7 Отставка фрондерская Как Лужков метил в президенты

7

Отставка фрондерская

Как Лужков метил в президенты

Из всех потенциальных участников предвыборной кампании Юрий Лужков выделялся упорным нежеланием признавать свои президентские амбиции. Но 30 сентября 1998 г. в Блэкпуле (Великобритания) на 97-м съезде лейбористской партии он признался, что будет баллотироваться: »Если я увижу, что те немногие, у кого есть шанс быть избранными, не смогут разумно и правильно управлять страной, я приму участие в выборах президента». Лишь слабостью федеральной власти можно объяснить, отчего Лужкова тогда не вынудили уйти в отставку.

Несмотря на популярность в Москве, до времени Лужков, будучи еще «неизбранным губернатором», демонстрировал преданность Борису Ельцину и о президентстве даже не заикался. Однако после оглушительной победы на выборах мэра 16 июня 1996 г. с результатом более 89%, Лужков отчего-то перестал впрямую отвечать на вопросы об участии в выборах-2000.

Тогда же городские власти приступили к выполнению глобальных задач: распространению влияния Москвы на регионы, превращению Лужкова в деятеля всероссийского и даже международного масштаба, созданию политической силы, на которую можно было бы опереться.

Два года Лужков трудился в поте лица. Он помогал морякам Севастополя, дружил с Белоруссией, спасал договорами с Москвой отечественных производителей, проводил Юношеские олимпийские игры, объединял российских мэров – словом, зарабатывал авторитет. Параллельно Лужков занимался партийным строительством. Проведя в Госдуму экс-главу Федеральной пограничной службы Андрея Николаева, он сделал на него ставку как на лидера своего избирательного движения. Освоившись с ролью депутата, Николаев создал движение «Союз народовластия и труда» и начал готовиться к парламентским выборам.

Сам же Юрий Лужков продолжал открещиваться от президентских амбиций. Хотя их ему приписывали постоянно (как минимум с 1994 г.), а анализировать тщательно начали приблизительно с 1997-го.

Среди всех реальных претендентов на президентское кресло Юрий Лужков имел, наверное, самые четкие, последовательные и оригинальные экономические воззрения. Лужков себя экономистом, разумеется, не считал, но его экономическую идеологию очень легко вычислить по многочисленным выступлениям, да и просто по тому, что он делал в Москве. Идеологии Лужкова в городе даже воздвигли памятник. Понимал ли Лужков смысл деяний основателя Петербурга или нет – неважно. В любом случае он относился к Петру с восхищением. И это можно объяснить родством душ.

В основе экономических воззрений Петра I лежало специфическое отношение к Западу. Царь совершенно не понимал Запад – да и не желал понимать. Петра заботило только одно: управляемая им отсталая Россия должна в кратчайшие сроки превратиться в богатую и сильную державу.

Юрий Лужков также никогда не скрывал презрения к заимствованным на Западе экономическим теориям. Не случайно он так страстно обличал «дикий и безудержный монетаризм» Анатолия Чубайса. Не случайно отказывался признавать право частной собственности на землю в городах, давая понять, что российские граждане для реализации своего конституционного права еще не созрели. А вот сделать Россию богатой и сильной он хотел, наверное, всегда (так же, как заботился о богатстве и влиянии Москвы в качестве мэра).

При этом он сумел не восстановить против себя и провинциальных политиков, хотя сфера финансовых интересов московской мэрии простерлась далеко за пределы Москвы. Отношение губернаторов к московскому мэру походило на отношение племянников к богатому дядюшке – наследства он, конечно, не оставит, но на жизнь средств подбросить может. Они действительно считали его «лучшим московским градоначальником всех времен и народов». Даже помпезное празднование 850-летия Москвы не вызвало у них провинциального раздражения – «на свои гуляет».

С источниками денег на выборы у Юрия Лужкова, действительно, проблем не предвиделось. В разное время в финансировании столичных проектов успели принять участие едва ли не все крупнейшие отечественные банки. Колода особо приближенных к московскому правительству банков непрерывно тасовалась, но в деньгах ему редко отказывали даже не слишком обласканные им финансовые институты.

Культивируемая им система взаимоотношений с банками позволяла также рассчитывать на поддержку таких разных банков, как Московский банк Сбербанка России, Инкомбанк, «СБС-Агро», ОНЭКСИМбанк, МЕНАТЕП, Мост-банк, Межпромбанк, Альфа-банк, Мосбизнесбанк, «Империал», Токобанк, Промрадтехбанк, Пробизнесбанк, Собинбанк.

Попутно Юрий Лужков создавал практически медиаимперию под своим контролем. Основной его медиаарсенал был сосредоточен в холдинге «Медиа-Центр СММ», который являлся частью концерна АФК «Система». В «Медиа-Центр СММ» входили издательский дом ЗАО «Метрополис» (газеты «Россия», «Культура», «Литературная газета» и «Метро»), ЗАО «ТРК "ТВ-Система"», ОАО «Концерн "Радио-Центр"», ЗАО «Народное кино» и ОАО «Рекламное агентство "Максима"».

Однозначным успехом московского мэра можно было считать запуск канала «ТВ-Центр». В консорциуме «ТВ-Центр» правительство Москвы имело 67% акций, часть которых – у АФК «Система». Кроме одноименной телекомпании, в консорциум входили метровый телеканал, кабельный телеканал «ТВ-Центр-Столица» и спутниковый проект «Метеор ТВ». Еще московское правительство контролировало компанию «Телеэкспо». Но наиболее мощным медиаресурсом предстоящей кампании мог (и должен был) стать холдинг «Медиа-Мост» (канал НТВ), возглавляемый Владимиром Гусинским, с которым после размолвки 1995 г. отношения уже вполне восстановились.

