ГОТФРИД БЕНН

ГОТФРИД БЕНН

* * *

Можно вспомнить, что говорил самый прогрессивный и самый неустрашимый немецкий поэт нашего времени Готфрид Бенн в «Птоломейце», одном из своих последних сочинений. Оно посвящено излюбленной теме Бенна — упадку и близящейся гибели белой расы. В грядущем столетии, говорит он, окажется, что уцелели два типа, две органические конституции и два вида реакций: те, кто действовали и стремились наверх, и те, кто, затаившись, ждали перемен, — преступники и монахи, никаких других типов не будет. «Ордена, братства, перед тем как угаснуть, вновь воскреснут. Близ водоемов и в горах, вижу, бродят черные сутаны, тихи и уединенны их шаги (…) вдалеке от всех противоречий меж знанием и постижением, вдалеке от череды рождений и новых рождений (…) В безмолвном, несуетном „tat twam asi“[11] — „и это тоже ты“ — осуществится воссоединение с потерянным вещным миром».

Бенн не единственный провидец и пророк такого рода. Да и на чем была бы основана нынче почти ставшая модой опошленная жажда Лотоса, нирваны, Дзен, если не на робком предчувствии грядущей гибели и перемен и не на готовности стать по ту сторону противоположностей, которая столь характерна для людей не одаренных или просто не желающих ни деяний, ни злодеяний.

1961

«ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА»

Когда этот поэт еще не был известен, я некоторое время следил за его творчеством, хоть и не с любовью, но с участием, и знал о его жизни не более того, что можно было разгадать в строках его стихов. Сегодня он, подобно тому, как в недавнее время Рильке, не только признан как подлинная звезда и мастер, но, как и Рильке, сделан ослепительно ярким и небезопасным идолом, и поклонники верно служат ему своими подражательными талантами. У Бенна есть великолепные стихи, которым отнюдь не так легко подражать, как его прозе, полной своенравных, бешеных атак на немецкий синтаксис. Вышедший в свет после смерти поэта том его писем открывает нам многое в его личности и жизни. Здесь его стиль свободен от каких бы то ни было экспериментов, чужд всякому насилию. Эта книга волнует сердце, по крайней мере, я воспринял ее именно так.

Жизнь поэта была немыслимо тяжела и сурова, жизнь в труде и бедности, причем бедность не была только материальной, нет, он голодал и без умственной, духовной пищи. Мало счастья и мало досуга знал он в своей суровой жизни; доктор и военный врач, всю жизнь он бился в нужде и надрывался как каторжный, и также дух его, поэта и человека, изнывал в тесных пределах. Крепкий, здоровый человек, он болезненно реагировал на гнилой воздух своей эпохи, предчувствуя и переживая грядущую гибель и распад, не веря и не надеясь, не умея находить утешение в музыке, почти ненавидя религию, историю и гуманизм; он находил чистый воздух, лишь отдаваясь своим поэтическим трудам и естественнонаучным занятиям. Никто не удивился бы, если бы в письмах Бенн предстал нам строптивым, озлобленным отшельником. Но нет, несмотря ни на что, автор этих писем — гуманист и личность вполне способная и любить, и быть верной, человек доброжелательный, неподкупный, достойный восхищения. Чем больше его узнаешь, тем больше видишь, как нигилист становится джентльменом, страдалец — героем. Знакомству с этими письмами я обязан тем, что буду теперь читать Бенна, не испытывая даже тени того неприязненного чувства, которое раньше мне мешало.

1960

Данный текст является ознакомительным фрагментом.