ГДР: перемен не ожидал никто

ГДР: перемен не ожидал никто

Происходит невероятное: стена между двумя немецкими народами рушится, но стала как бы прозрачной, символической. Нет, совсем она не снесена – но столько новых проходов в ней уже появилось, и формальности, необходимые для путешествия в другой мир, настолько формальны и преодолимы, что Большая стена может считаться разве что невинным памятником временам «холодной войны» и за переменами в ГДР трудно уследить – настолько они головокружительно быстры. Трудно поверить, что начались они только в октябре. Темпы сбивают с толку – особенно в сравнении с нашими, на пятом-то году перестройки. Как ни трудно разобраться в происходящем, все же сделать попытку хочется.

Вернемся в недавнее прошлое, в лето 1989 года. Август. Сейчас-то мы знаем, что время отсчитывало последние недели застоя. Тогда об этом не знал никто. Застой казался вечным. «Пока пиво в ГДР стоит 51 пфенниг, рабочие на улицы не выйдут» – писал «Шпигель» в одном из июльских номеров. В том же номере – информация о волнениях в ГДР. Фотографии: несколько демонстрантов, одного из них забирает полиция. Трезвые комментарии: нет, это не массовые выступления, а всего лишь протест отдельных радикалов. Пиво все еще дешево, рабочие на улицы не выходят. Западные журналисты сообщили, что титул столицы инакомыслия от Йены перешел якобы к Лейпцигу, где в церкви Святого Николая в самом центре города каждый понедельник в 17:00 собираются диссиденты и обсуждают свои проблемы, выдвигают свои требования – открытые границы и свобода религии.

Жаркий июльский полдень, берлинский аэропорт Шенефельде. Предупредительный сервис, холодное, без унылой московской кислинки, пиво без очереди, полицейский в мундире салатного, так сказать, веселенького цвета и, что самое странное, без дубинки (!) – а ведь всего-то год назад потрясенно рассматривал я польских милиционеров, которые расхаживали по варшавским улицам с привычным для них и диковинным для нас тогда орудием труда… Тишь да гладь, божья благодать! Особенно – после нашего шахтерского июля, после накала парламентских дебатов, страстей в прессе, бурлящей Пушкинской площади, очередей, нервов, дефицита. А у них тут – райская жизнь…

Полицейский без дубинки согласился дать мини-интервью. Дубинки? Нет, нам не выдают. Щиты, бронежилеты? И в руках не держал. Это правда, что у вас начались волнения? Ну не знаю, может, где-то и были, но это нетипично, в виде исключения скорее… Тихо у нас.

Фамилию полицейского я обещал не приводить. И другим своим собеседникам давал такое обещание. Потому что доподлинно были известны случаи, когда у граждан ГДР были неприятности после бесед с советскими журналистами на некоторые темы: наш памятливый читатель это вполне поймет. (Теперь время вроде другое – и там тоже, но не брать же слово назад…)

Если честно, то полицейскому я не поверил. Одно дело – гласность, другое – мундир… Правдивую информацию я надеялся получить в Лейпциге, которому западная пресса после Йены присвоила титул столицы инакомыслия в ГДР. «Шпигель» назвал время и место сбора диссидентов: понедельник, 17:00, церковь Святого Николая.

Месяц я прожил в Лейпциге. Что ни понедельник – бегу к Святому Николаю, боясь опоздать к 17:00. Однако в храме тихо, сидит на скамьях десятка полтора туристов. Кажется, есть среди них и местные, они знакомы друг с другом, переговариваются, смеются изредка. Но на политическое мероприятие никак не похоже… Размеренно течет жизнь и на улицах – ни пикетов, ни обещанных демонстраций, и полиция никого не забирает.

Полный покой?

Да и то сказать, с чего в ГДР бунтовать? Советскому человеку этого сразу и не понять: прилавки полны, товары и местные и заказные, на выбор. Колбас и сыров – по 15 сортов, и в столице, и в провинции, и без карточек, которые тут уже пятый десяток лет как отменены, и про цены так называемые кооперативные не слыхали здесь. Выпивки в ассортименте – залейся, с открытия до закрытия, а цены на нее – как у нас лет двадцать назад. Сюрпризы бывают невероятные: в библиотечном буфете (по-нашему, так и вовсе зачем он тут?) водка в розлив! Правда, заказывают.