В последние месяцы лета 1998 г. подготовка Лужкова к президентской кампании вошла в заключительную стадию. Все дружественные ему политические силы («Партия самоуправления трудящихся» Святослава Федорова, «Союз реалистов» Юрия Петрова и т. д.) так или иначе вступили в союз с движением Николаева. Последний, в свою очередь, стал осуществлять главную политическую задачу – «создание левоцентристской коалиции», то есть объединение с симпатизирующей Лужкову КПРФ. Этот союз сделал бы Лужкова фаворитом предвыборной гонки.

Старания Николаева увенчались успехом: он подписал с Зюгановым соглашение о совместной деятельности. Лидер компартии поддержал идею Лужкова о создании «левоцентристского союза». Почувствовав свою силу, Лужков решил, что пришло время объявить о своем участии в выборах президента. Тем более, что одно из главных препятствий – возможное участие в выборах Бориса Ельцина – было практически снято. В тот же день, когда Лужков сделал свое заявление на съезде лейбористов в Блэкпуле, Госдума проголосовала за поправки к закону о выборах президента, предложенные депутатами фракции «Яблоко». Суть поправок состояла в том, что одно лицо «не может быть избрано президентом России более двух раз подряд».

1 октября 1998 г. московский мэр еще раз подтвердил, что всерьез метит в президенты. Несмотря на переполох, вызванный его заявлением, обычно осторожный Лужков не стал отыгрывать назад. Он сказал, что его слова «абсолютно ясно отражают» его намерения, и почти дословно повторил свое выступление. Он также подтвердил свою приверженность идее создания левоцентристской коалиции и близость к позициям КПРФ.

Российские политики, комментируя заявление Лужкова, говорили первое, что приходило в голову: «Мы давно этого ждали». Андрей Николаев, выступая на пресс-конференции в Москве, призвал Бориса Ельцина объявить о проведении досрочных парламентских и президентских выборов не позднее сентября 1999-го. По словам Николаева, страна не выдержит «еще два года тяжелейших испытаний, бьющих по ее основам, по каждому из нас». А потому Ельцин должен «отказаться от политических амбиций и объявить о готовности передать власть новому законно избранному президенту до истечения предусмотренного срока полномочий».

19 ноября 1998 г. Юрий Лужков объявил и о создании своей партии. Он провел заседание оргкомитета нового общественно-политического движения «Отечество».

К 15:00 толпы журналистов осадили вход в «высотку» на Новом Арбате, куда съезжались чиновники мэрии и члены новой партии. Журналистам было сказано, что внутрь их не пустят. Однако в 15:10 партийцы вдруг передумали и провели прессу вдоль стенки зала, где собрался цвет «Отечества». Журналисты взглянули на членов движения, сидящих за круглым столом, а потом служба безопасности начала их выгонять. Журналисты возмущались, в дверях образовалась давка, барышни завизжали. Наконец все стихло. Юрий Михайлович вышел на трибуну.

Его речь была похожа на доклад генсека на пленуме КПСС. Он поругал реформаторов, разваливших страну, и рассказал об успехах капитализма в одной отдельно взятой Москве. Чтобы наконец обустроить Россию, и создавалось движение «Отечество».

Собрание было очень представительным. Там были губернаторы: Новосибирской области – Виталий Муха, Ярославской – Анатолий Лисицин, Нижегородской – Иван Скляров и Мурманской – Юрий Евдокимов, глава республики Коми – Юрий Спиридонов.

Все выступающие присягали на верность Юрию Михайловичу и жаловались на развал страны. Лишь немногие ораторы понимали, зачем они собрались, и пытались обсуждать избирательные технологии. Председатель Российского медицинского общества Татьяна Дмитриева предостерегала Юрия Лужкова: «Москва – это еще не Россия. И нам только предстоит завоевывать регионы».

Большинство ораторов ругали предложенный Лужковым вариант программы «Отечества».

Иосиф Кобзон рассказал о том, что на Кубани уже существует общественная организация «Отечество», и во избежание путаницы предложил подумать о другом названии. Например, «Движение Лужкова». В ответ по залу прошел гул, и Кобзона никто не поддержал.

Бывший министр внутренних дел Анатолий Куликов сообщил, что привел в партию Лужкова целое общественное движение, которое недавно создал, – «Ратники отечества». Видимо, чтобы войти в образ ратника, милиционер отпустил бороду.

Председатель Конгресса русских общин Дмитрий Рогозин – именно его вкупе с зампредом думского комитета по промышленности Степаном Сулакшиным (автором идеи «левого центра») следовало считать главным организатором «Отечества» – предложил свою формулу избирательного кредо Юрия Лужкова: «Мэр России». Это была единственная идея насчет того, какие лозунги предложит партия Лужкова избирателям.

Некоторые выступления выглядели просто карикатурно. Например, на заседание зачем-то пригласили бывшего маршала СССР Виктора Куликова. Он поведал о том, что Организация Варшавского договора «обеспечивала мир во всем мире», и предложил Лужкову опираться на армию и военно-промышленный комплекс.

Единственным здравым выступлением была речь председателя профсоюза судостроителей России Владимира Мартынова. Ему не давали слова, но он встал и взял его силой. Профбосс ужаснулся происходящему: «Такие протокольные мероприятия мы уже проходили. В 1995 г. наш профсоюз вместе с Союзом труда шел на выборы. Мы так же уверяли друг друга в собственной победе. И в итоге набрали 1,6% голосов. Так что организаторы "Отечества" сразу же закладывают неуспех. Нельзя петь дифирамбы друг другу. Надо действовать».

