезни, поражающей почему-то в основном самых сильных и здоровых, о пропавших без вести, о строителях Лунного города близ кратера Коперник на Луне, об одиноких могилах на берегах марсианских морей, где лежали геологи — товарищи Вальцева по первой экспедиции. Он уже побывал и на Луне, и на Марсе, этот Вальцев. Пил вино стакан за стаканом и рассказывал, а этот паренек — Сергей его звали, кажется, — слушал с горящими глазами с потухшей папиросой в зубах. Потом он не пришел на вокзал, когда они уезжали сюда, а Вальцев всю дорогу ожесточенно играл в карты с Алексеем и только перед самым прибытием, когда, рассказав все анекдоты, они томились в ожидании у окошка, сказал вдруг: «Серега этот... Очень талантливый парень... и не трус... здесь на Земле... Но у него слишком богатое воображение. Слишком. Никаких шансов». Это была его любимая присловка — «никаких шансов». Говорил он серьезно, деловито, без насмешки и даже без жалости. А потом посмотрел на Алексея так, что тому стало неудобно за свои мысли.

Алексей быстро повернулся на стук двери. Краюхин и Зорин вышли из соседней комнаты и сразу бросились к перископам.

— «Астра» на подходе, — сказал Краюхин. — Вон там свободный перископ, Алексей Петрович.

Оптика в перископах была замечательная. Алексей видел черную кочковатую равнину, рябь ветерка в далеком озере, низкие лохматые облака и под ними у самого горизонта стаю каких-то птиц. Рядом недовольно ворчал Зорин — никак не мог снять чехол с окуляров. Чертыхнулся, снял, глянул, снова чертыхнулся и полез в карман за носовым платком — протереть стекла. Краюхин не отрываясь глядел, собрав морщины на лбу. Большие черные очки лежали на столике рядом с перископом. Снаружи взвыла сирена. Алексей прильнул к окулярам и увидел, как с озера поднялась стая уток, поплыла на запад. Потом раздался тяжелый грохочущий рев, тучи озарились багрово, лопнули, пропуская массивное черное тело. Грохот усилился, тело медленно коснулось земли и тотчас же скрылось в столбе белого пара, взметнувшегося к небу. Алексей увидел, как фонтанами брызнула в стороны грязь, полетели куски земли, камни. Рев стих, теперь на равнине, там, где опустился звездолет, стояло большое белое облако, ветер раскачивал его, унося клочья пара на запад, где среди разорванных туч проглянуло тусклое низкое солнце.

— Николай Захарович, звездолет не отвечает на запрос, — донесся из соседней комнаты голос — очевидно, радиста. Краюхин медленно старательно протирал очки.

— Повторить запрос, — проговорил он. В тишине было слышно, как снаружи взревели моторы — шоферы заводили машины. На равнине таяло белое облако, грузно накренившись, остывала громада звездолета. Над ним дрожали струйки горячего воздуха.

— Звездолет на запрос не отвечает, — повторил голос из соседней комнаты.

— Какого черта молчат! — Зорин хмуро поглядел на Алексея и снова повернулся к Краюхину. — Николай Захарович, неужто снова... как тогда...

Краюхин, тяжело ступая, пошел к выходу, Зорин двинулся за ним, и в этот момент радист крикнул весело:

— Есть! Готово! Ответили: «Все в порядке, привет Земле, встречайте».

Огромный серый автомобиль Краюхина с фигуркой оленя на радиаторе первый остановился около звездолета, оглашая воздух ликующими воплями сирены. Сзади, растянувшись на несколько километров, разбрасывая грязную землю, ревели приближаясь грузовики, автокраны, могучие трактора и еще какие-то странные громадные сооружения на гусеничном ходу. Над головами гудя повисли два больших вертолета. Один опустился, обдав стоящих у звездолета горячим воздухом. Из люков полезли какие-то здоровенные плечистые парни в коротких куртках мехом наружу. Одна за другой подходили машины. Из одной выпрыгнул сухой черный Вальцев, побежал, скользя по мокрому мху. Алексей за Краюхиным и Зориным подошел к звездолету шагов на двадцать. Стальная громадина уже остыла. В яму, вырытую при посадке, натекла грязная вода. Звездолет, основательно врезавшийся в почву, стоял в большой теплой луже. В темной воде отражались его могучие бока, покрытые коркой почерневшего горелого металла.

