Количественные и качественные характеристики миграционного притока

Количественные и качественные характеристики миграционного притока

В России миграционный прирост начался еще в позднесоветское время – с середины 70-х годов въезд в РСФСР из советских национальных республик стал превышать выезд. В 80-е годы эта тенденция усилилась. После распада СССР внутренняя миграция в одночасье превратилась во внешнюю, а для большей части переселенцев – в репатриацию. В 90-е годы речь шла преимущественно о переезде в страну русского и русскоязычного населения. Ситуация существенно меняется в худшую сторону на рубеже 90-х – 2000-х годов – волна постсоветских трудовых мигрантов, прибывающих в Россию на протяжении последних пятнадцати лет, принципиально отличается от мигрантов 90-х этническим составом, более низким уровнем образования и квалификации, низким уровнем знания русского языка. По данным обследования населения по проблемам занятости, проводимого Росстатом, среди иностранных трудовых мигрантов доля имеющих профессиональное образование существенно ниже, чем среди россиян. В существенной мере это выходцы из сельской местности (в Таджикистане доля сельского населения – 73 %, в Киргизии – 65 %). Представление об этнической структуре миграционного потока может дать статистика по выдаваемым патентам. В 2012 году 47 % патентов куплены гражданами Узбекистана, 22 % – Таджикистана, около 9 % – Киргизии, по 5 % пришлось на граждан Азербайджана и Украины, 4 % – на граждан Молдавии.

Количественные оценки миграционного притока дать не так просто из-за весьма несовершенной системы статистического учета. Существует два основных источника информации по данному вопросу. Это текущий учет населения и переписи населения. Ни один из них на сегодня нельзя считать полным и адекватным. Статистика ФМС осуществляет текущий учет мигрантов по выдаваемым ею разрешительным документам на трудовую деятельность. Соответственно, целый ряд категорий мигрантов, легально находящихся на территории страны, но не оформляющих трудовую деятельность, заведомо не попадают в эту статистику. Например, члены семей мигрантов. Между тем тенденция к «воссоединению семей» сегодня отмечается многими исследователями и явно набирает обороты. Согласно российскому законодательству, вместе с мигрантом могут находиться «члены семьи», что, в случае мигрантов из Средней Азии, означает возможность дополнительного появления в стране порядка пяти человек (так, по имеющимся данным выборочных обследований мигрантов из Киргизии, 55 % из них женаты и имеют средний размер семьи – 5,3 человека).

Отдельная проблема – статистические данные по «нелегалам», т. е. мигрантам, нелегально осуществляющим трудовую деятельность и/или нелегально пребывающим на территории страны. Понятно, что точный учет этой категории мигрантов по определению невозможен. Но учитывая, что на ФМС возложены не только контрольные, надзорные, административные, но и аналитические функции в сфере миграционной политики, наличие вполне официальных методик оценки неофициального сектора, в первую очередь трудовой миграции, – возможно и необходимо. На сегодня такую задачу ФМС не решает – по крайней мере, на уровне открытых и доступных данных.

Перепись населения также не приходится рассматривать как надежный источник сведений о миграции. Согласно результатам специального исследования, посвященного этно-национальным аспектам последней переписи населения («Перепись 2010: этнический срез»), ее данные о мигрантах характеризуются неточностью и неполнотой. По мнению автора исследования Дмитрия Богоявленского, перепись, очевидно, не замечает значительного числа людей, уклоняющихся от нее, что главным образом относится к мигрантам[115]. А получить информацию о мигрантах из административных источников, как это было сделано (для компенсации погрешностей переписи) в отношении граждан России, невозможно.

Эти и подобные им проблемы делают проблематичной точную оценку объема внешней трудовой миграции в современной России. В лучшем случае мы можем рассчитывать на выделение ориентировочных показателей и фиксацию нижних и верхних пределов для количественных оценок.

В качестве таковых можно условно рассматривать, с одной стороны, – данные Росстата по миграционному приросту в РФ за 1992–2010 годы – 5,4 млн человек. С другой – данные Федеральной пограничной службы ФСБ РФ о разнице между прибывшими и выбывшими из страны в период с 1999 по 2012 год. Она составляет 27,75 млн человек.

Если первый показатель явно не отражает реальной картины (что неудивительно – в отчетах Росстата о международной миграции отражаются лишь те, кто прибывает на постоянное место жительства, и даже по ним порядок учета подвергается критике), то второй, по меньшей мере, заслуживает внимания как ориентир для оценки масштаба явления.

Понятно, что он позволяет делать лишь косвенные выводы – в общей совокупности въездов и выездов на территорию РФ многие мигранты участвовали неоднократно, однако суммарный «перевес» прибытий над выбытиями подразумевает не число поездок, а конкретных оставшихся в России людей. Если на годовом интервале этот показатель дает большие погрешности, то за период в 14 лет он достаточно репрезентативен. Кроме того, при всех экспертных претензиях к адекватности данных пограничного контроля, последние достаточно точно отражают конъюнктуру миграционных потоков (например, фиксируют снижение иммиграции из основных стран-доноров в период экономического кризиса 2009 года).

Таким образом, при всех сложностях статистического учета речь идет о многомилионном контингенте внешних мигрантов, существенно влияющем на состав и структуру населения страны. Как уже было сказано, судя по статистике выдачи патентов, порядка 3/4 этого контингента составляют уроженцы государств Средней Азии с низким уровнем владения русским языком, культурными навыками, характерными для аграрной исламской глубинки, и минимумом профессиональных квалификаций.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.