Однако Юрий Михайлович к Мартынову не прислушался. В заключительном слове он долго благодарил собравшихся за «оказанное доверие». Чувствовалось, что мэр доволен. Тылы Рогозину и Сулакшину была призвана обеспечить, как и ожидалось, московская корпорация «Система» во главе с Владимиром Евтушенковым, по выражению знающих его людей, «самым устойчивым олигархом послекризисного времени».

Когда один из членов окружения Лужкова понял, что эти люди и есть «орггруппа» «Отечества», он схватился за голову: «"Система" валит Лужкова! Чем больше дерьма они наберут сегодня, тем лучше им будет завтра – они хотят, чтобы он остался навсегда в Москве!». А один из членов оргкомитета «Отечества» горько обронил: «Я не мог убедить Юрия Михайловича, что он должен был создать персонифицированную партию Лужкова, не прибегая к услугам этой мелочи».

Решение московского мэра создать движение по принципу коалиции карликовых партий объясняется просто: это давало ему возможность бесконечного маневрирования и манипуляций, что обеспечивало непотопляемость его политической платформы (того же генерала Андрея Николаева после долгих заигрываний даже не пригласили на заседание оргкомитета).

Впрочем, авторитет самого Лужкова в российской политике был далеко не карликовым. Более того, Лужков стал тем центром, относительно которого начали спешно выстраиваться левые и правые политики. Его присутствие настолько поменяло политическую систему координат, что всем прочим пришлось определять в ней свои места заново – причем теперь уже по отношению к Лужкову.

21 декабря движение «Отечество» приобрело необходимую для политической партии легитимность – провело первый съезд и зарегистрировалось в Министерстве юстиции. Теперь к началу президентской гонки все было готово.

Борис Ельцин предпринял попытку осадить ретивого кандидата – а в том, что Юрий Лужков обязательно выставит свою кандидатуру на выборах, уже никто не сомневался – и на встрече с руководителями ведущих российских телеканалов 24 января 1998 г. прямо намекнул на свое недовольство.

«Очень интересно, кто из претендентов, которые условно сами себя объявили претендентами – ведь кампания еще не началась, а кое-кто уже впереди паровоза рвется. Я лично думаю, что это его ошибка, а с другой стороны, это хорошо, что люди его лучше узнают, они его раскусят», – заявил президент.

Естественно, имени этого загадочного «его» Ельцин не назвал, предпочтя намеки: «Некоторые претенденты настолько хотят опередить себя, что забывают, в какое время они живут, – вы догадываетесь, о ком идет речь». Для тех, кто еще не догадался, Ельцин добавил: «Еще полтора года до выборов, а он уже считает себя президентом. Это и неприятно, это ему и не поможет на выборах. В этом я убежден».

Сам Юрий Лужков сохранял спокойствие, по крайней мере внешнее. Когда ему пересказали заявление президента, мэр предположил, что Ельцин мог подразумевать и его, и Геннадия Селезнева, и Геннадия Зюганова, и Григория Явлинского, и Александра Лебедя. «Правильнее было бы выяснить, кого именно имел в виду президент, у автора заявления, а не у меня», – сказал он. Впрочем, слова о том, что он занимается решением тех вопросов, которые «считает нужными», показали, что сдаваться Лужков не собирался.

Это понимали все. Виктор Черномырдин, яростно и едко комментировавший поначалу информацию о президентских амбициях московского мэра, к концу года сам начал искать к нему подходы. 28 декабря лидер движения «Наш дом – Россия» сам отправился на встречу со столичным градоначальником. Причем накануне экс-премьер вдохновенно рассуждал о перспективах сотрудничества с «Отечеством» вплоть до выдвижения единых кандидатов в избирательных округах на парламентских выборах. Лужков был сдержаннее: «Каким-то образом мы оценим политическую ситуацию… Ну и, пожалуй, все».

Переубедить мэра Черномырдину не удалось. После двухчасовой беседы он угрюмо констатировал: «Мы посмотрели политические вопросы. И у нас есть чем заниматься, и у "Отечества" есть чем заниматься. Мы договорились чаще встречаться».

А еще Черномырдин сообщил, что готов уступить «Отечеству» титул «партия власти». И грустно добавил, что если Юрий Лужков убережет возглавляемое им движение «Отечество» от титула «партия власти» – «это будет высший класс»…

А чуть раньше выходы на московского мэра прощупывал Сергей Кириенко, дистанцируясь от Чубайса и Гайдара. Переговоры о создании политического блока велись всю последнюю неделю ноября 1998 г. Для Лужкова бывший премьер-министр представлял особый интерес. Это единственный молодой политик, который может несколько «подправить» и «демократизировать» его имидж. Еще раньше Лужков пытался договориться о сотрудничестве с Борисом Немцовым, но не получилось.

В начале 1999 г. мэр продолжил укреплять свою коалицию. Он проводил переговоры с Геннадием Зюгановым и Григорием Явлинским. Свое странное, на первый взгляд, решение о привлечении в союзники политических антиподов мэр объяснил следующим образом: «В стране есть только три стратегические силы: КПРФ (нравится это кому-то или нет, но это серьезная и влиятельная сила), "Яблоко", и, простите, "Отечество"». Конечно, имел в виду Юрий Лужков и резкое усиление позиций Евгения Примакова, и то, что государственная власть в начале 1999-го оказалась на краю пропасти. Весной московский мэр заговорил об «агонии» Кремля, и многие ельцинские сторонники в кулуарах признавались, что мэр нашел самое точное слово.

У погрязшего в интригах и абсолютно деградировавшего от постоянных кадровых зачисток президентского аппарата все валилось из рук. Кремль был не в состоянии довести до конца ни одну из своих комбинаций. Вершиной бездарности и беспомощности президентского окружения стала история со Скуратовым. После того как Совет Федерации отказался утвердить отставку генпрокурора, некоторые кремлевские обитатели всерьез рассуждали о том, когда Кремлю выгоднее сдаться Лужкову.