— Пришел, пришел, родимый, — раздался радостный голос Вальцева за спиной. — Алеха, милый, ведь я на нем должен был лететь! Заболел, понял? Перед самым отлетом свалился. Никаких шансов! А ведь какой полётец был! Герои!

— Герои! — желчно сказал мрачный Зорин, поглядывая на Краюхина — тот ссутулясь стоял в стороне, жевал папироску. — Герои! Сколько их уходило? Пятеро. А вернулся? Один! Один Строгов только и вернулся. Калекой вернулся... Нашел, чему завидовать... герой.

— Н-ну, знаешь, — Вальцев резко повернулся к Зорину, — чепуху городишь, Андрей Андреич...

Он еще сказал что-то, но Алексей не расслышал — толпа зашумела, тыча пальцами. В стенке ракетоплана на высоте трех метров откинулся большой квадратный люк, посыпался горелый металл. Из черного отверстия выскользнула легкая стальная лестница, а потом появился человек — молодой, неестественно бледный парень в засаленном комбинезоне и в новенькой рыжей меховой шапке-ушанке, у которой был такой вид, будто ее только что вытащили из сундука, где она лежала с самой покупки. Паренек огляделся — вид у него был слегка сумасшедший, — сорвал с головы шапку и заорал что-то вроде: «Приве-ет!»

— А-а-а! Е-е-е! — сочувственно откликнулась толпа и кинулась к звездолету. Алексея поволокло в сторону, кто-то наступил ему на ногу, кто-то нахлобучил шапку на глаза. Он успел только заметить, что парню в комбинезоне наподдали сзади и он, размахивая руками, полетел вниз, окунулся в толпу и снова взлетел к небу, дрыгая ногами в неописуемом восторге. В отверстии люка появился другой с таким же бледным лицом в ярчайшем красном шарфе. Сумятица была страшная. Выли сирены автомашин, кричали люди. Мелькнула черная от загара физиономия Вальцева с широко разинутым ртом. Давешний лихой шофер в кожаном шлеме оглушительно свистел в четыре пальца. Плечистые молодые люди в меховых куртках не переставая палили магний. Со второго вертолета, повисшего над головами, сверкали юпитера и кто-то уронил киноаппарат. Алексей поймал себя на том, что, стоя в луже по колено, пытался поймать за ногу взлетающего как перышко пилота в красном шарфе. Шарф орал что-то неразборчивое, но явно восторженное. Какой-то автокран пролез в толпу — на кабине длинный косматый рабочий, приплясывая, размахивал жестяной дощечкой с надписью: «Осторожно! Под стрелой не стоять!»

Потом все как-то сразу смолкло. Алексей выбрался из лужи, пробился сквозь толпу и увидел, что в образовавшемся тесном кругу отдельно ото всех стоят Краюхин и Зорин, а перед ними небольшого роста человек без шапки с рукой на перевязи. Вся голова его была закутана грязноватым бинтом, так что лица его не было видно, только ерошились редкие светлые волосы на затылке да поблескивал одинокий глаз, темный и страшно усталый. Позади торопливо строились в неровный ряд четверо растрепанных пилотов с бледными бескровными лицами. Яркий шарф жадно глядел вверх, механически пытаясь застегнуть куртку на оторванную пуговицу. Алексей тоже поглядел вверх, но ничего кроме серого закатного неба не увидел. Даже второй вертолет с кинооператорами сел где-то за машинами.

— Небо, чудак!.. — прошептал над ухом Вальцев, голос его дрогнул. — Голубое небо, понял!