Наш турист только спросит со вздохом: чего ж им еще желать? Нам бы, дескать, их заботы… «Это кто ж победил, мы или они?» – горько вопрошал меня старый фронтовик, турист, с которым прогуливались мы как-то по Берлину и пытались отыскать такое местечко, откуда виден был бы Рейхстаг, который мой собеседник в свое время взял. Ему было больно, он все приговаривал: «Во живут!» Лил пьяные слезы мне в жилетку наш турист, калужский шофер: «Что ж я, дурак, с женитьбой поторопился, сейчас договорился бы с какой-нибудь симпатичной немочкой, переехал бы к ней и жил бы как человек!»

В первый свой приезд в ГДР и я таращился на красивую жизнь, но патриотически думал: ничего, догоним и перегоним, вот пройдет каких-нибудь десять лет! Кстати, дело было в 1979 году, опрометчиво отмеренный мной срок как раз прошел на днях. С чем я себя самокритично и поздравил. Любопытно, что в августе 1989-го – наши газеты сообщили об этом в ноябре – начали проситься на постоянное жительство в ГДР поляки. Объяснялось, что их привлекает в ГДР высокий уровень жизни и стабильность. Как теперь выясняется, этот уровень немцам кажется, напротив, низким, а стабильность им очень не нравилась.

Волнения вроде считались общеизвестным фактом, но увидеть их собственными глазами не удавалось. А о чем писала пресса ГДР? Как освещала социальные проблемы? Поднимите в библиотеке подшивки наших газет, и у вас будет полная ясность по этому вопросу – то же самое.

– Не отстаете ли вы – ну, может, самую малость – от жизни? – спросил я при случае главного редактора одной местной газеты, органа окружного комитета СЕПГ.

– Что вы, у нас большие перемены. Еще несколько лет назад у нас были запретные темы, мы работали так, будто наши читатели получают информацию только из прессы ГДР. А теперь непременно реагируем на выступления средств массовой информации ФРГ и оперативно, наступательно их опровергаем. А как же – идеологическая борьба на современном этапе обостряется!

Да, большой прогресс, подумал я. Это мы еще хорошо помним: на Западе, мол, все плохо, а у нас наоборот.

Коллега, однако, продолжал:

– Конечно, мы знаем, что в ФРГ, например, несколько выше производительность труда, мощнее технический потенциал. Но зато у нас в отличие от Запада есть одно существенное преимущество, о котором мы не устаем напоминать читателям.

И что же это? Вы угадали уже – уверенность в завтрашнем дне.

– Да неужели вы серьезно думаете, что люди у вас живут лучше, чем в ФРГ? Это вы мне рассказываете, который не раз на Западе бывал и видел все своими глазами? – вскипел другой мой коллега, венгр.

Я-то еще помнил, какие обороты лучше использовать в беседах с застойными чиновниками, а Атилла, во-первых, помоложе, а во-вторых, у них там темпы преобразований повыше – он забыл.

Как-то инстинктивно вздрогнул по старой памяти. Я искренне сочувствовал тогда гражданам ГДР – мне-то что, как уехал, так и приехал, самолет Аэрофлота (билет в кармане, слава Богу, подумал я тогда), подобно машине времени, перенесет меня из прошлого застойного времени обратно в настоящее, – а им тут жить…

Другая беседа – на этот раз с функционером республиканского масштаба.

– Капитализм вам не нравится, социалистическая перестройка – тоже. Не окажется ли ГДР в политической позиции – ни с теми, ни с другими? – спросил я.

– Ну зачем же так категорично. Это только Советский Союз, да Польша, да Венгрия вступили на путь рискованных реформ. А вот Болгария (!), Чехословакия (!), Куба, Вьетнам, Румыния, Албания наконец – видите, сколько нас! – проводят умеренную, взвешенную, разумную политику. Так что мы не в одиночестве!

– Западное телевидение у вас смотреть разрешено, а советский журнал «Спутник» запрещен. Наша пропаганда – опаснее?