Хотя в какой-то момент показалось, что две доверительные встречи с Борисом Ельциным перетянули мэра Москвы на сторону президента. Приняв окончательное решение отправить Примакова в отставку (что и произошло 12 мая) – Ельцин тоже не мог не заметить его усиления – президент приступил к активному поиску союзников, на которых он сможет опереться при роспуске правительства, и по сути принялся заново отстраивать свою знаменитую систему «сдержек и противовесов».

Ключевым событием апреля стало второе за месяц приглашение в президентские покои Юрия Лужкова. Ельцин одним жестом превратил Лужкова из Золушки в принцессу, из изгоя и «врага президентской семьи» в личного фаворита и мощного сторонника. И Лужков, воодушевленный новым союзничеством, стал швырять в сторону Белого дома свои «чернильницы»: несмотря на законопослушные песни о «недопустимости дестабилизации работы правительства», он регулярно напоминал об «абсолютном отсутствии экономической политики» у примаковского кабинета.

Такое впечатление, что Лужков только и ждал, когда Кремль взглянет в его сторону. Как бы мэр ни задирал администрацию, в своей критике президента он никогда не переступал опасной черты. Даже его высказывания на самую подлую в глазах Ельцина тему досрочной отставки по болезни при внимательном изучении выглядели вполне невинно на общем оппозиционном фоне.

Аккуратный Лужков обычно лишь предлагал «самому президенту определиться со здоровьем». И констатировал, что безнадежно больным чиновникам лучше бы увольняться с государственной службы. На том, что безнадежным больным является именно Ельцин, мэр не настаивал никогда.

А после выступления Ельцина с президентским посланием, которое все политики назвали последним, Лужков сделал откровенный реверанс в его сторону: «Почему это последнее послание? У Бориса Николаевича еще в следующем году будет возможность выступить с посланием!»

То, что Лужков откликнулся на первый же зов Ельцина, объясняется тем, что при Примакове мэр, не принадлежащий к старой номенклатуре, едва ли мог рассчитывать даже на вторую роль. То есть партию примы Лужков рассчитывал получить только из рук Ельцина.

При этом московский мэр совершенно не обольщался на счет своих перспектив в качестве премьер-министра (куда его активно начали прочить сразу после второй встречи с Ельциным). Серьезные подозрения у мэрских советников вызывали истинные намерения главы кремлевской администрации Волошина, который во время сентябрьских пикировок 1998 г. по кандидатурам премьера был, как и Юмашев, ярым противником Лужкова. И, как утверждает один из апокрифов, даже родил крылатую фразу: «Лучше Пиночет в президентах, чем Лужков в премьерах» – как известно, «русским Пиночетом» почитатели опального кремлевского комбинатора Березовского величали Александра Лебедя.

Легко читалась вполне ельцинская комбинация: сначала с помощью московского градоначальника убрать Примакова, потом взвалить на него ответственность за экономическую ситуацию, а в довершение всего окончательно рассорить с Ельциным и отправить в отставку.

Возможно, поэтому, приняв благосклонность Ельцина, Лужков совершенно не собирался сворачивать с намеченного пути. А во время голосования в Совете Федераций по отставке генерального прокурора Юрия Скуратова 21 апреля он ясно продемонстрировал, что в гипотетическом союзе с Борисом Ельциным собирается преследовать только свои интересы.

В администрации президента до последнего момента не могли поверить, что две доверительные встречи с Борисом Ельциным не заставили мэра отступиться от Скуратова. Хотя понять, что с Лужковым «что-то неладно», можно было уже за пару дней до голосования. Ведь председатель Мосгордумы Владимир Платонов, неустанно твердивший о поддержке генпрокурора, вообще никогда не противоречил мэру.

Для принятия скуратовской отставки не хватило всего 29 голосов, а 4 бюллетеня были признаны недействительными. То есть «мэрская четвертушка» (по неофициальным подсчетам, столичный градоначальник контролировал в верхней палате до 25 голосов) и могла бы, при его желании, спасти положение. Но, скорее всего, Лужков заранее решил, что для будущей избирательной кампании ему совсем ни к чему репутация кремлевского прихвостня. Во время закрытого заседания, когда Скуратов посетовал, что, несмотря на голосование сенаторов, его все равно не пустят в ген прокурорский кабинет, Лужков, буквально захлебнувшись от праведного гнева, заявил, что он и его коллеги по сенату не желают служить ширмой для Кремля.

Спровоцировав очередное отклонение скуратовской отставки, Лужков добился для себя качественно нового положения среди российской политической элиты. На следующий день после скуратовского заседания наиболее влиятельные главы регионов, осознав радикальные изменения в расстановке политических сил (в частности, резкое ослабление Ельцина), заключили с Лужковым официальный союз. На заседании оргкомитета нового регионального блока «Вся Россия» было объявлено о его возможном объединении с лужковским «Отечеством». Избирательные движения Юрия Лужкова, Минтимера Шаймиева и Константина Титова приняли решение выступать на выборах единым блоком.

Кремлю, долго и нудно мусолившему в своих недрах идею создания региональной партии, осталось этот союз только благословить, несмотря на то, что это решение поставило под вопрос не только право президента единолично формировать правительство (в случае, если лидерам регионов удастся завоевать в декабре Думу), но и возможность выбирать себе преемника.

После этого Лужков дал понять, что поддержка Скуратова была для него лишь тактическим ходом. Как намекнул мэр, он готов переменить мнение, но только «разнеся это во времени». Иными словами, отставка Скуратова возможна, но не тогда, когда это нужно Ельцину, а тогда, когда это будет нужно самому Лужкову.