Алексей глянул на него изумленно. Он хотел сказать, что ничего не понял и что вообще небо не голубое, а серое, и довольно мерзкого вида, как и положено здесь, в тундре, но в это время забинтованный человек повернулся к пилотам и негромко сказал:

— Смирно.

Видно было, как от напряжения и усталости у него дрожат ноги, и весь он был какой-то больной, изнуренный, но голос его звучал неожиданно твердо и торжественно:

— Товарищ замминистра! Звездолет «Астра-12» закончил перелет Земля — Венера — Земля и прибыл в ваше распоряжение с новым экипажем, составленным из пилотов ИС-5. Во время обратного пути особых происшествий не было. Докладывал капитан звездолета Строгов.

Он, качнувшись, неловко шагнул в сторону, открывая шеренгу бледных людей с напряженными посуровевшими лицами. Все молчали. Молчал Краюхин, навесив тяжелый лоб на черные очки. Молчал Зорин — пальцы его рук, вытянутых по швам, судорожно подергивались. Молчали стоявшие кругом шоферы, механики, грузчики — многие стягивали с голов шапки. Молчали тяжело и угрюмо, будто не они пять минут назад радостно и бестолково метались около накренившейся махины звездолета. Потом Краюхин медленно снял очки, тяжело шагнул к Строгову и обнял его. Алексей видел, как Строгов — он казался совсем маленьким рядом с могучей фигурой «старика» — уронил забинтованную голову ему на плечо, а большая лапа Краюхина с зажатыми очками нежно гладила его подрагивающую спину. Вальцев громко судорожно дышал над самым ухом. Потом Краюхин повернулся к неподвижно стоящим пилотам, просипел: «Свободны, товарищи» и, осторожно поддерживая шатающегося Строгова, направился прямо к своей машине...

Уже давно, мягко приседая на ухабах, скрылся в холодном тумане большой автомобиль Краюхина, погрузились в вертолет и улетели моментально вновь повеселевшие пилоты, скрылся куда-то Вальцев, проговорив бессвязно: «Вот оно как у нас, понял?» — а Алексей все стоял, зябко ежась от холода, засунув руки в карманы, и бездумно следил за поднявшейся вокруг звездолета суматохой. В голубоватых лучах двух прожекторов клубился вечерний слоистый туман, суетились люди, волокли и грузили на машины какие-то тяжелые ящики. Два автокрана выволакивали из звездолета ящики побольше, клали их штабелями. У подножья ракеты возилась группа чумазых парней в спецовках — от них шел пар. Зорин в распахнутой кожанке орал на маленького сутулого с портфелем и в очках. Сутулый отругивался тоненьким слабым голоском, но необычайно напористо. Мимо прополз трактор-тягач, разбрасывая шматья грязи. Липкий комок ударил Алексея в щеку. Он высвободил руку, вытер лицо и, тряхнув головой, отошел в сторонку.

Солнце скрылось за дальними холмами, наступила короткая северная ночь. В потемневшем небе задрожали слабенькие, еле видимые звезды. Туман затопил равнину, туман колыхался в лучах фар уходящих автомашин, оседал ледяными капельками на лице. Алексей подошел к звездолету вплотную. В лучах прожектора его неровная бугроватая поверхность казалась еще более изрытой и страшной. Алексей притронулся к его черному боку, рука дрогнула, наткнувшись на леденящий холод металла.

— Вот оно как у нас, — повторил Алексей и, повернувшись, пошел прочь. Перед его глазами качалось запрокинутое лицо — сверток бинтов с усталым невидящим глазом. Слабая тонкая шея, высохшая бессильно опущенная рука с белыми дрожащими пальцами. Реденький светлый хохолок на макушке...

— Прибыл в ваше распоряжение с новым экипажем, — бормотал он. — С новым! А где старый?..