– Некоторые ваши издания ставят Сталина на одну доску с Гитлером. А для нас Сталин – освободитель Германии от фашизма. А если один диктатор не хуже и не лучше другого, то как тогда выглядит история ГДР, вообще вся наша политика?..

– Как вы смотрите на дебаты о пакте Молотова – Риббентропа?

– Если признать ваши Прибалтийские республики самостоятельными государствами, то тогда кто-то ведь может захотеть пересмотреть и другие итоги Второй мировой войны. И это в то время как мы осуждаем реваншизм и требования границ 1937 года… Не можем же мы признать незаконность создания нашего государства!

Кажется, мой собеседник нашел для себя ответ на вопрос: что делать, если истина мешает собственному спокойствию? Что же, это его личное дело…

– Вот нас сейчас наши радикалы и диссиденты упрекают, что мы-де пренебрегаем опытом большого брата – Советского Союза. Раньше, дескать, у СССР учились, а теперь передумали. А я вам скажу, что мы ваш опыт никогда не копировали бездумно! И я это докажу с фактами в руках. Да, у нас людей сажали – но не расстреливали, как у вас. Частную собственность вы полностью уничтожили – а мы ее, наоборот, поощряем и развиваем, по крайней мере в сфере сервиса. Да и политическая система у нас многопартийная, несмотря на давление вашего руководства. Еще пример. У вас – перегибы антиалкогольной кампании, а у нас заметили вы какие-нибудь строгости с выпивкой (мы как раз пропустили по рюмочке и только что заказали по третьему пиву. – И.С.)? То-то же! Вы еще пожалеете, что перестройку так называемую затеяли, и поймете тогда, как мы были правы, что не поторопились ваши ошибки повторять…

Ну, откровения функционера меня не удивили – чего еще от них ждать?.. Но я был поражен, когда те же доводы повторяли и некоторые старые знакомые, в узком кругу, за столом. Начнешь, бывало, пересказывать содержание статей в нашей прессе – и вдруг тебя вежливо, но решительно обрывают: не трожь социализм, не позволим! Выражение лица при этом, я заметил, героическое, с пафосом…

Что будет с социализмом в ГДР? Он там не такой, как у нас. О его преимуществах и достоинствах я уже говорил: человек там, так сказать, сыт, пьян и нос у него в табаке. А минусы? О них тоже много слышал. Радикалы и вовсе утверждают, что благополучием – относительным – граждане ГДР обязаны вовсе не социализму, а тайной помощи доброй Западной Германии. Они утверждают, что ФРГ дает ГДР немалые кредиты на выгодных условиях, шлет дефицитный качественный товар за неконвертируемую валюту, проталкивает товары из ГДР на рынки ЕЭС, берет на себя часть бремени пенсионных выплат, принимая пенсионеров с Востока на постоянное жительство (им давали и раньше выездную визу запросто), попутно помогая решать жилищный вопрос, и, кстати, снимает напряжение на потребительском рынке ГДР за счет посылок туда от богатых западных родственников, которых у кого только нет; пенсионеры, нелегально подрабатывая на Западе, привозят в страну валюту. А ну-ка, спрашивали меня, если эти подпорки выбить из-под социализма, что будет, а? Да устоит ли он? Вопрос из теоретической плоскости, кажется, выводится в практику. Посмотрим! Я отвечал только, что в проблемах социализма не силен, потому что, как нам объяснили, мы при нем никогда не жили, а жили мы – за Берлинской стеной. Окна того зала в Потсдамском дворце Цецилиенхоф, где Сталин (иногда кажется, что все решения, которые при нем принимались, подлежат отмене…) от нашего имени участвовал в определении судьбы Германии, выходят в роскошный парк. Если идти прямо от этих окон, уткнешься в проволочную сетку. За ней – зловещая колючая проволока, видны контакты, которыми к ней подключен высоковольтный кабель. Дальше – Берлинская стена. Между рядами заграждения прохаживаются парами парни в мундирах, у каждого за плечом «калашников». Увы, колючая проволока на немецкой земле представляет такой небогатый выбор ассоциаций… Так было еще совсем недавно. Стена пробуждала в людях далеко не самые лучшие чувства.