Убедительно отстояв свои «апрельские тезисы», Юрий Лужков вновь занялся партстроительством. В мае, ко второму съезду движения «Отечество», он закончил формирование своего предвыборного штаба.

Руководителем его стал вице-спикер Госдумы Артур Чилингаров. В политсовете «Отечества» он отвечал за связь с Госдумой и парламентские выборы. Поэтому логично, что предвыборный штаб возглавил именно он. Кроме того, как члену политсовета, ему удобнее вести отчетность перед Лужковым. Впрочем, многие считали это назначение чистой формальностью. Подчиненные Чилингарова говорили «об Артуре» снисходительно, подчеркивая, что в случае чего замена начальника не поставит под угрозу работу штаба в целом.

Главным заместителем Чилингарова стал Евгений Савостьянов. Он возглавил центральную структуру штаба – Фонд президентских программ. Этот фонд был создан правительством Москвы, АО «Московский комитет по науке и технике» и рядом близких к столичной мэрии структур еще к выборам 1996 г. Тогда через него проходили основные потоки официальных предвыборных денег.

Бывший заместитель главы администрации президента Евгений Савостьянов доказал свою верность московскому мэру еще в сентябре 1998-го, отстаивая перед Валентином Юмашевым кандидатуру Лужкова на пост премьера российского правительства. Лужков добра не забыл: Савостьянов стал в штабе «номером два».

Вторым заместителем Чилингарова стал зампред политсовета «Отечества» 35-летний Вячеслав Володин. Он пришел в лужковское движение с поста вице-губернатора Саратовской области. Говорят, на родине Володин так быстро пошел в гору, что губернатор Аяцков испугался и поспешил сплавить своего перспективного заместителя в Москву. В штабе «Отечества» Володин должен был взять на себя обеспечение федеральной кампании движения, составление федеральных и региональных списков кандидатов.

В области выборов Володин имел большой практический опыт: в 1994-м он прошел по списку блока «За народовластие» в саратовское законодательное собрание, где стал вице-спикером и курировал именно выборы. А в 1996 г. – участвовал в губернаторской избирательной кампании Аяцкова. Говорили, что «без Володина в Саратовской области нельзя было избрать ни одного человека». Губернатор Аяцков назвал его «одним из лучших стратегов в России по проведению выборов».

Аналитический центр штаба возглавил президент фонда «Политика» Вячеслав Никонов. Он отвечал за прогнозы, обобщение результатов соцопросов, мониторинг прессы, разработку тезисов публичных выступлений и т. д. В качестве политического консультанта Никонов сотрудничал с Сергеем Шахраем и его «Партией российского единства и согласия» на выборах в Госдуму первого созыва. В 1995-м – работал с блоком Ивана Рыбкина. В 1998 г. – консультировал на выборах губернатора Красноярского края Валерия Зубова и президента Башкирии Муртазу Рахимова. Традиционно участвовал в разработке ежегодного послания президента России Федеральному собранию.

Руководитель аппарата движения «Отечество» Виктор Мишин не попал в штаб, потому что допустил серьезную ошибку. Он стал слишком быстро усиливать свои позиции в движении и в один момент получил сразу четыре аппаратные должности. Это Мишина и подвело. Он вызвал ревность в коллегах по политсовету и тем самым лишил себя заместительской должности в штабе, уступив ее Володину. Теперь Мишин был вынужден выполнять вспомогательные функции, обслуживая управление Володина и фонд Савостьянова.

Кстати, знакомство Мишина с Савостьяновым состоялось при весьма примечательных обстоятельствах. В августе 1991-го они оказались по разные стороны баррикад: Савостьянов в числе активистов-демократов штурмовал здание ЦК КПСС, а Мишин в числе прочих коммунистических функционеров в срочном порядке оттуда эвакуировался.

За освещение предвыборной кампании в прессе и на телевидении отвечал Александр Батанов, заместитель Савостьянова, а по совместительству – заместитель гендиректора канала «ТВ-Центр».

В 1996 г. Батанов был членом сразу двух предвыборных штабов – ельцинского и лужковского. В первом он занимался рабочим графиком президента и работал с Татьяной Дьяченко. Во второй попал после того, как сошелся с управделами мэра Москвы Василием Шахновским: тот сделал его своим заместителем в предвыборном штабе мэра. На этой работе Батанов познакомился с главой АО «Московский комитет по науке и технике» и АФК «Система» Владимиром Евтушенковым.

Непосредственно политическими технологиями в штабе занимался еще один заместитель Савостьянова – гендиректор компании «PR-система» Олег Савельев. Эта компания создавалась специально под выборы (25% принадлежит Владимиру Евтушенкову). Помимо технологической поддержки выборов «PR-система» должна была привлекать субподрядчиков, чтобы обеспечить лужковской кампании более широкий региональный охват.

Вместе с Савельевым работали Константин Костин («Рекламный мир» и ряд других издательских проектов) и Игорь Писарский (рекламное агентство «Рим»). Все трое были известны на рынке PR, рекламы и предвыборных технологий. В 1995 г. Савельев начал предвыборную кампанию в штабе НДР, в 1996-м стал главным технологом в президентском штабе Олега Сосковца. Его же команда обслуживала переговоры Ельцина и Лебедя после второго тура последних президентских выборов. Костин занимался связями с общественностью финансовой группы МЕНАТЕП. Он и Писарский участвовали в раскрутке проектов 850-летия Москвы и Юношеских олимпийских игр.

У Ельцина же свободы для маневра практически не осталось – 12 мая в отставку был отправлен Евгений Примаков, и вакантное место главного врага, что было совершенно естественно, занял московский мэр.