Он оглянулся. Круглый черный купол звездолета резко отпечатался на фоне светлого на западе неба. Молочно-белый туман у подножья ракеты искрился голубым светом. Там плясали причудливые тени, вздымались длинные черные руки подъемных кранов. Он был сейчас одинок со своими мыслями. Одинок на этой болотистой равнине, затопленной холодным туманом. Одинок как никогда. И, как никогда, он понимал сейчас этого злосчастного парня — Сергея, кажется, — того, что испугался. Струсил, смалодушничал, побоялся даже отказаться лично — не пришел на вокзал, прислал потом письменный отказ. Он, наверное, уже видел себя, горящим заживо в звездолете, погребенным где-нибудь в страшно чужих, далеких песках... Бедный мальчик, а ведь он еще не видел эту живую мумию, этих бескровных полубезумных лиц, этого (Алексей снова оглянулся) обгорелого памятника тем, кто не вернулся...

Рядом взревел мотор, сверкнули огни фар, голос Вальцева прокричал:

— Алексей, ты, что ли?

В машине (грузовик-полувездеход) в кабине сидели Вальцев и Зорин. Вальцев — за рулем, Зорин — рядом. Он спал, свесив голову на колени. Алексей, усаживаясь, толкнул его, он проснулся, пробурчал недовольно:

— Где вас черт носит, капитан? Мы там с ног сбились, а он — пожалуйста — пешком изволит...

— Ты что — до города этак собирался шкандыбать, — насмешливо осведомился Вальцев, — сто с лишком километров?..

Алексей промолчал, глядя, как бросается в стороны туман в лучах света. Машину кидало на ухабах, Зорин попытался снова задремать, но, стукнувшись пару раз о ветровое стекло, отказался от этого своего намерения и начал расспрашивать Алексея о службе в Кара-Кумах. Алексей отвечал односложно, и Зорин замолчал. Потом сказал с досадой:

— А, черт, забыл-таки спросить у радиста, что у них там случилось, почему не отвечали на запрос...

— Что? — спросил Вальцев, не расслышав.

— Я говорю, у радиста надо было спросить, почему они сразу после посадки не ответили на запрос. Я даже беспокоиться начал. Тут был случай однажды — тебя еще, Лев Александрович, здесь не было — тоже приземлился звездолет. Все честь-честь, а на запрос не отвечает. На запрос не отвечают и из ракеты не вылезают. Пришлось резать стенку. Входим мы внутрь — три мертвеца. Представляешь? Машина переключена на автоводителя, а все пилоты — разрыв сердца...

— Я знаю эту историю, — сказал Вальцев. — У них плохо сработал автоводитель, получилась временная перегрузка раз в двадцать — их всех раздавило. Это было страшно глупо. Бессмысленная случайная гибель.

— Да... — начал было Зорин, но Алексей неожиданно для себя прервал его:

— Слушайте... Я здесь уже полтора месяца. Я слышал чертову уйму рассказов. Почему во всех этих рассказах всегда одно и то же — смерть, смерть и смерть?.. Разные люди, разное время, разные случаи, и всегда там смерть... Ну, неужели... в этом вся ваша жизнь... Непонятно...

Он резко оборвал себя, чувствуя, как кровь заливает щеки. Фу ты, как глупо получилось, каким ослом он себя выставил. Черт, еще подумают, что он трусит.

Зорин изумленно уставился на него:

— То есть... Ну, если угодно, да — это наша жизнь... Вечный риск, страх потерять товарища... Страх погибнуть самому... Ведь когда...

— Не надо, — сказал Вальцев резко. — Этого не объяснишь словами. Он и сам поймет. Он и сейчас понимает, только... Ведь ты все понимаешь, Алеша, верно?

— Я ничего еще не понимаю, — с отчаянием сказал Алексей и снова пожалел, что не придержал язык.

Все замолчали, потом Вальцев сказал просто:

— Ты, может быть, боишься?

Этого не следовало бы говорить. Алексей глянул на него исподлобья и отвернулся. Равнина кончилась, в клубах тумана грузовик выскочил на гладкое, прямое, как стрела, стокилометровое шоссе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.