Среди споров я специально спрашивал – да в стене ли дело? Как она может влиять на жизнь простых людей?

Может! Если граница открыта, правительство вынуждено взять на себя ответственность за то, чтобы его народ жил не хуже заграничного. При закрытой же границе руководители могут снять с себя эту тяжкую обязанность – заботиться о народе: а куда он денется… С этим трудно спорить сегодня, когда исход немцев на Запад остановился. Вопреки всем прогнозам.

С функционером республиканского масштаба, о котором уже была речь, я встретился перед отлетом, и он решил меня «обрадовать»:

– Насколько я могу судить по последним номерам ваших газет, а я их очень внимательно читаю (дело было в конце августа 1989 года), ваше руководство возвращается к старому мудрому стилю, поздравляю!

Я похолодел, потому что почти поверил – все-таки за месяц оторвался от нашей жизни.

Но, как выяснилось, получилось немножко наоборот. Я вспоминаю своего высокопоставленного берлинского знакомого сегодня и задаюсь вопросом: небось он перестроился уже, как многие наши застойные кадры, которые выросли в годы застоя, вот бы сегодня с ним поговорить, чего бы он сказал? Наверное, хвалил бы политику партии, не иначе – как обычно…

В заключение пару слов о встрече с Эгоном Кренцем.

Случилась она десять лет назад. Дело было в столовой Лейпцигского университета. Приятель, немецкий студент, ткнул меня локтем в бок:

– Смотри, вот официальный преемник нашего Эриха идет! Это Кренц, первый секретарь ССНМ – он, оказывается, у нас тут обедал!

Я с удивлением проводил глазами высокую фигуру молодежного лидера, который имеет странность обедать в студенческой столовой… Самое интересное здесь не демократичность высокопоставленного аппаратчика и не аналогия с ходом карьер наших бывших комсомольских секретарей, не сравнение авторитетов двух молодежных союзов (опять не в нашу пользу!), которое отсюда неизбежно вытекает. Я о другом – о странной, может быть, гипотезе. Старый мудрый Эрих (это не фамильярность, так его называли даже в официальных песнях) знал, что делает. «И я бы мог!..» – думал, возможно, он. Но не мог. Потому что не забывал о том, что происходило в том же Берлине в 1953-м. Запад называл это тогда восстанием рабочих, а мы – сейчас – как? Не знаю. И про то, как стена строилась в 1961-м под запах пороха, – тоже помнил. Не мог не задумываться он – и крепко задумываться – над событиями 56-го в Венгрии и 68-го в Чехословакии и о том, как Москва на них отреагировала. Кто назовет Хонеккера малоопытным политиком? Он и фашистов видел, и со Сталиным в Кремле встречался, всех последующих советских лидеров не понаслышке знал. Кто назовет его беспомощным политиком? Столько лет у власти продержался! А первое место по уровню жизни в соцстранах – это ли ничего не значит? Напрашивается аналогия с нашим Хрущевым, который гордился демократичностью своего ухода (но может ли это сегодня, теперь, после Хонеккера, считаться политическим рекордом социалистического лидера?.. (Все-таки оставил страну не процветающей, правда ведь?)

Осмелюсь предположить: будучи очень трезвым политиком, Хонеккер не ставил перед собой невозможных задач. Он знал мощь советских танков. И потому ждал. Кому-то покажется оправданным ожидание до 1985 года, ну а дальше-то? Те, кому этот вопрос пришел в голову, пусть спросят себя, многое ли из сегодняшней политической жизни им удалось в том 1985-м предугадать и верили ли они, что перестройка зайдет так далеко и что она будет всерьез.

Прошло четыре с половиной года, мир понял, что мы верим в свою затею и готовы за нее драться.

И только тогда мудрый старый Эрих решил, что имеет моральное право уйти наконец на покой и снять с себя тяжелейшую ответственность. И он отдал штурвал Эгону, которого долго к этому готовил. Кренц, конечно, уже ушел – но к реформам повернул он, это факт.

Впрочем, повторяю, это всего лишь моя личная версия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.