«На выборах в Госдуму, когда бы они ни состоялись – вовремя или досрочно, у Кремля будет две основные стратегические задачи. Первая – не пустить в Думу коммунистов. Вторая – сделать так, чтобы в ней было как можно меньше депутатов от "Отечества"», – заявил корреспонденту журнала «Власть» высокопоставленный сотрудник кремлевской администрации. Окружение президента Ельцина объявило Лужкову и его сторонникам войну.

«Сейчас отношение к Лужкову в Кремле такое же, каким оно было в разгар правительственного кризиса в сентябре 1998 г., – констатировал собеседник журнала со Старой площади. – Тогда, во время противостояния с Березовским, который хотел видеть на посту премьера Черномырдина, Лужков стал в окружении президента врагом №1 ».

Но одно отличие от сентября все-таки было. Кремль не собирался просто тихо ненавидеть Лужкова, он собирался его уничтожить – как мэра, как лидера «Отечества» и как политика. Давление ожидалось беспрецедентное. Прежде всего необходимо было развенчать славу Лужкова как образцового градоначальника. Для этого годились любые способы, вплоть до подталкивания Москвы к дефолту, реальная опасность которого летом 1999 г. озвучивалась многими экспертами.

Однако, тем не менее, шансы помешать Лужкову на выборах мэра были все же невелики. Поэтому для Кремля было крайне важно не допустить роста влияния столичного градоначальника в регионах. «Администрация президента потребовала у Шаймиева отказаться от Лужкова. Вот почему на съезде "Всей России" никто из делегатов даже не заикался о едином блоке с "Отечеством", хотя это считалось чуть ли не решенным делом», – были уверены в окружении мэра.

Причины для беспокойства у лужковцев были. Во время встречи с неформальным лидером «Всей России» Минтимером Шаймиевым Борис Ельцин (уже в конце беседы) дал понять президенту Татарстана, что блокировка его движения с лужковским «Отечеством» нежелательна. Шаймиев якобы не стал ничего обещать президенту, но к сведению его слова, естественно, принял. Ельцин даже объявил о готовности пойти на расширение полномочий субъектов Федерации. Было понятно, что губернаторы вряд ли откажутся от такого подарка ради Лужкова. Или, по крайней мере, серьезно задумаются.

Наступление, которое администрация президента повела наиболее успешно, – аппаратная борьба с мэром Москвы. Вскоре у Лужкова не осталось своих людей ни в Кремле, ни в Белом доме. Он стремительно терял остатки того небольшого влияния, которое у него было в правительстве Примакова.

При Александре Волошине единственным человеком в администрации, который пытался наладить отношения Лужкова с Ельциным, был Олег Сысуев.

«Сысуев действительно очень много сделал для того, чтобы президент встречался с мэром. Он же организовывал встречи Лужкова с Волошиным. С его уходом в администрации этим не будет заниматься никто», – такое мнение высказал «Власти» человек из ближнего окружения мэра. В руководстве администрации президента не осталось никого, кто считал бы, что с Лужковым необходимо продолжать диалог.

Несмотря на попытку Сергея Степашина оставить Георгию Боосу портфель министра по налогам и сборам (рассказывают, что Лужков активнейшим образом лоббировал интересы своего протеже), Кремль не позволил премьеру это сделать.

Это признал и сам Боос, сказавший, что причиной его отставки была репутация человека Лужкова.

Для мэра отсутствие своих людей на федеральном уровне обернулось еще и потерей дополнительных источников дохода. А администрация тем временем расставляла на всех постах, связанных с поступлением «живых» денег (Минтопэнерго, Пенсионный фонд, Министерство по налогам и сборам, «Росвооружение» и пр.), своих людей.

К лету у Кремля появился неожиданный союзник. В конце апреля лидер движения «Новая сила» экс-премьер Сергей Кириенко понял, что его предвыборная парламентская кампания может быть проиграна, даже не начавшись. Объездив несколько регионов, Кириенко убедился, что его рассуждения о «самостоятельном сословии» и «принципах общественного договора» в провинции мало кому интересны. Единственная возможность заинтриговать избирателя – придумать нетривиальный рекламный ход.

И он был придуман довольно быстро. Поскольку единственным политиком, которого никто, даже принципиальный Григорий Явлинский, не осмеливался критиковать, был мэр Москвы Лужков, Кириенко решил привлечь к себе внимание нарушением этого негласного табу. Привлекательность этого хода заключалась еще и в том, что после критики московского мэра можно было развернуться со своей экономической программой. К тому же столицу традиционно не любят регионы; значит, на их поддержку можно будет рассчитывать.

Сергей Кириенко ухитрился обойти на повороте готового кандидата в мэры Москвы от Кремля – лидера движения «Вперед, Россия!» Бориса Федорова. Федоров, который, будучи министром по налогам и сборам, лично искал фальшивую водку, требовал билеты у водителей «маршруток» и добивался честной уплаты налогов Филиппом Киркоровым, с точки зрения Волошина, на роль оппонента московского градоначальника подходил идеально.

Однако Кириенко предпринял лихой маневр – выступил с критикой Лужкова в ночном эфире «Итогов» 30 мая и объявил о своем намерении претендовать на кресло мэра. Так он опередил всех конкурентов и устроил себе настоящую рекламную акцию. За это он заплатил тем, что его стали считать ставленником Кремля.

Люди, хорошо знающие Лужкова, утверждают, что, вернувшись из отпуска, он был взбешен, что нашелся политик, который не только посмел его критиковать, но и решил побороться с ним за голоса москвичей. То, что мэр нервничает, было заметно невооруженным взглядом. Чем, как не расшатанной нервной системой, можно объяснить такое примерно высказывание мэра: мол, Всевышний хочет, чтобы я победил, и потому посылает мне такого соперника.

Не полагаясь до конца на Всевышнего, Лужков прибегнул и к вполне земным методам борьбы.

Пресс-секретарь мэра Сергей Цой собрал у себя журналистов, аккредитованных при московской мэрии, и задиктовал им антикириенковский текст, который с минимальными различиями вышел потом в четырех газетах одновременно.

Когда первые эмоции улеглись, окружение мэра осознало, что если Лужков будет и дальше так живо реагировать на каждое слово, сказанное Кириенко, то все решат, что он и впрямь считает его реальным соперником, что было бы просто глупо. И в мэрии принялись разрабатывать другую тактику: «Юрий Михайлович будет демонстрировать спокойствие и выдержку. Пусть Кириенко приводит своих экспертов, открывает свои общественные приемные. Собака лает, караван идет», – сформулировал основной оборонный принцип Лужкова один из его соратников.

Через месяц правильность этого принципа оглушительно подтвердилась. Слухи о возвращении Евгения Примакова в активную политику чуть было не спутали все предвыборные альянсы. А разговоры о практически состоявшемся союзе Примакова с Лужковым многих повергли в панику. Началось с того, что «Отечество» распустило слухи о якобы сделанном Примакову предложении возглавить партийный список на думских выборах.

«А уж ближе к президентским выборам Лужков с Примаковым разберутся, кто из них будет первым, а кто вторым», – пояснил глава аналитического центра предвыборного штаба «Отечества» Вячеслав Никонов.

Минтимер Шаймиев выразил убежденность, что если Примаков и вернется в большую политику, то только рука об руку с его движением или движением Лужкова.

В силу обстоятельств Примаков сразу после своего назначения главой правительства стал идеальной фигурой для консолидации старой номенклатуры, считающей себя обделенной властью и собственностью. И летом 1999 г. было понятно, что если и Лужков, и объединение регионального начальства «Вся Россия» сойдутся на кандидатуре Примакова, то такая «партия власти» действительно станет непобедимой. Против нее не решится выступить ни КПРФ, ни, разумеется, «Правое дело».

Между тем на медийном предвыборном поле начиналась настоящая информационная война. Причем медийно-олигархической она выглядела лишь поначалу, когда Белый дом и Кремль пытались дистанцироваться от расширяющегося конфликта, развязанного ОРТ и НТВ. Дескать, Березовский и Гусинский борются между собой – Гусинский опять хочет денег, Березовский – как можно сильнее ослабить конкурента, чтобы как можно выше подняться самому.

Только эта борьба была лишь частностью. Главную битву вел Кремль. И две из трех ее целей непосредственно касались московского мэра. Для начала (возможно, в качестве пробного шара) была начата операция под кодовым названием «Жена Лужкова».

Кремль мог сколько угодно делать вид, что не причастен к расследованию ФСБ, ФСБ могло сколько угодно утверждать, что на фирму Елены Батуриной чекисты вышли случайно и что «пока» никакого криминала в ее действиях не обнаружено. Но факт налицо: общественность узнала, что у Лужкова жена не просто добропорядочная домохозяйка, а довольно оборотистый бизнесмен, уставивший своими пластиковыми креслами стадион «Лужники» и спокойно отдавший $1 млн за приватизацию своей фирмы.

На не слишком богатый электорат (на голоса которого рассчитывал Лужков) это должно было произвести неприятное впечатление – одно дело, когда мэр – хозяйственник, и совсем другое – когда его молодая жена миллионами ворочает…

Далее Кремль собрался всеми доступными способами отобрать у Лужкова третий по охвату населения общенациональный канал. Или же отобрать канал у Гусинского. Планы банкротства НТВ и его последующей национализации обсуждались в Кремле вполне серьезно. Летом 1999 г. задача была признана труднорешаемой – пророчества Березовского о большой крови при переделе собственности могли сбыться даже раньше срока.

Тем не менее Гусинскому дали понять, что если он не откажется от поддержки Лужкова, будет продолжать «поливать грязью» Кремль и угрожать дефолтом Минфину, кремлевские стратеги вполне могут вернуться к идее банкротства. Тем более что Борис Березовский, как говорят, страстно поддерживал эту идею. Правда, аналитики считали, что все эти планы являются лишь частными элементами более глобальной задачи – захвата контроля над «Газпромом», но к мэру Москвы это уже имело весьма опосредованное отношение.

Тем более, что в августе Лужков – вроде бы – победил окончательно и бесповоротно. Когда лужковское «Отечество» слилось с шаймиевской «Всей Россией», казалось, что Кремль проиграл все, что мог. А когда Примаков согласился возглавить ОВР, ответ на вопрос, кто будет следующим президентом, показался очевидным. В стране возникла новая политическая реальность: вместо беспроигрышного даже при слабом Кремле противостояния Ельцин-КПРФ появилось очень опасное – Лужков и Примаков против Ельцина. Мощная некоммунистическая оппозиция могла стать гибельной для президентского окружения.

И ему, этому окружению, не могло не быть по-настоящему страшно. Только от страха можно начать действовать столь решительно и даже нагло. На этом авантюристическом запале удалось и создать кремлевский блок, и начать беспощадную компроматную борьбу с конкурентами, после которой информационная война олигархов 1997 г. за «Связьинвест» кажется невинной забавой.

После почти полугодового небытия на телеэкранах вновь возник «телекиллер» Сергей Доренко и набросился на Лужкова. Для начала в своей программе Доренко, ссылаясь на информацию журнала «Культ личности», сообщил, что личное состояние главы московского правительства составляет порядка $300–400 млн. Московский градоначальник – традиционно – подал в суд. И на телеведущего, и на журнал.

«Первой на это сообщение отреагировала моя жена, которая сразу поинтересовалась, почему я скрываю от нее такие суммы и где я их прячу, – поведал Лужков "Интерфаксу". – Если бы Доренко подсказал мне, где лежат эти деньги, я был бы ему очень признателен, а за клевету я признателен ему быть не могу». Моральный ущерб юристы мэра оценили в 5 млн руб.

Журналист продолжал высказываться – он отправлял Лужкова в отставку (3 октября 1999 г.), демонстрировал с вертолётов недвижимость Лужкова в Подмосковье, и фото Лужкова и криминального «авторитета» Япончика… Сумма претензий градоначальника выросла до 450 млн руб. Кроме того, мэр потребовал опровержения всех доренковских выпадов.

В результате в декабре 1999 г. суд обязал ОРТ в 7-дневный срок опровергнуть ряд высказываний, «порочащих честь и достоинство» Юрия Лужкова. А моральный ущерб, по мнению суда, мэр явно преувеличил. Суд постановил взыскать с ОРТ 50 тыс. руб., а с Сергея Доренко – 100 тыс. руб.

В конце сентября в Москве было официально объявлено о начале кампании по выборам мэра. И Юрий Лужков в полной мере прочувствовал, чем грозит попытка погнаться за двумя зайцами сразу.

Во-первых, альянс Лужков-Примаков оказался не очень прочным. В окружении московского мэра не скрывали: решение принято, и Лужков не намерен уступать дорогу в Кремль никому. Даже Примакову. В кулуарных беседах системообразующие московские чиновники подчеркивали, что заблуждений насчет статуса Примакова в предвыборном альянсе быть не должно: «То, что его сделали начальником ОВР, – это еще совсем не значит, что он стал начальником над нами. По сути, ведь мы сейчас академика тащим на думские выборы на закорках, потому что идти самостоятельно он не в состоянии. Но это – только до декабря. Дальше, если он захочет в президенты, ему придется слезать с наших плеч и идти самому. С его-то радикулитом!»

Во-вторых, в самом окружении мэра нашлись достаточно мощные силы, не желавшие отпускать его «из Москвы в Кремль». Для решительного похода за президентским креслом мэру была необходима мощная команда президентского уровня. Лужков предпринял попытку ее создать, с дальним умыслом предоставив московскую крышу кремлевским изгоям – Ястржембскому, Кокошину, Савостьянову и другим политикам, не только знакомым с кремлевской кухней, но и на практике знающим, как делается власть на федеральном уровне.

Однако мичуринская прививка «молодой ветви» к старому московскому «пню» не прижилась. Степень раскола в лужковской команде осенью 1999-го превосходила даже кремлевские стандарты. Старые лужковские приближенные – Шанцев, Цой, Евтушенков – не на жизнь, а на смерть боролись с новобранцами за «доступ к телу».

Проблема Лужкова заключалась в том, что московские «патриоты» из его окружения, по большому счету, вообще боялись отпускать его на президентство. У них не было гарантий, что, став президентом, Лужков вытащит московскую «олигархию» на федеральный уровень. Ведь если бы Лужкова привела к победе новая, экс-кремлевская команда, то, по логике столичных чиновников, именно ей, а не «старожилам» достались бы все ключевые места в новой федеральной власти. Но главное – московский партхозактив готов был подписаться на раскрутку Лужкова в президенты только при стопроцентной уверенности в победе. Иначе из-за погони за кремлевским журавлем они рисковали бы потерять даже московскую синицу.

В общем, противоречивость лужковской команды делала ее не просто «тянитолкаем», а «тянитолкаем», пытавшимся сесть на два стула. Вернее – на два трона.

В такой обстановке пришедшая в Москву террористическая война серьезнейшим образом ухудшала политические перспективы градоначальника. При этом он был просто вынужден тесно сотрудничать с Кремлем и правительственными структурами – когда идет война, не время сводить счеты с тем, с кем оказался в одном окопе.

Кремлевские идеологи моментально этим воспользовались. В телеобращение, которое Борис Ельцин зачитал в середине сентября, не случайно было вписано: «Мы понимаем, как трудно сейчас московской мэрии, Юрию Михайловичу Лужкову. Я окажу ему всю необходимую помощь и поддержку в эти нелегкие дни».

Парой нехитрых слов Ельцин надолго нейтрализовал антикремлевскую риторику Лужкова, на которой, собственно, и строилась его предвыборная тактика. Президент продемонстрировал отзывчивость и незлопамятность, а как против такого бороться? А уж перед тем, кто, почти как отец родной, забыв прежние обиды, оказал тебе «помощь в эти нелегкие дни», и вовсе оставалось только снять кепку.

Предложенный Евгением Примаковым компромиссный вариант дележа власти в случае победы если и помог, то не очень сильно. В начале октября Примаков изложил свою концепцию новой конституции России из семи пунктов. Самое главное предложение председателя координационного совета блока ОВР состояло в том, чтобы ввести пост вице-президента. Целесообразность новой должности потенциальный кандидат в главы государства объяснил так: «Когда был в МИДе, наблюдал картину: тридцать послов выстраивались в очередь и вручали верительные грамоты Ельцину. Надо же о представительских функциях подумать…»

Примаков не стал уточнять, кто именно (он сам или Юрий Лужков) будет осуществлять исключительно представительские функции. Но очевидно, что только введение поста вице-президента решало проблему, которая после выборов в Думу могла разрушить альянс экс-премьера и мэра Москвы. Вице-президентский пост вполне мог бы удовлетворить эти амбиции. В итоге долго не говоривший ни «да», ни «нет» Лужков 26 ноября в Финляндии произнес решающую фразу: «Я не претендую на президентский пост».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.